Гарик Осипов - Товар для Ротшильда (сборник)

— Выходите мне навстречу, там схлестнемся и что-нибудь придумаем, — выпалил я, лихорадочно соображая, стоит или не стоит мне с ними выпивать.

Навоз — гигант. Выше меня. Руки у него длиннее ног. Руки барабанщика, Навоз и есть ударник с двадцатилетним стажем. Поющий ударник, любит уточнять Навоз, как Дон Хенли из моей любимой группы «Иглз». Подвыпив, Навоз — Олег Возианов обращается к друзьям «орли мои» с грузинским акцентом. Так, якобы, говорил сам Сталин.

Гладиаторские грабли Навоза я разглядел издалека. Но Стоунза рядом с ним не было.

— А где Друг Люцифера? [5] «Lucifer Friend» — спички такие были. — я изобразил панику — Где Дядюшка?

— Причем тут Люцифер?! — с неподдельной тревогой переспросил Навоз. Но тут же похвалил мои отросшие волосы и одежду в стиле начала семидесятых.

Позже я узнал, что Навоз не любит теперь понапрасну упоминать нечистую силу, читает брошюры о Конце Света. Волосы его от природы вьющиеся пшеничными колечками нисколько не поредели, но лицо стало меньше, от скул к челюстям пролегли глубокие морщины.

Под липою мочился Стоунз, похожий на Питера Лорре в светлом парике. Липы цветут в конце мая, может быть, к этому времени, пропадет во рту эта гадость, знак присутствия невидимых паразитов. В случае победы, они уступят мой труп местным мухам и скромно растворятся в воздухе. Не думайте, не все вирусы снимаются в порно под микроскопом. Самая строгая паранджа — прозрачная. Однако, что за божество с физиономией Арафата сотворило Навоза и Стоунза?

— А Вы все улыбаетесь, Гарри, — Стоунз произнес первую букву моего имени раскатисто, по-украински.

Я промолчал. В глубине я был рад встрече с чудаком, заставшим прежнюю жизнь. Вот уж неделю я провожу по пол дня в библиотеке среди старых газет. Словно на дне затопившего древний город озера. Многие события мне давно знакомы и, кажется, острые бормашины моих глаз выкалывают на ветхой бумаге сообщения о них. Для меня главное помнить, что давно известно, ничего нового мне знать не надо. И лучше мне не мешать. Может быть, Стоунз посещал «Поплавок»? Пусть не за свой счет, но мог он там бывать. Об открытии ресторана «Поплавок» на набережной я прочитал в газете за 1968 год. Стоунзу тогда было сколько? Лет семнадцать. О том, что 10 сентября 1966 года Джонни Холидэй вскрыл себе вены, Стоунз, тем не менее, помнит. Часть крови, вытекшей из Холидэя, попала под этикетку «Бiле Мiцне», поэтому так жадно отсасывали мiцняк со ствола юные вампиры с кадыком и губами в помаде, но бессмертными это их не сделало. Джонни Холидэй оказался более живуч. Возможно, кровь Холидэя поделило между собою начальство, а в бутылки с мiцняком тогда подмешивали кровь собачью, пепел хунвейбинов, сожженных гиперболоидом в отмщение за резню на Даманском…

— Та не, Гарри, шо ж не помнить — помню. Только я там не бухал. Поплавок посещали Пальма, Паша…

— Яссссно, — протянул я, подражая Стоунзу.

— Шо там у Москвi, у стольцi?

— В смысле шо? Шо в Москве?

— Ну да.

— Мечтают попасть в мемуары (Навоз глянул искоса при этом слове). Прочтут свое имя на странице — значит, жизнь удалась. Типа: При штурме телецентра отличился Кирил Кирилко, студент-юрист, кровавый мальчик с пирожком революции… В таком духе. Прошел фестиваль «Старородящие русского рока». Ходит…

— …театральный зритель, — подсказал Стоунз. Он плохо понимал, что я говорю. — А у нас бригадир взял фамилию жены — Очечко. А его фамилия — Волкодав.

