Флора Шрайбер - Сивилла

Весь этот уик-энд обе Пегги ворчали, Мэри плакала, Нэнси, Ванесса и Марсия бушевали. Сивилла, чувствуя, как ее собственное отчаяние сливается с отчаянием «других», сказала Тедди:

— Я сделала последний стежок на этом гобелене. Больше я пальцем о палец не ударю для украшения квартиры. Что толку? Доктор Уилбур больше не придет.

А Вики сообщила Тедди:

— В общем-то тебе не следует их осуждать. Отрыв от пентотала для них — величайшая потеря, которую им довелось пережить с тех пор, как умерла их бабушка.

В понедельник в кабинете доктора Сивилла потребовала:

— Дайте мне пентотала хотя бы вечером в среду, перед экзаменом по химии, он у меня в четверг. Тогда я буду в нормальной форме и смогу сдать письменный экзамен.

— Нет, Сивилла, — отказала доктор.

— Я так рассчитывала на пентотал! — умоляла Сивилла.

— Вы сильнее, чем вам кажется. Мы найдем другие, более безопасные и эффективные средства.

— Я этого не выдержу.

— То, что вы говорите мне, Сивилла, означает, что есть некоторые вещи, которые вы не можете выдержать в облике Сивиллы. В данный момент это справедливо, но не обязательно должно оставаться так, понимаете?

— Нет, не понимаю. Вы хотите, чтобы я диссоциировалась, — раздраженно ответила Сивилла. — Если я не диссоциируюсь, вы не сможете встречаться с Вики и со всеми остальными, которые так вам нравятся.

— Сивилла, — ответила доктор, — знали бы вы, как я довольна тем, что вы вообще не употребляете алкоголь. Если бы вы употребляли его, то стали бы алкоголичкой. Связь между бутылкой и материнской грудью очень реальна. Пентотал принес вам освобождение от материнской груди, как это делает алкоголь у алкоголиков. И совершенно ясно, что у вас выработалась пагубная привычка к пентоталу. Улучшение состояния не настолько значительно, чтобы оправдывать этот риск.

Снова отвергнутая, лишенная сладкой зависимости, которую ей дарил пентотал, Сивилла чувствовала полную безнадежность. Защита, выработанная ею против признания своих базовых проблем, исчезла, и теперь она была напугана пониманием того, что, возможно, приближается к реальным причинам своей болезни.

Вместе с этим пониманием возникала удушающая ярость, которую Сивилла ощущала, когда Хэтти Дорсетт беспричинно наказывала ее. Сивилле казалось, что доктор так же всемогуща, как Хэтти, и так же несправедлива. Теперь, как и в прошлом, Сивилла считала себя наказанной, наказанной бессмысленно, жестоко и совершенно безосновательно.

Выйдя от доктора, Сивилла шла по какому-то безумному раскачивающемуся тротуару. Добравшись до дому, она приняла секонал и улеглась спать. А проснувшись, уткнулась лицом в подушку, не в силах встретить новый день.

И зачем ей встречать его? За что она боролась так тяжко и совсем одна? Выхода не существовало — в этом Сивилла была уверена.

В мае 1959 года некоторые «я» предприняли самостоятельные шаги к независимому будущему. Реагируя на эти атаки, Сивилла спрашивала себя, куда же она продвигается — вперед или назад — и движется ли она вообще.

В то майское утро Мэри проснулась, когда солнце заглянуло в квартиру. Она потянулась к некогда возникшей перегородке и смутно припомнила, что недавно совершила нечто такое, что делает эту перегородку ненужной.

Неожиданно перед ней, как картинки на экране, промелькнули соответствующие сцены. Дэн Стюарт, агент по торговле недвижимостью, спрашивал ее, стоящую рядом с ним на крыльце загородного дома в Кромпонде, штат Нью-Йорк:

— У вас большая семья?

— Я одинока, — прозвучал ее ответ.

Дэн широко улыбнулся:

— Тогда места здесь более чем достаточно. И много комнат для друзей. По уик-эндам вы сможете устраивать здесь роскошные вечеринки.

Уплатив то, что он назвал «задатком», Мэри выписала чек на пятьсот долларов в качестве первого платежа за этот дом, оцененный в двадцать две тысячи долларов.

Она уже хотела подписаться Мэри Люсинда Сондерс-Дорсетт, но вдруг вспомнила, что банковский счет принадлежит не ей, а Сивилле.

— Сивилла И. Дорсетт? — прочитал агент, изучая чек. — Вы не родственники Дорсеттов из Глен-Фоллза?

— Нет, — ответила она. — Я со Среднего Запада.

— Окончательное оформление сделки произойдет через пару недель, — сообщил он ей. — Я позвоню вам.

Вспомнив все это, Мэри оделась и отправилась в кухню.

— Я собираюсь упаковать вещи и уехать, — сообщила она Тедди за завтраком, — чтобы не путаться здесь под ногами.

Тедди подошла к Мэри и положила руку ей на плечо:

— Я не хочу, чтобы ты уезжала. Я хочу, чтобы ты оставалась со мной. Твое место здесь.

— Еще маленькой девочкой я всегда хотела иметь собственную комнату, — задумчиво ответила Мэри и после короткой паузы добавила: — У меня не было ее до девяти лет. Я всегда хотела уединения, но никогда его не имела. Иногда мне казалось, что меня вытесняют из дома.

Тедди оставила уговоры, но не забыла еще раз напомнить, что квартира на Морнингсайд-драйв всегда будет открыта для Мэри Люсинды Сондерс.

Оставшись одна, Мэри развела огонь в камине. Потом, устроившись у огня вместе с прикорнувшей рядом Капри, она принялась подшивать коричневато-фиолетовые шторы для спальни в загородном доме, который вскоре должен был перейти в ее собственность.

Через два дня Сивилла, стоя у почтового ящика, сунула в сумочку невскрытое письмо от отца, отметила кислой улыбкой письмо из клуба «Книги месяца», адресованное Марсии Дорсетт, а потом распечатала конверт из коричневой бумаги с обратным адресом своего банка. Ей сообщали, что она превысила свой кредит. Чек на сорок семь долларов, которым она вчера расплатилась в аптеке Хартли, не имел покрытия.

Сивилла пролистала погашенные чеки. Что за чек на пятьсот долларов? Она не выписывала чеков на такую сумму. Риэлтерская фирма «Эванс»? Никогда не слышала о такой. На более ранней стадии расщепления личности она посчитала бы появление чека, который не подписывала, какой-то загадкой, но теперь ей было ясно, что чек подписан кем-то из «других». Кем? В общем-то это было не важно. С точки зрения долларов и центов всех их звали Сивилла И. Дорсетт.

Когда Сивилле позвонил некий Дэн Стюарт и сообщил, что документы на покупку «ее» дома оформлены, она запаниковала. Поначалу доктор Уилбур ничем не могла ей помочь, только повторяла то и дело: «Как только вы поправитесь, это перестанет происходить с вами». Потом наконец доктор нашла адвоката, который, ссылаясь на «неполную вменяемость», избавил Сивиллу от обязательств, взятых Мэри. Доктор Уилбур, рассматривавшая приобретение Мэри дома как бегство от первичной сцены, считала, что его следует отнести к той же категории мотиваций, которая заставила парней построить перегородку и толкала Пегги Лу на побеги в поисках новых мест.