Игорь Шестков - Приложение к собранию рассказов в двух томах. Том 3. Пациент 35

Кроме этого вдоль всей Стены были вырыты бункеры и поставлены пограничные вышки. Водные границы были дополнительно оборудованы подводными крюками и другими приятными неожиданностями для возможных пловцов.

Вопреки распространенному мнению на Берлинской стене не были установлены столь успешные на внешней немецко-немецкой границе самострелы. Не было и минных полей.

По различным данным на Стене или из-за нее погибли от 136 до 206 человек.

Первой жертвой стала пятидесяти восьмилетняя Ида Зикманн, выпрыгнувшая в отчаянья из окна собственной квартиры с четвертого этажа дома на Бернауерстрассе, через который проходила граница между советским и французским секторами Берлина. 22 августа восточноберлинские власти забаррикадировали выход ее дома на западную сторону. На лестничной клетке ее уже ожидали полицейские. Госпожа Зикманн кинула из окна на тротуар все имевшиеся у нее пуховые подушки и прыгнула. Подушки не помогли — женщина разбилась насмерть. Не думаю, что эта одинокая женщина — выбрала свободу и отдала за нее жизнь, как писали тогда западные газеты. Мотивация ее была проста и человечна, единственная ее родственница, сестра, жила неподалеку, в западной части Берлина.

Я видел фотографию Иды Зикманн — это была миловидная старомодно одетая женщина. Меховое пальто. Кудряшки. Подкрашенные губы. Колье.

Второй жертвой Стены был 24-летний Гюнтер Литфин. Этот закройщик из восточной части Берлина работал в западной его части, снял там квартиру и собирался ее обставить… Узнав о том, что он отрезан и от квартиры и от работы, он спрыгнул с моста Хумболдхафен в канал Шпандау и поплыл к другому берегу. Восточногерманский полицейский убил его выстрелом в голову. Газета немецких коммунистов «Нойес Дойчланд» назвала Гюнтера Литфина «гомосексуалистом, проституткой и уголовником».

Третьей официально зафиксированной жертвой Стены стал 27-летний рабочий-трубоукладчик Роланд Хофф. Этот человек переехал из района Ганновера в Восточную Германию за несколько месяцев до постройки Стены. Есть же на свете чудаки. Устроился на работу.

13 августа выступил на производственном собрании против закрытия границы и был тут же уволен. 29 августа Хофф сумел замешаться в толпу рабочих, укреплявших береговые стены канала Телтов. Потом Хофф прыгнул в канал. Его тоже убили выстрелом в голову. Пресса ГДР комментировала это убийство так: Длинные руки поджигателей Холодной войны не смогли завершить свое грязное дело. Вошь на теле нашего рабоче-крестьянского государства была раздавлена до того, как смогла укусить…

Стена убивала не только восточных немцев.

11 мая 1975 года пятилетний мальчик, житель Кройцберга, упал в реку Шпрее. Пытался достать уплывающий мяч. Ребенок утонул — никто не решился спасти его. Люди знали — в реке их настигнут пули с другого берега. Потому что в этом месте река Шпрее, во всю свою ширину принадлежала восточной зоне. Труп ребенка подобрал восточногерманский водолаз-пограничник. Но не передал его на Запад — попытайся он это сделать. был бы тут же взят на прицел своими же коллегами, а унес его с собой на Восток, где труп ребенка был вскрыт и только потом передан по официальным каналам родителям мальчика в Западный Берлин. После этого случая западноберлинские власти огородили берега реки и каналов специальными заборами.

Последней жертвой Стены считается Винфред Фройденберг. погибший 8 марта 1989 года при попытке перелететь из Восточного в Западный Берлин на самодельном воздушном шаре, наполненном газом.

Я приехал в Берлин в апреле 1990 года. Приехал на поезде из серой, грязной и обнищавшей Москвы. Горбачев тогда явно повернул вправо, в его глазах все чаще мелькала злоба и растерянность — он явно терял власть и был не прочь, вопреки поздним его утверждениям, развернуть машину истории вспять и вернуться в застойное время.

Сейчас Горбачев чествуется на Западе как великий реформатор, разрушитель Берлинской Стены и Железного Занавеса, освободитель Восточной Европы и народов СССР от тоталитаризма и коммунизма. Мне же всегда представлялось, что Горбачев все это и в страшном сне не видел. И старался всеми силами предотвратить. Он действительно хотел исправить некоторые вопиющие недостатки советской системы. Позволил напечатать старые книги, снял частично цензуру в СМИ, ввел половинчатую гласность — и не заметил, что спровоцировал этим тотальный обвал советчины. Видимо он до конца не осознавал, что СССР не реформируем и держится исключительно на лжи и насилии.

В апреле 90-го мне мерещился новый тягостный застой или еще хуже — диктатура бывших партийцев и гэбэшников в союзе с — Памятью, реакционными попами и организованной преступностью… Нечто подобное действительно возникло, но на полтора десятилетия позже, в путинское время… А тогда…

Тогда, в апреле, я шел пешком к Чекпойнту Чарли на Фридрихштрассе в Берлине… Стоял теплый солнечный день. V меня было прекрасное настроение, которое не испортилось даже тогда, когда я увидел очередь примерно в две тысячи человек перед входом. Берлинская Стена в это время вовсе и не думала исчезать, наоборот, стояла в полной своей абсурдной неприкосновенности и охранялась пограничниками ГДР. только приказ о стрельбе по беженцам был отменен, а желающие перейти в Западный Берлин проходили, предъявив документы. через официальные пропускные пункты. Стоя в шумной и веселой очереди, состоящей из счастливых восточноевропейцев всех возрастов и рас, я пытался суммировать впечатления от Восточного Берлина, от впервые увиденной Стены. Серый, скучный. вонючий город с советской архитектурой и пустыми магазинами. Стена невысокая. Из скверного, местами облупленного бетона. Несолидная стена. На не закрашенных местах — цвета старых валенок или гнили…

Западного Берлина я еще не видел. Заметил только силуэты нескольких высоких домов. Разноуровневых, разнообразных, явно не похожих на московские новостройки. В голове неясно промелькнули полузабытые имена, понятия и картинки из книжки по архитектуре. Вальтер Гропиус. Мне ван дер Роэ, Баухауз, конструктивизм, органическая архитектура. Мифы и абстракции…

Очередь двигалась удивительно быстро — и вот, гэдээровский пограничник покрутил в руках мой краснокожий советский внутренний паспорт (другого у меня не было) и влепил в него штемпель — «пересек границу с ФРГ» в графе — «служба в советской армии и флоте». Сердце у меня ёкнуло, я представил себе, что будет, если я покажу паспорт с такой печатью в военкомате… Толстый американский негр даже не посмотрел на мой документ с серпом и молотом, а, брезгливо поморщившись, махнул мне рукой — вали, мол — и отвернулся.