Гарик Осипов - Товар для Ротшильда (сборник)

Восьмидесятые. Вирус гнева Иеговы развязывает руки гомофобам. Во время секс-поездки в Харьков Мельнику ломают челюсть. «Больно мерзок он показался в ту минуту» — говорят злые языки. Мерзок и смел.

Азизян вспоминает пластинку польского ансамбля НО ТО ЦО с песней «Зачем мне жениться»: рядом дописка — «Мельник сказал». Челюсть давно вылечили. Скворечник ходит по городу, готовый приютить скворца, увязшего в паху, и терзать пока птичка не обмякнет. Ощипанный скин-сосисочка. Да, он похож на скворечник.

Девяностые. Прыщ проговорился, что самый большой друг Мельника некто Дмитресса (под пятьдесят, но выглядит на тридцать пять). А покровительствует движению Игорь Григорьевич — замдиректора облморга… Рабинович умер. Единственный его ребенок от непутевой девицы тоже когда-то умер. Рабинович похоронил младенца вместе с квартирой. С богом, заувэк [2] Прощай навсегда (сербско-хорватский) , Бэбл!

Мельник [3] Если кто помнит французского актера Вентуру, Мельник — копия Лино Вентура, только питурик. носит массивную цепь и прозвище Мэлоди. Прическа его стала пышнее и темней — видимо помогает новейший шампунь. Несмотря на отнятый палец и поврежденную челюсть он живет с другом не хуже, чем в Амстердаме. Во дворе клуба, где я делал вид якобы учу французский, ночами теперь распевают псалмы реформированные нарколыги. С балкона их голоса слушает крупный предприниматель Стрелецкий, стоит задумчиво в позе Наполеона и не велит прекратить.

1.07.02. Два дня балкон Сермяги пустовал. На третий день вывесили пищевой пакет. Потом — флаг или полотенце с карпатским узором. До этого он долго пил. Кто-то должен был уйти — он из мира или… Не важно. Прохожу сегодня утром — Саша ожил. Курит на балконе. Побрит. Волосы сверкают золотом в лучах утреннего солнца. Улыбка. Чистая майка. Поговорили. Может вечером, подводя итоги, прогуляемся?

27.06–1.07.2002

Монстр, которого вызвали, но не сумели отправить обратно, не испытывает благодарности к тому, кто это сделал. Выкинутый из темного мешка уродец настойчиво делает вид, будто так и надо, дескать, заслуги привели его в этот мир и помогли заполнить один из его углов благодарными поклонниками. Очень скоро страхуилка принимается сочинять, рисовать или петь песни. И также быстро он начинает подозревать окликнувшего его по имени горе-волшебника в глумлении и зависти. Еще не отучив себя от подражания во всем своему, можно сказать, Пигмалиону, монстр спешит обвинить его во всех своих кажущихся неудачах. От уродца, имеющего, как правило, живых родителей наивно требовать уважения и признательности, вы для него постылый отчим, непонятный опекун, скрывающий правду о том, какой успех ожидает в обществе ненасытную золушку. Но и Мефистофель, пригласивший «воронью красавицу» на танец не обязан с ней нянчиться. В романе Big Sleep об одной героине сказано приблизительно так: «Ей нужно лишь выйти на перекресток с застенчивым видом, и постоять, посасывая палец». [4] Речь идет о девице с недоразвитыми пальцами, которая мочится и страдает припадками. Жертва подкатит сама, распахнет дверцу. И неважно, какая Луна будет на небе, и на каком языке она будет «читать Сосюру». Язык Эноха подают в шашлычной «Кавказ», как язык говяжий с хреном. Нет, фрик не скажет «спасибо» за музыку. У него свои шестьдесят шесть альбомов, у него свои семь романов, он готов целый вечер перерисовывать хуй с картинки. Его ждут, ей надо, им пора. Отпусти сейчас же! Танцуйте лучше с табуретом или цветочным горшком, их, по крайней мере, можно поставить туда, где они стояли, в прежнее место.

Ян Брониславович привез из Лаоса заразу и заразил всех, кто находился в магазине, куда я зашел попрощаться перед отъездом. Коварный вирус дал о себе знать уже дома. Во рту появился скверный вкус, что-то вроде индийской приправы. Утром по привычке о отправился в парк и пустился было бежать вдоль берега, но пробежав метров двести, ухватился за дерево и окончательно понял, что болен. Признавать не хотелось, но вечером звонит Боря и сходу подтверждает:

— Это инфекция. Арафат, сука, привез.

Все видели Арафата, значит не нужно уточнять, чем именно похож на него Ян Рубцов, вложивший в магазин часть своих денег.

Была середина мая. Расцвела сирень, ее можно было нюхать, но все портил гадкий, похожий на запах, привес во рту. Он шел, казалось из горла, и чорт знает, какие мысли мелькали в голове. Температуры нет, просто оскомина, неприятный озноб, и обязательно этот Арафат. Даже подхватив от Шеи мандавошек, я умудрился никого ими не заразить в таком же мае, только 1991 года. Это случалось ночью, когда в Лондоне умер Никита Михайловский. Сало позвонила утром и сообщила, а крабы от чумазого сапожника через Шею уже закрепились на моем лобке, как последние спецназовцы. Какой дьявол их сюда занес, что им здесь нужно? Такие вопросы не задают ни спецназу, ни мандавошкам.

Снеговик ушел к спортсмену тупице, который мусолит ей за секс и нежность, а я остался с Шеей пить. Движения рук Снеговика, расстегивающей жесткий пояс с тяжелой пряжкой на своей вялой и чувствительной талии, вызывали во рту иное ощущение, знакомое с детства, будто потрогал языком батарейку «Крона». Наверное, я об этом уже где-то говорил… Снеговик ушел, Шея осталась. Мы слушали синглы Роллингов. Потом началось обычное: «Мы друзья и только друзья». Как мусульманин какой-то, ей богу! Откуда я знал… Года три назад не стало и Шеи. Я разыскал номер Снеговика, ведь они дружили. Первое, что сделал Снеговик после разговора — позвонил Сермяге, чтобы услышать подтверждение из уст солидного человека! Мне она не поверила.

«Ви испортили в Раю атмосферу — привезли «жиды» в Одессу холеру» — а что мне оставалось еще напевать, возвращаясь от зубного, где мне вовремя поставили крохотную пломбу. Мне очень нравится мой зубной врач. Постепенно я понял, что у меня только два друга — он и парикмахер. Сдохнешь, тогда песню не споешь.

Заразил меня Ян Брониславович (говорят, в детстве его застукали с собачкой), а звонит мне, чего в жизни не бывало, со школьных времен, Навоз Смердулакович! Не в первый раз, вставляя ключ в замок я услышал за дверью телефон.

— С тобою хочет говорить Дядюшка, — с намеком вымолвил Навоз.

Я все понял, и хорошо представил, как трубка в руке Навоза снизилась на полметра ниже, где ее перехватили, обсмаленные бесчисленными «примами», детские пальцы, которым сорок восемь лет.

Дядюшка был пьян. Но это как всегда. В общем-то погода располагала к выпивке. Деньги у меня были, вернее, их тратить не на что. Кто знает, может быть, градусы помогут мне хотя бы забыть про вирусы злосчастного Арафата. Дядюшку я не видел с осени девяносто третьего года. Запомнился топот его детских ботинок по ступенькам. А я остался, успел отогнуть ковер и рыгал на пол, проснулся, когда за окнами темно. «Я вовремя ушел», — только и сказал потом в ответ на мой рассказ Дядюшка Стоунз.