Юн Фоссе - Трилогия

Нет, отвечает Асле

тогда Алида отворяет ближайшую дверь, а когда Асле со свечой заходит туда, они видят маленькую комнатку с красивыми картинами на стене, стол и стулья и еще одну дверь, Алида открывает ее, и Асле входит туда со свечой, и оба видят каморку с кроватью, красиво заправленной, накрытой пледом

Недурной домишко-то, говорит Алида

Верно, говорит Асле

Недурной домишко, повторяет Алида

и скорчивается, говорит, что ей вдруг стало больно, очень больно, живот вдруг так заболел, говорит она, ужас как заболел, говорит она, так что ей, поди, пришло время родить, говорит она и испуганно смотрит на Асле, а он обнимает ее за плечи, помогает лечь на кровать в каморке, укрывает ее пледом, а Алида корчится, кричит и мечется, потом кое-как выдавливает из себя, что, видать, родит она и что Асле должен найти кого-нибудь, кто бы ей пособил

Пособил, говорит он

Я вот-вот рожу, говорит она

Ты должен найти повитуху, говорит она

Да, говорит Асле

и видит, что теперь Алида лежит спокойно, теперь она такая же, как обычно

Я вот-вот рожу, и ты должен привести кого-нибудь, кто мне пособит, говорит она

Кого, говорит Асле

Не знаю, говорит Алида

Но ты должен кого-нибудь найти, говорит она

В большом городе Бьёргвине сыщется, поди, кто-нибудь, кто мне пособит, говорит она

Да, говорит Асле

Повитуха, говорит он

а Алида опять кричит и мечется на кровати, и у кого же, у кого ему спросить, он ведь никого в Бьёргвине не знает, никого во всем огромном Бьёргвине, а Алида опять лежит спокойно, такая же, как обычно

Приведи кого-нибудь, говорит Алида

и опять кричит и выгибается дугой, так что живот ровно гора встает под пледом

Да-да, сейчас, говорит Асле

он выходит на кухню и в сени, потом на улицу, а на Инстегате уныло, сумрачно, льет дождь и, понятно, ни души не видно, вчера на улице народ кишмя кишел, а сейчас ни души, но ему надо непременно найти кого-нибудь, кто пособит Алиде, и он шагает по улице, не иначе как придется идти до самого Торга, там-то он, пожалуй, сыщет кого-нибудь, и он доходит до конца улицы, смотрит на Торг и там, впереди, видит вчерашнего Мужчину, того, что с тростью, в высокой шляпе, с бородатым лицом да в длинной черной шинели, он совсем близко, всего в нескольких метрах, идет навстречу Асле, и можно просто спросить о помощи, и потому Асле подходит к Мужчине и смотрит на него

Послушай, говорит Асле

Да, отзывается Мужчина

Ты ведь можешь, говорит Асле

Да, говорит Мужчина

Можешь пособить мне, говорит Асле

Пожалуй что и могу, говорит Мужчина

Жена моя вот-вот родит, говорит Асле

Я не повитуха, отвечает Мужчина

Но ты наверняка знаешь, где мне сыскать повитуху, говорит Асле

Мужчина стоит, не говоря ни слова

Да, тут, дальше по улице, живет одна старуха, наконец говорит он

Она уж точно сведуща в этаких вещах, говорит он

Давай спросим у нее, говорит он

и Мужчина неспешными короткими шагами идет вверх по Инстегате, шаг за шагом медленно, с достоинством идет по улице и перед каждым вторым шагом выбрасывает вперед трость, Асле идет чуть позади него и видит, что Мужчина направляется к тому домишке, где сейчас в каморке лежит Алида и кричит-мечется, и действительно, Мужчина останавливается перед домом, где Асле с Алидой нашли приют от дождя, и ветра, и темени поздней осени, и Мужчина стучит в дверь, стоит и ждет, потом оборачивается, смотрит на Асле и говорит, что Повитухи, видать, нет дома, стучит еще раз, опять стоит и ждет

