Игорь Шестков - Собрание рассказов в двух томах. Том 2. Под юбкой у фрейлины

Борис поднял длинный указательный палец: «Слышите, «Градов» вроде больше не слыхать, стало быть они от стадии разрушения перешли к стадии созидания! А для этого им нужны люди. Вот они нас и арестовали».

Марк засмеялся и заговорил язвительно: «Как бы не так! Вы, гражданин Каневский, романтически настроенная личность. Евреи тоже так думали, когда их в Собибор отправляли. На работы, мол, поедем. Посмотрите на вещи трезво. Вы — собиратель марок, пенсионер и меланхолик. Розен, или как его, короче святой Антоний — писатель, болтун, такая же бесполезная как вы личность. Сплошная экзальтация. Извините, Антон, не обижайтесь, у нас тут тон вольный, потому как осталось нам все равно не много, чего уж теперь политкорректничать. Я — еще хуже вас обоих. Скрипач без скрипки. Поэт. Человек, живущий непонятно на что и непонятно зачем. Радикально лишний, и в России, и тут, и в джунглях Амазонки, в которых правда не бывал… Нет, тут что-то другое, мы им не для работы нужны, тут явно пакость какая-то затевается».

— Марк, вы гений. Так и есть… Погодите… Я по образованию физик, Антон, вы что заканчивали?

— Керосинку.

— Ага. а вы, Марк?

— Ничего не закончил, зато два раза начинал. Уже тут, в Германии, археологом хотел стать и дизайнером… все провалил как дядя Ваня.

— Не печальтесь, у вас все еще впереди. Или позади, что тоже неплохо. Однако, вот незадача. Никак мы в один узел не вяжемся. Давайте вместе подумаем, что у нас общего? Таак… начнем с главного… мы мужчины.

Марк прыснул в кулак и заметил: «Ну это еще надо доказать».

Борис сделал вид, что не расслышал реплику Марка, и продолжил: Мы эмигранты из бывшего СССР.

Пришлось вмешаться: Я уезжал не из бывшего, а из самого еще настоящего Советского Союза. Было, знаете ли, такое государство рабочих и крестьян. Гречку продавало гражданам. И сгущенку раз в квартал.

— Хорошо, хорошо, помним. Мы все оттуда. Все приехали по еврейской линии. Ага, вот оно — мы типичные иммигранты-евреи. И они действительно чего-то от нас хотят… Чего?

— Я еврей наполовину, а вы, Марк?

— На две трети.

— Так не бывает.

— Бывает. На свете все бывает, бывают евреи на две трети и на четыре, а бывают только на одну. Терпеть не могу этнического сюсюканья.

Утром пришел бугай Петр, выдал нам шесть бутылочек Колы и грамм шестьсот немецкого черного хлеба. Сводил в туалет. Подождал нас у выхода и отвел назад в клетку. Запер. Прежде чем ушел, заметил многозначительно: Сегодня, гниляки, вас ждет камуфлет. И посмейте только закукарекать или рожи скорчить, пришибу!

Борис еле слышно прошептал: «Кишен тохас».

Зашел и старлей, раздал нам зубные щетки, мыло, полотенца и отвел в душ. Попросил поторопиться. Попытку Бориса втянуть его в разговор пресек решительно. Сказал, что придет через двадцать минут и повезет нас подышать свежим воздухом.

— На экскурсию! Форма одежды парадная, — пошутил старлей и нехорошо улыбнулся, показав залезшие один на другой передние зубы.

Борис сострил: «На экзекуцию?»

Марк парировал: «На эксгумацию. Слюнявчик прихватите, господин Каневский, а то горлышко простудите… Ка-муфлетец случится изрядный!»

— Зубные щетки выдали, значит, сегодня не расстреляют, завтра же покрыто мраком неизвестности, — заметил Борис, вздыхая.

— Не завтра, так послезавтра. Для того и выдали, чтобы успокоить, а сами… пиф-паф… из бесшумного пистолета… и вы в раю, геноссе «Если-кто-то-кое-где-у-нас-порой».

— Вечно вы язвите, а у самого небось штанишки мокрые.

— Зато у вас они всегда сухие.

