Флора Шрайбер - Сивилла

С большинством этих детей она ходила в детский сад и хорошо знала их всех. Это были те же самые дети, но они были не такими, как тогда, когда она видела их в последний раз. Одеты не так, как в третьем классе, и выглядели крупнее, чем тогда, когда она ушла на похороны бабушки. Как это могло случиться? Как все дети могли мгновенно вырасти?

Бетси Буш, как всегда спокойная и уверенная, тянула руку, чтобы ответить на вопрос учительницы. Она вела себя так, будто не происходило ничего особенного. Да и все остальные дети тоже. Никому из них, судя по всему, и в голову не приходило, что что-то здесь не так. Зачем бы Бетси отвечать на какие-то вопросы, если мисс Хендерсон — не их учительница?

Взгляд Сивиллы упал на страницу лежавшей перед ней раскрытой тетради. Она решила сосредоточиться на этой странице и забыть про всю эту чепуху. Но сделать этого ей не удалось, потому что на странице была какая-то бессмыслица и в нынешнем ее настроении тетрадь вызвала еще больше страха. Там было множество записей, но она их не делала. Там была выполненная домашняя работа, которую Сивилла не делала, но она заметила, что работа оценена на «отлично». Чем больше она принуждала себя не придавать всему этому значения, тем больше пугалась.

Она изо всех сил старалась закрыть глаза на чужую учительницу, на классную комнату, окна которой выходили не туда, куда надо, на детей, выросших сверх нормального размера и одетых в странную одежду, которой они никогда прежде не носили. Ничего не получалось.

Сивилла почувствовала странное желание исследовать себя. Неужели и у нее «другая» одежда? Не стала ли и она больше? Глаза ее опустились на собственное платье. Оно было из желтого муслина с зеленой и фиолетовой отделкой, столь же незнакомое, как и одежда на других детях. У Сивиллы такого не было, она не помнила, чтобы мать покупала его. Она не носила его раньше и не надевала сегодня с утра. На ней было платье, которое ей не принадлежало, и она сидела в классной комнате, в которой не должна была сидеть.

Никто, видимо, не считал, что происходит что-то необычное. Третьеклассники продолжали отвечать на вопросы о вещах, о которых Сивилла никогда не слышала. Она не понимала ни слова из сказанного.

Часы над учительским столом показывали без двух минут двенадцать. Скоро ее должен спасти звонок. В ожидании его она сидела охваченная паникой. Наконец прозвенел звонок и она услышала высокий нервный голос учительницы:

— Класс свободен.

Сивилла решила остаться на месте. Она боялась двигаться, боялась думать о возвращении домой. Остальные же дети, суетясь и смеясь, побежали в раздевалку. Мальчики пробирались вперед, расталкивая девочек локтями.

Сивилла видела, как дети уходят, быстро покидая раздевалку. Она была уверена в том, что они расхватали свои плащи как попало, не соблюдая никакого порядка. То, как они вели себя, пугало и ошеломляло.

И без того напряженная, она еще больше напряглась, наблюдая за ними. Мисс Торстон умела поддерживать дисциплину, и в ее классе не случилось бы такой безумной суматохи. Зато Сивилла всегда слышала, что мисс Хендерсон не умеет держать в руках класс. Судя по поведению детей, ей вдруг показалось, что это, в конце концов, и должен быть класс мисс Хендерсон.

Все это пролетало в ее сознании с такой скоростью, что она была не в состоянии сделать какие-то разумные выводы и совершить единственный осмысленный поступок — отправиться домой. Когда она пришла в себя, классная комната была пуста. Уверившись в том, что остальные дети действительно ушли, Сивилла медленно встала и еще медленнее потащилась в раздевалку.

В раздевалке выяснилось, что она не одна: мисс Хендерсон надевала там свой плащ. Слишком поздно отступать.

Помещение это было точно таким же, как третий класс, только на противоположной стороне здания. Вообще, все классные комнаты и все раздевалки были похожи. Ничего незнакомого здесь не было.

На вешалке оставалась висеть лишь какая-то плотная куртка из клетчатой ткани. Сивилла никогда не видела ее раньше, но подошла, чтобы рассмотреть поближе. Она поискала метку с именем, чтобы выяснить, кому принадлежит куртка. Мисс Торстон всегда требовала, чтобы дети приносили в школу метки со своими именами: одна из них пришивалась к одежде, а другая приклеивалась под крючком на вешалке. Ни под крючком, ни на куртке метки не было. Мисс Хендерсон собралась выходить.

— Сивилла, — спросила она, — почему ты не надеваешь куртку? Что случилось? Ты не собираешься домой на ланч?

Вместо того чтобы ответить, Сивилла продолжала смотреть на незнакомую куртку, думая, что нет ничего удивительного в том, что мисс Хендерсон знает ее имя. В таком маленьком городке, как Уиллоу-Корнерс, все знают всех.

Мисс Хендерсон повторила:

— Ты не собираешься домой на ланч?

Тогда, чувствуя на себе взгляд мисс Хендерсон, Сивилла наконец надела куртку. Куртка сидела на ней отлично. Мисс Хендерсон вышла. Но Сивилла еще некоторое время слонялась по помещению, пока не уверилась в том, что учительница ушла достаточно далеко и не встретится с ней на лестнице.

Сивилла медленно покинула старинное школьное здание из красного кирпича. На ближайшем углу через дорогу стоял большой дом с черными ставнями. Ее дом. Прежде чем пересечь проезжую часть, она осмотрелась — не видит ли ее кто-нибудь. Удостоверившись, что никто на нее не смотрит, она перешла улицу.

Топ, поджидающий на парадном крыльце, рыкнул в знак приветствия. Сивилла быстро потрепала его по загривку и проскользнула в дом. Ей хотелось оказаться внутри, среди знакомых вещей. Не терпелось убедиться в том, что все это замешательство, происшедшее в школе, как-то затухнет дома.

Однако в небольшой прихожей ее надежды рухнули. Когда она вешала клетчатую куртку в стенной шкаф, выяснилось, что она не помнит ни одного из предметов одежды, которые там висели. В глаза лезло что-то незнакомое — красное, зеленое и желтое. Резко отвернувшись от шкафа, Сивилла стала подниматься по лестнице к верхней спальне, где жили бабушка с дедушкой во время последней болезни бабушки. Дополнительная дверь в эту комнату была заложена кирпичом и заштукатурена; странно, что они сделали это так быстро. В гостиной обнаружилось, что некоторая бабушкина мебель перекочевала сюда. Как быстро все переставили! А что это на полке? Радио! Они колебались по поводу покупки радио, так как дедушка говорил, что оно — дело рук дьявола.

Из кухни ее окликнула мать:

— Это ты, Пегги? Поздно ты сегодня.

Опять это прозвище. Мать, которой не нравилось имя Сивилла, придумала звать ее Пегги Луизиана. Когда она была послушной или веселой, то есть нравилась матери, мать называла ее Пегги Луизиана, Пегги Лу, Пегги Энн или просто Пегги. Видимо, сегодня она нравилась матери.