Н-да, говорит Мужчина

Повитухи, как видно, нет дома, говорит он

К кому же еще обратиться, говорит он

Ага, есть еще одна Повитуха в Скутевике, говорит он

Н-да, говорит он

Ступай на Торг, оттуда на Брюгген и дальше, пока не дойдешь до Скутевики, а там опять спросишь, говорит Мужчина

и Асле кивает, благодарит, поворачивается и опять идет вниз по улице до самого Торга, пересекает площадь, минует Брюгген и идет дальше, а дождь все льет, и так холодно, а Асле все идет, идет, и добирается до Скутевики, и спрашивает, и узнает, где живет Повитуха, и стучит в ее дверь, она отворяет и соглашается пойти с ним, и идет с ним, и приходят они к домишку на Инстегате

Так ведь твоя жена в доме Повитухи, говорит Повитуха

Но коли эта Повитуха не может пособить, так и я, поди, не сумею, говорит она

и Асле отворяет дверь, зажигает свечу, отворяет дверь в горницу, Повитуха заходит внутрь

Она что же, в каморке, говорит Повитуха

и Асле кивает и говорит «да», а кругом тишина, из каморки ни звука не слышно

Останься здесь, говорит Повитуха

берет у него свечу, отворяет дверь в каморку, входит, закрывает за собой дверь, а кругом ни звука, таким тихим бывает лишь спокойное море, время идет, и время стоит без движения, а из каморки ничего не слышно, потом Асле слышит стук в дверь, идет в сени, отворяет и видит Мужчину в высокой шляпе, с бородатым лицом, с длинной тростью, в длинной шинели

Ты здесь, говорит Мужчина

Да, отвечает Асле

Жена моя рожает, говорит он

Но Повитухи не было дома, говорит Мужчина

и Асле не знает, что сказать

Это не она, тут другая Повитуха, говорит он

Не понимаю, говорит Мужчина

и тут раздается громкий вопль, ровно земля разверзлась, потом еще несколько криков, и Мужчина качает головой и медленно уходит прочь, вверх по Инстегате, Асле же выходит из дома и идет вниз по Инстегате, выходит на Торг, оттуда на Брюгген, идет и идет, потом возвращается на Торг и опять спешит на Инстегате, заходит в домишко, а там за столом на кухне сидит Повитуха

Ну вот, ты стал отцом, говорит она

Хороший мальчонка, говорит она

и Повитуха встает, идет в горницу, открывает дверь каморки, стоит на пороге и глядит на

Асле

А ты не знаешь, где здешняя Повитуха, говорит Повитуха

Нет, говорит Асле

Теперь можешь зайти в каморку, говорит она

и Асле входит в каморку, где на кровати лежит Алида, а подле ее локтя – сверточек с черными волосами

Ну вот и родился малыш Сигвалд, говорит Асле

и видит, как Алида кивает

Вот малыш Сигвалд и родился на свет, говорит он

и Асле видит, что малыш Сигвалд приоткрывает глазок, видит черный блеск в щелочке

Малыш Сигвалд, говорит Алида

и Асле стоит, а время идет и не идет, и он слышит, как Повитуха говорит, что ей пора обратно в Скутевику, теперь в ней здесь нет нужды, а Асле все стоит и смотрит на Алиду, а она лежит и смотрит, смотрит на малыша Сигвалда, и Асле подходит и поднимает малыша Сигвалда, поднимает высоко в воздух