Обнаружил на краю поддона мою верхнюю одежду, зеленую куртку мешком, черную вязаную шапку, кожаные перчатки и тяжелые зимние ботинки, которые мы с Марикой купили прошлой зимой в «Линденцентре» на распродаже. Натащил все это на себя… и провалился в прошлое. А там все розовое. Розовая Марика хохочет и тащит меня в дурацкий магазин. Я надеваю розовые ботинки на розовые ноги.

Где-то ты теперь моя бедная старушка? Хоть бы какую весточку получить. Что, если не успела на корабль и застряла во Франции? Может, французы тебя назад в Германию вытолкали, и ты бродишь где-то в Шварцвальде бездомной сукой? Милая моя, жизнь с тобой была такой скучной, а без тебя так тяжело.

Старлей и Петя отвели нас к выходу из подвала. Там ждал военный джип с пулеметом на крыше. Всезнающий Марк пробурчал: «Батюшки, «Тигр!»

Бугай услышал и откликнулся: «Молчать, Штейн! Горб продырявлю».

Вот оказывается, какая у Марка фамилия. Ювелирная.

Почему горб? Ах да, Марк сутулый, как все худые высокие евреи. На вид Марку лет тридцать… носатый… глаза печальные, как у пса… до боли знакомый тип. Моя противоположность.

Нырнули в пахнущие русской казармой недра «Тигра». Старлей сел за руль, бугай Петя — рядом с ним. Помчались. Через узкие боковые окна мало что можно было разглядеть. А вид вперед загораживала огромная спина бугая в камуфляжной куртке. Видели только огонь, обоняли гарь… слышали редкие взрывы.

Через полчаса Тигр остановился. Мы вышли. И очутились перед воротами Мемориала советским войнам-победителям в Трептов-парке. Марк заметил индифферентно: Удобное место для расстрела. Можно тут же и закопать.

Петя опять взорвался: «Не бзди, тебя к героям не положат! У нас для гниляков другие места найдутся. На мусорке».

Затем наставил на нас автомат и сказал: Ну все, поперли, жиды. Шевелите ластами!

Мы пошли сквозь ворота. Моим друзьям по несчастью было явно не по себе. Боря грыз от страха ногти, странно дергался и покашливал. Марк смотрел вниз, сутулился и играл желваками. Мне было все равно.

Дошли до первого монумента. Скорбящая Родина-мать… С длиннющей косой на голове. Как у Тимошенко. Там нас ждал человек с камерой. И два солдата. У одного на плече висели два гранатомета, подствольный, немецкий и наш родной, РПГ, легендарная «семерка», с которой нас познакомил на занятиях по военной подготовке подполковник Яблоков, у которого ужасно пахли ноги и часто шла из носа кровь, у другого несколько упаковок-мешков с гранатами.

Старлей раздал нам зачем-то черные береты солдат танковых войск бундесвера, приказал надеть и скомандовал оператору: Бери группу жидов в кадр! Рожи снимай, чтобы потом узнать можно было. А вы не лыбьтесь, козлы, тут вам война, а не гулянки!

Потом взял у солдата немецкий подствольник, вручил Борису и гавкнул: «Целься в памятник! Не бойсь, не заряжен… Камера, бери в кадр жида с пушкой! Рыло покажи и палец на спуске и фигуру. Заснял? Хватит. Теперь остальные. Штейн, бери гранатомет! Так… У этого паяльник крутой, бери в кадр, подчеркни горб. Хватит. Теперь ты, жирный, давай, быстрее. Ухо крупначом, как у Баниониса. Так… Хорошо, теперь делом займемся».

Старлей отдал немецкое изделие солдату и взял родной РПГ, зарядил его кумулятивной гранатой, глянул в прицельное устройство, протер его, передал гранатомет Каневскому и приказал: Ну, дядя, давай, лупи вон по солдатам. Ну, по памятникам, козел. Выбери одного и лупи. А не выстрелишь, так тебе больше не жить. Петро, целься ему в затылок. На размышление даю двадцать секунд. Объектив, приготовься, и жида, и знамя бери. Начинаю отсчет. Двадцать, девятнадцать…