— А где-то рядом усераются верующие. Мюриды в вонючих трениках. Даже Сермяга сказал: А тут еще этот джихан начнется, блядь, на хуй, блядь (от мата лицо Навоза сморщилось). Достается и евреям. Гитлер…

— Гитлер хуй дрочил, — быстро вставил Стоунз, глядя себе под ноги. Навоз снова покривился.

— Естественно. В Москве, в основном юноши, причем заглядывают в рот мудрецам, а оттуда прет ссакой других мудрецов. Очередной Мудрец Моча…

— Мудрец… Моча… — Стоунзу понравилось, он посмеялся своим смехом, который мы все когда-то умели изображать: И… И… И…

— Саня Пивнев, глубоковерующий человек. Духом вник! В молодости у них была организация. Во главе ее стоял синяк Жека Головня, учитель французского. Так вот, чтобы стать ее членом, надо было выпить мочи. Пивнев сейчас поправился, волоснею зарос. Если ему удалить зубы и ногти, как это делают в Голливуде [6] Ричарда Гира взяли в свое время за жопу в связи с опытами с хомячком. Хомячок засовывался в очко. , мудреца можно засовывать в раздолбанное гузно богатых шейхов-питуриков, чтобы они от его конвульсий ловили свою остроту…

Стоунз слушал внимательно, соображая достойный ответ, но его опередил Навоз, и я сразу вспомнил про его высшее образование.

— Отец, а тебе не кажется, что все это от зависти, — начал великан-барабанщик жалобным голосом, словно заказали что-то из раннего Наутилуса.

— Чему завидовать, Олег? Педерастии? Или кому? Кому в рот насцали? Нормальный человек повесился бы. Да его и не пригласят.

— От зависти, отец, шо про тебя не пишут, не печатают, тебе про других завидно. Потом в Библии (он — историк, еще раз вспомнил я) четко сказано: Не убий. Не матюкайся…

Пошло дело. Был бы я здоров, валялся бы сейчас как удав, переваривая отбивную и поллитра борща под соответствующую музыку. Я плохо себя чувствую. Ян Рубцов привез из турпоездки очень вредных микробов с марксистким душком. Жаль, теперь понятно, как жаль, что нахальные хиппи и Коминтерн не позволили Пентагону как следует прожарить напалмом весь это Индокитай, где кроме наркомана Хошимина, зловонных соусов и карлиц, пускающих пиздою дым, и нет ничего. Все уцелело, и микробы и соусы. Деликатные американцы разве способны что-нибудь толком истребить?

Товарищ Навоз еще долго пересказывал свои неохристианские воззрения. Мы успели купить водку в Овощном, я угостил Стоунза дорогой сигаретой. Навоз скрылся у себя в подъезде, якобы за брошюрой по богословию.

— Слыхал, Навоза поперли с кабака, — капает Стоунз, ну вылитый Питер Лорре. — Пиздит, бабок нет, а я знаю, шо бабки есть. Знаешь скока пластика он продает?!

«Он… Он хо… Он хотел нас разорить!» Зернистое фото на листовке — кому-то перерезают горло. «Смерть неверным баранам!» И рядом повыше мирное объявление: «Музыка для армянских торжеств». Как говорится, лет двадцать назад подобное было бы немыслимо. В каком-то фильме звучали эти слова: «Он хотел нас разорить». Увидев сточную канаву с бурлящими ядовитыми щами, мы с Навозом говорили в унисон: «Кур а ». Теперь «Кура» — это зловещий кабак, откуда не возвращаются. А дрищущая ядовитыми щами фабрика перешла в руки бараньей нации. Навоз, конечно, работал в кабаке попроще, в обычном кафе с живым звуком, где покупают пиццу и пиво трамвайные попрошайки. «На заречной улице» его название, что ли…