Наталья Солей - Рублевский Казанова, или Кастинг для наследниц

– Никто не может знать все. Даже о себе, не то что о других.

– То что не знаешь, то чувствуешь. Мне этого достаточно.

– Здесь не могу не согласиться.

– А я чувствую. – Вольнов, взял Люси за руку. – Даже не могу выразить словами, что я чувствую. Мне хочется горы свернуть, мне хочется начать всю жизнь заново.

– Андрей, ты действительно как мальчишка. Вся жизнь впереди… – немного отстраняясь, проговорила Люси.

– Только хвост позади, хотела ты сказать? – ухмыльнулся Вольнов. – Да, увы, не мальчик. Но я и не стар и даже не суперстар.

– Не надо скромничать, в своем деле ты не то что звезда, я бы сказала, Большая Медведица телевизионного бизнеса. Кстати, должна тебе сообщить важную вещь.

– Очень важную?

– Для меня – несомненно. Не помню, говорила я тебе, что снимаю здесь проект «Баловни новой России» об обитателях Рублевки?

– Что-то такое припоминаю, но лучше расскажи еще раз.

– Что рассказывать. Хочу снять фильм и о тебе. Уже начала. Была дома у твоей мамы. Чтобы понять человека, необходимо знать, откуда он пришел, в какой семье вырос.

– Вот как? – Андрей Константинович поначалу слегка напрягся, даже перестал улыбаться, но длилось это всего несколько секунд. – Ну что ж, очень по-американски. Приходишь домой, раздеваешься, вдруг включается свет, и толпа людей радостно орет: «Сюрприз!»

Официант принес аперитив, что очень обрадовало Вольнова.

– В конце концов сюрприз оказывается приятным, – сказала Люси, поднимая бокал.

– Надеюсь, так и будет. Давно мы вместе не пили вина. За встречу?

– За встречу. – Американка пригубила бокал.

Вольнов внимательно посмотрел ей в глаза. Сделал глоток вина. Поставил бокал.

– Ты очень привлекательная женщина. Тебе часто говорят это?

– Андрей, когда ты так говоришь, мне кажется, ты отвечаешь хорошо выученный урок с многократно отрепетированными интонациями.

– Неужели я произвожу впечатление такого примитива? Каждой женщине я говорю то, что хочу сказать только этой женщине. И никогда не повторяюсь, тем более не шпарю штампами из учебника по обольщению женщин.

Вольнов слегка обиделся, но старался не показывать виду, что его задело замечание Люси. Он поменял тон, сделав его скорее дружеским, нежели сладострастным, и решил вернуться к прежней теме разговора.

– И что стало понятно из встречи с моими истоками? – небрежно спросил он, взяв бокал.

– Многое. У тебя очень милая мама. Она мне понравилась. Умная и, по-видимому, была красива.

– Да, мама единственная женщина, которая меня всегда понимала и… прощала.

– Было за что?

– О да. Ей трудно пережить мой образ жизни, характер.

– Я это поняла.

– Жаловалась? Она с посторонним никогда этим не делится.

– Можно понять не только по словам. Сам сказал: что не знаешь, то чувствуешь.

– Конечно, а говорили-то о чем?

– Так, ни о чем. Мама показывала фотографии, рассказывала об отце, как поженились, говорили на отвлеченные темы. Я всегда задаю вопросы отвлеченные.

– Например? Спроси что-нибудь у меня.

– Например?

Официант принес заказ под огромными полукруглыми крышками. Он торжественно поставил на стол эти маленькие планетарии эффектным движением, очень похожим на пассы иллюзиониста перед тем, как тот неожиданно откуда-нибудь вытащит кролика. В данном случае кролики должны были быть под крышками. Однако, когда крышки убрали, никакого зверья там не оказалось, зато взору представились очень красиво оформленные, хотя и достаточно простые с кулинарной точки зрения, блюда. Пока шло представление с крышками, Люси успела придумать вопрос для примера и, как только официант удалился, сразу его задала.

– Итак, вопрос. У тебя есть дома книги? Библиотека?

– И не одна. Сколько жен, столько библиотек. Уходил, оставлял, собирал заново. Обожаю покупать книги, собирать их, очень ревностно к ним отношусь. Никогда не любил давать кому бы то ни было читать свои книги. Обычно всегда забывают возвращать. И все же приходилось с ними расставаться.

– Приходилось? Мог бы остаться и с женой и с книгами. Кто заставлял?

– Никто не заставлял. Так складывалось. Наверное, хотелось новых впечатлений.

– Но расставаться было трудно? – не унималась Люси.

– Расставаться всегда трудно. Больно даже. Но это плата за новые впечатления и ощущения.

– Книги, значит, для тебя как женщины? Источник впечатлений?

– Да, именно так. Точно подмечено. Иногда смотрю на книги, стоящие у меня в кабинете, и понимаю, что к большинству из них я не притронусь после того, как прочел или просмотрел их в первый раз. Многие сейчас купят книжку, почитают, а потом стараются избавиться от нее. Я этого не понимаю и не думаю избавляться от книг. Вдруг мне когда-то захочется почитать или просто полистать ту или иную. Я покупаю новые книги, потому что испытываю при этом наслаждение, отличное от чтения. Перелистывание новой книги – это само по себе счастье. Каждый раз я попадаю в новый, неизведанный мир, получаю новые впечатления.

– А получив, ставишь на полку и покупаешь новую, даже если она намного хуже той, что у тебя есть?

– Даже глупая книга приносит наслаждение, когда я впервые раскрываю ее. Впрочем, здесь главное отличие книги от женщины: чем книга умнее, тем больше она меня влечет, а красота обложки не имеет для меня значения.

– А в женщинах, значит, ты ценишь только обложку.

– Поначалу, конечно, но к красоте быстро привыкаешь, перестаешь ее замечать, и если женщина не очень умна, то глупость побеждает ее красоту. От такой женщины бежишь сломя голову.

– Да у тебя целая философия, вполне оправдывающая образ жизни, который так не нравится твоей маме. Прямо-таки новый Дон Жуан.

– Я? Ни в коем случае. Никогда никого не соблазнял, не добивался, мужей-командоров не убивал.

– Вот я и говорю, что новый Дон Жуан, а еще лучше – Казанова. Тот не прикладывал никаких усилий, чтобы завоевывать женщин. В его времена такое могли позволить себе только исключительные экземпляры, зато в наше время мужчинам нет необходимости самозабвенно добиваться женщин, как они это делали в прошлые века. Теперь вы избалованы своей малочисленностью и жуткой конкурентной борьбой, развернувшейся вокруг вас.

– Да, борьба идет нешуточная. По себе знаю.

– Только не надо думать, что ты такой исключительный и за тебя ведутся кровопролитные битвы. Борются за любого, кто может называться мужчиной. Куда-то постепенно вы пропадаете. У нас, в Америке, женщин, достигших брачного возраста, на восемь миллионов больше, чем мужчин. В России, я думаю, картина не лучше.

– Судя по тому, что на телевидении работают практически одни женщины, мне кажется, ты права. Хотя я как-то не задумывался об этом.

– Ну да, ставил книжки, а заодно и женщин на полки: вдруг когда пригодятся, а пока пусть подождут. Читательский спрос падает. Читатели и мужчины вымирают, как мамонты.