Моника Саболо - Саммер

Я подхожу к кромке воды, она зовет меня. Спокойно дышит, как спящее, а может, раненое животное.

Я вижу Джил: она сидит, голая, в кресле, машет руками, повторяя движения какого-то мужчины. Бернара Барбея? Господи боже. Джил водит рукой, показывая, как та скользит по голой материнской спине. Я вижу мать, замечаю, как непривычно сверкают ее глаза, когда она смотрит на Бернара Барбея. Вижу сестру в халате или футболке — она, заспанная, идет на кухню — и ловлю его пристальный взгляд. Мать нервно закуривает. Я закрываю глаза, чтобы отогнать невыносимые картинки, которые проносятся в моем воспаленном воображении.

Передо мной непроявленная фотография, оставленная в фотоаппарате. Пленка, скрутившаяся в темноте, как свернувшийся калачиком зверек. Снимок сделан, но рассмотреть его пока не удается.

Я вижу Саммер с Франком: они исходят по́том, их волосы перепутаны, они связывают тела любовников, как мокрые веревки; повсюду разбросана одежда, на журнальном столике валяются бутылки. Вижу мать: ее лицо искажает гримаса, как будто она получила удар током и, не издавая ни звука, вопит от боли. Как в замедленной съемке вижу отца: он бросается к сестре — она голая, лицо у нее горит, его заливают слезы, на фоне отцовской рубашки она кажется еще более нагой. Вижу его руки на ее бедрах, он сжимает их, на коже у сестры выступают красные пятна. Он держит ее, слишком крепко держит, слишком сильно прижимает к себе; я вижу, как ее грудь вжимается в отцовскую, низ живота прижимается к его брюкам, и у меня кружится голова.

Я склоняюсь над парапетом, мое лицо отражается в темной воде. Плеск от броска камня, история, нашептанная на ухо в постели.

На поверхности бродят тени.

Я вспоминаю фотографию, которую видел в женевской газете «Трибуна»: рыбак бережно, словно новорожденного, держит двухметрового сома. Он не верит своему счастью. Он сидит по пояс в воде на холмике из грязи, еле удерживает свою ношу, а под фотографией написано: «Огромный сом, пойманный в Женевском озере!», «Непонятно, откуда они появились. Кто их туда запустил?» Такая вот фотография, на которую вы долго смотрите, вам противно и интересно.

Черные кожаные перчатки рыбака.

Грязное пятнистое серо-зеленое тело рыбины.

Из разинутого рта свисают усы. Какой-то кошмар!

Огромная луна удивительно симметрично сменила солнце над озером. Негатив солнечного диска.

Ее голое безротое лицо как будто хочет что-то сказать мне, но слова теряются в дымке, которая ее закрывает.

Все вокруг, все планеты молча смотрят на меня.

Мир затих, чтобы я смог подумать.

Смог погрузиться в себя.

Я вижу рыбин из моих снов, розовых рыбин с усами, как у сома, но они телесного цвета.

Аквариум в комнате у Саммер.

Он включается, как телевизор в темноте.

Водоросли колышутся, вьются в потоке воды, и внутри — они, розовые рыбины. Они скукожились, стали с детскую ладошку.

Они целуют друг друга в губы в своей колыбели из растений.

А еще есть серебристые рыбины из моих снов. И еще огромные голубые с плавниками, похожими на паруса.

Я внезапно вспоминаю, что это целующиеся гурами и голубые неоны, бойцовские рыбки. Названия появляются где-то внутри моего черепа, как маленькие картонные карточки, сложенные в коробку, которую достаточно было открыть.

Озеро подрагивает в темноте. Вода и воздух нежно покачивают меня, как игрушку, которую надо аккуратно потрясти, чтобы из нее выпала застрявшая внутри жемчужина.

Вода движется неспешно, как и мои воспоминания. Там, в глубине, и в моем животе, что-то шевелится и дразнит: «Поймай меня, поймай меня, поймай».

Я свешиваюсь с парапета: те, что зовут меня из глубин то ли озера, то ли памяти, уже поднялись к поверхности; я различаю их силуэты в движении теней, я хочу до них дотронуться. Мое лицо овевает легкий свежий ветерок, он несет мельчайшие капли влаги.

Я вижу сияющую точку, выплывающую из темноты, она становится все больше. Теперь это шарик, который можно проколоть иголкой, и тогда оттуда вырвется свет и зальет все кругом.

Картинка обретает четкость постепенно, как при химической реакции.

Она яркая и контрастная, как свежеотпечатанная фотография.

Картинка, проявившаяся на чувствительной поверхности моей памяти.

Моя сестра в синей ночнушке, ей девять или десять лет, отец в пижаме. Волосы примяты со сна. Они сидят на крошечных деревянных стульчиках. Отец слишком велик и тяжел для хрупкой мебели.

Я вижу их со спины, они не двигаются.

Их освещает свет, льющийся из аквариума.

Двигаются только рыбки, шныряют в водорослях, к стеклу подплывает маленький чистильщик.

Я слышу, как гудит фильтр.

В этом аквариуме заточена жизнь. Плавники, искорки, дышащие рты. Там растут травы, на камешках лежат прозрачные икринки, ползают улитки. Все вокруг, все неодушевленные предметы: кровать, стол, крохотные деревянные стульчики и застывшие на них силуэты — лишь тени в темноте.

Мертвое наблюдает за живым.

Я проникаю в картинку, ныряю в нее — путешествую наяву, как во сне — и близко-близко подхожу к Саммер.

Я знаю, что приближаюсь к центру — чего: земли, Вселенной, кошмара? — к чему-то твердому и страшному, скрытому под слоями горной породы, что копятся с начала времен.

И вдруг понимаю, что на сестре та самая ночная рубашка, в которой она плавает во всех моих снах. И я смотрю на нее, смотрю только на рубашку.

Ткань начинает двигаться.

Ткань начинает двигаться, как будто под ней находится что-то живое, какое-то маленькое вертлявое животное, зверек, ворочающийся в своей постели.

Вижу плечо отца, оно связано с тем, что под тканью, и я понимаю, что это его рука, его рука там, между бедер моей сестры, между ее застывших от страха бедер, а он смотрит прямо перед собой, поглощенный рыбками, и рыбки двигаются в ужасающей тишине.

Саммер оборачивается, широко распахивает глаза, беззвучно шевелит губами. Я отступаю в темноту коридора.

Но я видел.

И она меня видела.

Саммер Васнер исчезла много лет назад, затерялась в мире, как в густом тропическом лесу.

Она сделала все, чтобы исчезнуть. Скрыться навсегда.

Она стала призраком.

И искать ее придется бесконечно, вслепую, хаотично.

Но, естественно, эти страхи оказались беспочвенными.

Теперь я знаю, что наши призраки рядом, стоит лишь улицу перейти. Они смотрят на нас. Они зовут нас. Они вполголоса повторяют наши имена, шепчут тихо, умоляющее, методично. Иногда они оказываются так близко, что их белые пальцы касаются наших лиц.

Но мы не слышим их, мы их не видим. Они появляются только ночью, когда мы отпускаем с поводка диких зверей наших снов.

Найти ее оказалось удивительно просто.

«Проще простого», — как сказал Альваро Эбишер.