Наталия Миронина - Не разлей вода [сборник litres]

– Одна без окон, почти кладовка, но я из нее сделала кабинет с диванчиком. Вот она почти пятая.

– А, понятно…

Переночевать они отказались, прощались долго, в довершение ко всему Самарина вышла их провожать. В своих мягких тапочках, но в шубе и платке она стояла на заснеженном крыльце и ждала, пока ребята скроются за оградой дома. Ольга Леонидовна была актрисой до мозга костей – любое будничное дело она превращала в спектакль. И играла в нем искренне, от души, во всю ширь своего таланта.

На прощание она успела шепнуть Але:

– Очень хороший. Я бы сказала, положительный. Но ты не спеши, девочка… Думай, присматривайся…

– Я боюсь папы. Папа его никогда не примет…

– Ох, – Самарина закатила глаза. В этом тоже был некий театральный оттенок.

– Ничего, будем стараться его убедить.

Сергей с Алей вышли на бульвар.

– Поздно, – с сожалением произнесла Аля.

Батенин помолчал и вдруг сказал:

– Какие же разные люди живут на свете. И самое большое заблуждение – отрицать это или не относиться к этому серьезно. Понимаешь, это проблема моего отца. Я много думал, почему же такое случилось, почему отец решился на этот шаг. И я понял: он не хотел принять то, что другие люди могут иметь иные интересы. Он не уважал чужое пространство. И когда твои родители вежливо, но решительно отдалились, он взбесился. Ему надо было подчинить их. Как он подчинил мать. Или пытался подчинить нас, детей. Понимаешь ли, своеобразная гегемония.

– А при чем тут Ольга Леонидовна? И то, что навестили ее?

– А я увидел человека с другой планеты. Знаешь, я как в театре побывал. Многое в ней мне не очень понятно, но я с удовольствием поучусь такому взгляду на жизнь.

Аля улыбнулась:

– Самарина тебе понравилась? А ты понравился ей. Она мне сказала, когда мы уходили.

– Она же не знает меня совсем.

– Не скажи. Я ей рассказывала, и она очень наблюдательна.

Батенин улыбнулся:

– Черт возьми, приятно. Даже сам не ожидал.

Некоторое время они шли молча.

– Как же хорошо! – вздохнула Аля. – Бульвар, снег, фонари, людей совсем немного, и эти окна домов. Знаешь, за городом хорошо жить, но иногда хочется вот этого всего… – Она раскинула руки, как бы обнимая улицу.

Батенин остановился, обнял ее.

– Может, мы не поедем за город сегодня?

Аля отстранилась.

– В каком смысле?

– Мы можем переночевать в Москве.

– Не понимаю.

– У нас есть квартира здесь. Дальняя тетка в ней жила. Потом она досталась родителям. Они ее сдавали. Сейчас там ремонт закончен. И никто не живет.

– И что?

– Мы можем сегодня остаться…

Аля не ответила. Она шла и смотрела под ноги. Там был белый скрипучий снег. Смотреть на него было приятно – беззаботное такое занятие. Идешь, идешь, и не надо ни о чем думать, не надо принимать решения. Аля давно ждала этого момента – их отношения были уже такими ласковыми и тесными, что порой захватывало дух. Но Аля боялась… папы. И Самарина сказала: «Думай…» Не это ли она имела в виду? Все эти соображения мелькали в голове у Али, но руки сами обняли Сергея, и губы прижались к ледяному уху.

– Ты замерз, и придется тебя согревать. Вези меня в это свое логово!

– Почему это – «логово!» – обиделся Батенин. – Там никого не было. Вот только ремонт сделали…

– Не оправдывайся! – погрозила пальцем Аля. – Я очень ревнивая…

Она что-то еще говорила, но в этом была какая-то нервность. Впервые за время их знакомства они останутся наедине, в одном доме. И Аля понимала, что случится неизбежное. И далеко, на задний план, ушли строгость отца, советы Самариной, собственный страх и неуверенность. Сейчас она хотела быть с Сергеем, вдвоем.

Такси, которое вызвал Сергей, приехало через несколько минут. За это время, стоя на перекрестке Тверского бульвара и Малой Никитской, Аля успела задуматься о своем решении, испугаться, успокоиться и опять испугаться.

– Наше такси, – вернул к реальности Батенин.

– Да? Послушай…

– Холодно, мороз. Там обо все поговорим, – по-взрослому, по-мужски скомандовал Сергей.

Аля села в машину и сразу же поняла, что все решения ею приняты. Что назад она не повернет, сегодня она будет близка с Сергеем. И это ее личное дело, дело взрослого человека. «Даже если бы была мама жива, эти вопросы я бы решала сама!» – подумала она и положила голову на плечо Сергею.

Дом на Новоалексеевской улице был построен в восьмидесятых годах. Стандартная башня в голубой облицовке мелкой плиткой. Один подъезд, металлическая дверь, узкий лифт. В подъезде было опрятно, но пахло гречневой кашей.

– А ты знаешь, я есть хочу! Зря мы отказались поужинать у Ольги Леонидовны. Наташа прекрасно готовит.

– Там что-то есть в холодильнике. Можно приготовить.

– А откуда там продукты?

– Я купил… Я решил, что какой-то запас должен быть. Масло, яйца, сосиски в морозилке. Даже есть курица.

– Интересно, ты собирался здесь жить? – с подозрением спросила Аля.

– Нет, я просто думал, что как-нибудь мы с тобой будем здесь, – смутился Батенин, – и захотим есть…

– А я думала, это у тебя такое место для всяких развлечений…

– Аля! Перестань обо всем этом думать. Все истории, которые были до тебя, они закончились. И были они несерьезными – мне всегда нравилась ты. Но понимаешь…

– Понимаю, маленькая была…

– И это тоже… – рассмеялся Батенин, открывая ключом дверь и зажигая в прихожей свет.

В квартире было просторно и пахло свежим ремонтом.

– Хорошо как! – воскликнула Аля. Дом и подъезд произвели на нее тревожное впечатление. Что-то было вульгарно-тайное в этих запахах, темной лестнице и лифте, в котором они поднимались в молчании. А в квартире вдруг все стало казаться романтичным.

– А здесь здорово! – Аля обвела взглядом помещение.

– Здесь хорошо, – согласился Батенин и помог Але снять пальто.

Она сбросила сапожки и прошла в комнату. Комната была угловой, с двумя окнами. На окнах висели римские шторы бежевого цвета. Вдоль стены стояли закрытые белые шкафы известного демократичного бренда.

Был еще большой плоский телевизор на низкой тумбе.

– Здорово, – заметила Аля, – мало мебели, много места.

– До ремонта здесь было совсем не так. Все выбросили. Вернее, выбросил, – поправил себя Батенин.

– А за ремонтом тоже ты следил?

– А кто же еще! Родителям некогда – хозяйство большое. Они и так не управляются.

Аля промолчала. Она старалась не думать о родителях Сергея. Она предпочитала считать, что она и Батенин существуют сами по себе, в отрыве от сложившихся взаимоотношений. Когда же она начинала представлять, как скажет отцу, что встречается с сыном соседа, ей становилось не по себе. Поэтому сейчас она, выдержав паузу, сказала:

– Ну а кормить в этом доме будут?