Ну, право слово, говорит Асле

Мы опять одни, говорит Алида

Ты и я, говорит Асле

И еще малыш Сигвалд, говорит Алида

Ну, вот и поворот, и, как только повернет, он увидит фьорд, думает Улав, ведь теперь он Улав, а не Асле, и Алида теперь не Алида, а Оста, теперь они Оста и Улав Вик, думает Улав, а еще думает, что нынче ему надобно в Бьёргвин, дело у него там; он минует поворот и видит блеск фьорда, видит потому, что нынче фьорд полон блеска, иной раз фьорд впрямь блестит, и, когда блестит, в нем отражаются горы, а где нет отражений, он на диво синий, и синий его блеск неприметно сливается с белизной и синевой неба, думает Улав и замечает впереди на дороге человека, довольно далеко впереди, правда, но кто же это, вроде бы знакомый, пожалуй, где-то он его видал, может, все дело в сгорбленной осанке, хотя все ж таки у него нет уверенности, что он видал его раньше, и вообще, откуда здесь, на дороге в Бармен, взялся этот человек, обычно-то здесь ни души, и вдруг – на тебе, мужик этот, идет впереди по дороге, ростом невелик, скорее приземист, одет в черное, идет не спеша, чуть согнувшись, тихонько, нога за ногу, сгорбленный, словно размышляя на ходу, вот как он идет-шагает, на голове серый капюшон, и что ж это он идет этак тихонько, впрямь ведь тихонько, Улав-то нагонял его, хотя сам шагал не спеша, но ему неохота идти тихонько, хочется идти как можно быстрее, ведь ему надо в Бьёргвин, сделать то, что задумал, а потом поскорее вернуться домой, к Осте и малышу Сигвалду, однако можно ли просто, словно так и надо, обогнать этого человека, наверное, можно и нужно, думает Улав и, хотя идет тихонько, все равно приближается к прохожему; и как же этот человек тут очутился, ведь народ сюда вовсе не забредал, с тех пор как они живут в Бармене, никто здесь не появлялся, так отчего же этот человек идет впереди него по дороге, ровно препятствие какое, ведь коли бы сам Улав шел размеренно, в том же темпе, как сейчас, как обычно, он бы давным-давно нагнал прохожего, а еще меньше времени потратил бы, если б шел во всю прыть, мигом бы нагнал этого человека, но тогда пришлось бы пройти мимо него, а проходить мимо Улаву вовсе не хотелось, ведь тогда человек этот посмотрит на него, а чего доброго, еще и разговор затеет, ну а он, Улав, не ровен час, узнает его, ведь, может статься, и вправду с ним знаком или встречал его раньше, всякое может быть, а не то мужик этот, глядишь, узнает его, ведь коли сам он этого мужика не знает, тот-то вполне может его знать, натурально, может, аккурат потому сюда и явился, что разыскивал его, может, и по дороге шел, оттого что разыскивал, шел из одного места, где искал его, в другое, где тоже станет его искать, кажись, так оно и есть, думает Улав, мужик этот не иначе как ищет именно его, но почему, почему ищет, с какой стати, и почему идет так тихо, думает Улав и еще больше замедляет шаг, глядит на фьорд, на блестящую его синеву, и с какой такой стати, когда фьорд наконец-то полнится блеском, впереди, как нарочно, идет этот человек, черный, коренастый, сгорбленный, в сером капюшоне, чего он хочет, вряд ли ведь пришел с добром, да нет, быть такого не может, наверняка этому человеку ничего от него не нужно, с какой стати ему являться сюда и искать его, отчего он-то этак думает, отчего у него этакие мысли, думает Улав, ох, лишь бы прохожий этот не оборачивался и не смотрел на него, не желает он, чтобы тот его заприметил, но мужчина идет до того тихо, что и он сам поневоле идет так же; как вдруг прохожий человек останавливается, и Улав тоже останавливается, а останавливаться ему никак нельзя, он же в Бьёргвин идет, хочет поскорее добраться прямиком до Бьёргвина, сделать свое дело и воротиться домой, а стало быть, недосуг ему стоять да смотреть на прохожего впереди, лучше бы не стоять, а припустить бегом и вот так на бегу обогнать этого человека, а коли тот окликнет, не отвечать, бежать во весь дух, обогнать его и бежать дальше, дальше, невмоготу ему этак вот стоять, невмоготу этак вот идти, тихонько, нога за ногу, он этак не привык, всегда шагал энергично, если не бегом бежал, ведь иной раз и бежать случалось, хоть и не слишком часто, не-ет, так не годится, думает Улав и начинает идти привычным манером, размеренно, и все больше приближается к прохожему человеку, а когда нагнал, очутился рядом, тот глянул на него, и Улав увидал, что это старик, а Старик остановился