Флора Шрайбер - Сивилла

— О чем? — спросила доктор.

— Как это получилось?

— Что получилось?

— Что мы отличаемся.

— Отличаетесь? — переспросила доктор.

— Ну, — пояснил Майк, — остальные ведь девушки. Но я парень, как и Сид.

— Вы живете в теле женщины, — напомнила доктор Майку.

— Вовсе нет, — уверенно возразил Майк.

— Это просто так выглядит, — добавил Сид с той же уверенностью.

Критический момент прошел. Утвердив свое мужское начало, ребята стали наперебой рассказывать о том, кто они и чем занимаются. Судя по их описанию, у Сида была светлая кожа, темные волосы и голубые глаза; у Майка кожа была оливковой, волосы темными, а глаза карими. Сид получил свое имя от инициалов Сивиллы — Сивилла Изабел Дорсетт. Имя Майка происходило сразу из двух источников — от отца и деда. Оно появилось потому, что Уиллард называл свою дочь Майком каждый раз, когда она надевала рабочий комбинезон, и окончательно устоялось потому, что любимым выражением дедушки было «ради любви к Майку» [10] Непереводимая игра слов: английское выражение «for the love of Mike» может означать как «ради бога», так и «черт возьми». .

Майк и Сид рассказали о концерте, который они посещали с папой накануне, о том, как они помогают Сивилле с резьбой по дереву и скульптурой. Они рассказали о своей коллекции марок и о жизни в квартире Дорсетт — Ривз.

Сид, который сделал перегородку, выполнял для Сивиллы и ремонтные работы.

— Я чиню то, что сломалось, исправляю то, что нужно исправить, — объяснил Сид доктору Уилбур. — Сивилла никогда не знает, кто этим занимается. — Широкая улыбка осветила его лицо. — Знаете что, — сказал он, — я собираюсь раздобыть полдюжины ящиков из-под яблок и соорудить для Сивиллы книжный шкаф.

Нью-Йорк, жаловались ребята, почти не давал им возможности заниматься спортом, которым они увлекались в Уиллоу-Корнерсе, где, одевшись в свои синие джинсовые комбинезоны и в красные свитера, они целыми часами катались на роликовых коньках или бросали мяч в стену дома Дорсеттов. В Уиллоу-Корнерсе они, по их словам, наблюдали строительное чудо в исполнении подчиненных отца. Больше всего Майку и Сиду нравилось забираться на длинные веревочные качели и раскачивать их так, чтобы при движении вперед можно было достать до своего дома, а при движении назад — до соседского.

— Вот это было здорово! — сказал Майк.

— Посмотрели бы вы на нас тогда! — сказал Сид.

Жизнь в Уиллоу-Корнерсе шла, конечно, не безоблачно.

Символом разочарований был мегафон, которым другие ребята из школы пользовались во время спортивных соревнований, создавая шум на трибунах.

— Мы с Сидом никогда не пользовались мегафоном, — с сожалением сообщил доктору Майк, — потому что мы никогда не ходили на соревнования. Наш папа не брал нас.

Даже во время этой первой встречи с доктором Уилбур появились подсказки, которые помогли прояснить начальные слова Майка «Как так получилось?».

— Я похож на своего папу, — сообщил Сид. — Он строитель. Я тоже строитель. И ничуть не хуже, чем он.

Майк заметил:

— Дед был сильный, и я сильный. Он умел с одного удара загонять гвозди, и я умею ничуть не хуже, чем он. Он был крупный, и я могу быть крупным. Я не какой-нибудь сморчок.

Говоря это, Майк выпятил грудь, демонстрируя свои мужские качества. Наблюдая за этой пантомимой, доктор Уилбур осознала, что, хотя самая первая реплика принадлежала Сиду, в кабинет вошел именно Майк. Доктор поняла также, что брошенные намеки, подобно брошенным в воду камешкам, дают рябь в ответ на первый вопрос Майка. Она предположила, что Сид является идентификацией с отцом, а Майк — с дедушкой Дорсеттом.

Майк и Сид, которые были мальчиками в двадцатые и тридцатые годы в Уиллоу-Корнерсе, оставались мальчиками в конце пятидесятых годов в Нью-Йорке. Им была дана вечная молодость. Молодость с постоянным, хотя и неисполнимым обещанием того, что они станут взрослыми.

Когда они шли к двери, доктор была поражена тем, что они носили синие слаксы — нью-йоркский эквивалент синего комбинезона из Уиллоу-Корнерса.

Стать взрослыми для Майка и Сида, которые оставались мальчиками уже больше двадцати лет, имело конкретное значение: превратиться в мужчину. Через несколько недель они поделились остротой этого стремления с доктором Уилбур.

— В гараже было так темно, — сообщил доктору Уилбур Майк. — Чувствовалось, как пахнет опилками, стружками. В общем, хорошо пахло. Этот запах, он чистый. Там стояла такая длинная скамья с ящиком внизу, а в нем — книги, которые детям нельзя смотреть. Знаете, что еще было в том ящике? Женские хвостики.

Под «хвостиками» имелись в виду рыжие косы, память о молодости Хэтти.

— В этом ящике был грех, — заявил Майк. — Грех.

Когда он поднял на доктора глаза, в них горели озорные огоньки.

— Хотите, я вам кое-что скажу? — спросил он. — Я для смеху прикрепил себе эти косички. Я стал выглядеть как девчонка. Мне это не понравилось. — В его глазах мелькнуло что-то неуловимое. — Вы представляете, когда я приделал себе эти хвостики, я стал выглядеть как девчонка!

Майк ожидал, что доктор разделит его изумление, но поскольку она молчала, он доверительно продолжил:

— Мне не понравилось быть похожим на девчонку. Я не хочу быть неженкой и делать всякие грязные вещи, как наша мать. Я отцепил эти хвостики.

— Ваша мать не была хорошей девушкой, — ответила доктор. — Она была грязной девчонкой, это верно. Но знаешь, Майк, очень немногие девушки похожи на твою мать. Можно быть девушкой, но при этом не быть, как ты говоришь, грязной.

— Все равно я рад, что я не девчонка, — убежденно ответил он.

— А что ты имеешь против девушек?

— Никто их не любит. Вообще никто.

— Я люблю девушек.

— Ну, есть, конечно, хорошие девушки, — широко улыбнулся Майк. — Мне нравится Вики, да и Пегги Лу тоже о’кей. Но я рад, что я — парень.

— Ты говоришь, что ты парень, но сложен ты не так, как твой отец, верно?

Наступило молчание — молчание, которое наконец нарушил не Майк, а Сид.

— Почти так, — ответил Сид.

— Как это «почти»? — спросила доктор.

— Руки, ноги и все прочее, — объяснил Сид.

— Да, Сид, руки и ноги — это верно. Но чем ты отличаешься от своего отца?

— Я не знаю, — ответил Сид.

— Есть что-нибудь, чем ты отличаешься от отца?

— Я не знаю.

— Так есть?

— Я же сказал, что не знаю, — сердито повторил Сид.

— А как ты сам считаешь? Как по-твоему, чем ты отличаешься от своего отца?

— Ну, — неуверенно признал Сид, — этого у меня не было, но будет. Когда я вырасту, это у меня отрастет.

— Сид, у тебя этого не было с рождения, в отличие от других маленьких мальчиков. Эта разница останется навсегда.

Сид задумался.

— Ну, — сказал он в конце концов, — я иногда делал вид, что я девчонка. Когда я делал это, женщина с седыми волосами смеялась. Никто не смеется, когда я парень, а значит, я и есть парень.