Флора Шрайбер - Сивилла

Когда настало время расставаться, Пегги, вставая с кушетки, любезно сказала:

— Вы знаете, мы ведь встречались раньше.

— На прошлой неделе, — подтвердила доктор. — Здесь.

— Нет, — возразила Пегги. — Мы познакомились в Омахе. У окна. Так же, как встретились здесь. Я рассказывала вам про себя в Омахе, но вы меня не узнали. Я сказала вам, что я Пегги, а вы подумали, что это прозвище Сивиллы.

Когда Пегги ушла, в голове у доктора родилось множество вопросов. Пегги рассердилась на то, что Стен послал Сивилле письмо, извещающее ее о разрыве отношений. Значит ли это, размышляла доктор, что, хотя Сивилла не знает о существовании Пегги, они тесно связаны друг с другом и что Пегги несет на себе эмоциональный груз переживаний Сивиллы?

Пегги заявила, что Сивилла не умеет сердиться, зато она умеет это делать. Была ли Пегги защитной реакцией Сивиллы от собственного гнева? Была ли ярость, с которой кулак Пегги бил оконное стекло, воплощением того, что подавляла в себе Сивилла? Доктор понимала, что ей придется узнать гораздо больше до того, как она сможет убедиться в правильности этой гипотезы. Возможно, она перегружает себя интуитивными догадками. Так или иначе, в ее сознании настойчиво и требовательно всплывали вопросы.

Неожиданно представив себе Пегги, одиноко идущую по улицам, доктор Уилбур почувствовала тревогу. Пегги, личность уверенная в себе, должна бы суметь позаботиться о себе. Однако когда она сказала: «Мать Сивиллы не позволяет ей» — так, будто мать все еще жива, она ясно продемонстрировала, как и во время предыдущего визита, что не отличает прошлое от настоящего. К тому же Пегги молода. Как она ориентируется на улицах Нью-Йорка? Доктор Уилбур надеялась, что девушка доберется домой невредимой. Домой? Это был дом Сивиллы.

Пегги Болдуин, она же иногда Дорсетт, покинув офис доктора, и не собиралась возвращаться в общежитие.

— Я хочу куда-нибудь отправиться, — бормотала она вполголоса, выходя через парадную дверь здания на Парк-авеню. — Я хочу делать то, что мне хочется.

Широкая улица с островками рождественских елок, на которых искрились остатки снега, сверкающие лимузины, привратники с такими яркими, блестящими на солнце пуговицами — все это завораживало ее. Все это так отличалось от Уиллоу-Корнерса. Пегги поспешно поправила себя: ей следует признать, что теперь она живет в этом чудесном городе вместе с Сивиллой. Но вот дом ее — в Уиллоу-Корнерсе.

«Интересно, каково живется людям в этих чудесных домах?» — размышляла Пегги. Сивилла собиралась в один прекрасный день стать кем-то. Когда ей это удастся, она сможет позволить себе иметь дом с привратником, у которого блестящие пуговицы. Пегги хотелось быть похожей на всех этих важных людей, делать множество разных вещей в разных местах.

Она решила немного прогуляться, поглядеть, поприсматриваться, прочувствовать окружение. Существовало столько вещей, о которых хотелось узнать. Вот почему она всегда и прислушивалась, стараясь уловить своими ушами все происходящее. Она частенько посещала самые разные места просто ради того, чтобы узнать, что там происходит.

Направляясь в сторону Мэдисон-авеню, Пегги смотрела на витрины магазинов, мимо которых проходила, — витрины с собольими палантинами, с чудесными трикотажными костюмами, с нежно-розовыми ночными рубашками, с черными свитерами джерси над красными и белыми хлопчатобумажными юбками, перехваченными черными вельветовыми поясами. Она обожала красивые вещи, но не решалась купить что-нибудь в таких дорогих заведениях. Она просто смотрела.

Бар на Западной 44-й, мимо которого она прошла, был еще одним местом, куда Пегги не решалась заходить. Но она могла смотреть на находившихся в нем людей, делавших в этот день после Рождества то, что, как ей было известно, никто не делал в Уиллоу-Корнерсе.

Оттуда вышли двое мужчин. Один уставился на нее и спросил:

— А как насчет этого?

«Насчет чего?» — удивилась Пегги, сурово глядя на него. Мужчина рассмеялся. Смех обидел ее. Когда люди смеялись, Пегги была уверена, что они смеются над ней. Она быстро пошла прочь, но успела услышать замечание, которое бросил этот мужчина своему приятелю:

— Очень независимая, а?

«Да, очень независимая», — твердила Пегги, мчавшаяся, обгоняя собственный гнев. Чертовски независимая. Она не собирается что-то от кого-то принимать. Она умеет постоять за себя.

Забыв об инциденте, она пошла медленней и в конце концов оказалась в большом универмаге. Пройдя по широкой лестнице наверх, она попала на какую-то железнодорожную станцию, как можно было судить по вывеске — на Пенсильванский вокзал. «Ого, — подумала Пегги, — да я могу отправиться куда угодно». На вокзале она нашла место, где можно было перекусить. Она любила поесть.

Закончив ланч, Пегги оказалась у книжного киоска, рассматривая какой-то роман про врачей. Ей лично не очень нравились все эти истории про врачей, но Сивилла их любила.

Сивилла. Как могла эта милая рыжеволосая дама перепутать ее с Сивиллой? Неужели ей не ясно, что Пегги и Сивилла — не одно и то же? Неожиданно Пегги рассмеялась вслух. Люди обернулись в ее сторону.

Люди. Она могла расплакаться, начав думать обо всех этих людях. Иногда, размышляя о людях, она ощущала себя потерянной и одинокой. Слишком много было неприятных людей, а неприятные люди сердили ее. Она знала, что сердиться нехорошо, но многое приводило ее в гнев. Гнев ее был пурпурным и фиолетовым.

Этот длинный барьер заставлял ее чувствовать себя маленькой. Пегги прошла через турникет, преодолела длинный коридор и вышла к месту, где продавали билеты. Она шагнула к окошечку. Женщина за окошечком выглядела неприятно. Пегги уверенно сказала:

— Я не обязана покупать у вас билет!

Нехорошо было так безумно сердиться, но она все-таки это допустила.

— Билет, пожалуйста, — попросила она, подойдя к другому окошечку.

— До Элизабет? — спросила эта другая дама.

Пегги кивнула в знак согласия. Почему бы и нет? Она видела, что множество людей ждет, когда дадут сигнал проходить. Ей хотелось первой пройти через ворота, но хотя она спешила, в очереди оказалась только пятой.

В следующий момент она обнаружила, что сидит в ресторане возле железнодорожной станции и заказывает горячий шоколад. Когда она спросила официанта, не в Элизабет ли она находится, тот странно взглянул на нее и сказал: «Ну конечно». Забавно, но она не знала, каким образом попала сюда. Последним ее воспоминанием было то, как она проходит через ворота на Пенсильванском вокзале. Наверно, предположила она, на поезде ехала Сивилла или кто-нибудь из этих других. «Какая разница! — подумала Пегги. — Я купила билет до Элизабет, и вот я здесь».