Анна Старобинец - Убежище 3/9

– Где же оружие? – Мальчик недоуменно оглядел Нечистых; они молчали, потупившись. – Люси сказала, что скоро тоже придет сюда, и мы с ней сразимся. Но у меня же должно быть оружие! Возможно, какой-нибудь меч? Или сабля? Или… Ну что вы молчите?

Они стояли на опушке леса, ярко освещенной красным светом Второго Солнца и желтым светом луны.

– Тебе не понадобится оружие, – ответил наконец Тот Кто Рассказывает.

– Почему?

– Потому что битвы не будет, Ванюша.

– Как это – не будет битвы? Разве я не должен отобрать у нее Иглу и сломать ее? Вы же сами говорили, что, кроме меня, этого никто не может сделать!

– Так и есть, Ванюша. Ты один можешь нам помочь. Только вот сражаться с Люси, как выяснилось, не надо. Нам удалось с ней… ну, в общем, договориться… Дипломатия, сынок, – понимаешь? Теперь она не будет чинить тебе препятствий, а, наоборот, поможет сломать Иглу. Теперь она с нами заодно… Вон она, кстати, идет.

Вдалеке на тропинке показалась Люси. Она шла быстро, деревянной мужицкой походкой. На плече у нее болталась внушительных размеров сумка.

Люси наклонилась к своей огромной полосатой сумке – с такими ездят в ночных автобусах «челноки» – и вытащила из нее большого испуганного зайца. За уши. Некоторое время она держала его на весу. Заяц тоскливо, на одной ноте визжал и дрыгал тонкими серебристыми лапками с нежно-розовыми подушечками. Потом она наклонилась снова и извлекла из той же сумки нож – обычный, кухонный. Ловким, точным движением вспорола зайцу живот. Заяц в последний раз взвизгнул – отчаянно, умоляюще – и затих. Вместе с теплыми красными кишками на землю вывалилась небольшая утка. Люси отшвырнула в сторону заячью тушку и взяла птицу в руку.

Утка вяло оглянулась по сторонам, нахохлившись, замерла. Она выглядела больной. Густая заячья кровь медленно стекала с ее перьев. Все тем же ножом Люси рассекла ей брюхо, положила конвульсивно подергивающуюся птицу на траву и очень осторожно вытащила из нее довольно крупных размеров яйцо. Распоротая утка продолжала трепыхаться. Хрипя и каркая, она поднялась на своих красных перепончатых лапах. И, спотыкаясь, засеменила куда-то в чащу леса. Яркий кровавый след, мерцающий в свете луны и Второго Солнца, тянулся за ней по траве.

Рукояткой ножа, очень бережно, Люси постучала по яйцу – с тупого конца. Сковырнула растрескавшуюся скорлупу и вытащила из яйца одноразовый медицинский шприц с какой-то бесцветной жидкостью.

– Закатай рукав, – сказала она Мальчику.

Он посмотрел на шприц. Потом на Костяную. На Того Кто Не Может Есть. На гномиков. На Лесного. На Спящую. На Брата и Сестру. На Полуденную. На Болотного…

Спящая выглядела невыспавшейся и очень удивленной. Лесной злобно таращился то на Того, то на Люси, и сплевывал себе под ноги тонкие, длинные струйки слюны. Все остальные стояли спокойно, неподвижно, и их лица не выражали ничего. Встречаться с Мальчиком глазами они избегали.

– Закатай рукав, – повторила Люсифа.

Мальчик дотронулся было до рукава, но тут же отдернул руку.

– А что это? – спросил он, указывая на шприц.

– Это – яд, Ванюша, – грустно ответил Тот. – Закатай рукав.

– Нет, – сказал Мальчик. – Подождите. Пожалуйста, не надо. Пожалуйста. Я боюсь.

– Если тебя это утешит, Ванюша, – прошептал Бессмертный, – я тоже боюсь. Но так нужно. Обязательно нужно. Ты должен нам помочь.

– Но почему я? – закричал Мальчик. – Я согласен был с ней сражаться. А это… А так… Пожалуйста, пусть это будет кто-нибудь другой! Почему я? Ну почему я?

– Прости. Это такая сказка, сынок, – сказал Тот Кто Рассказывает. – Давай. Мы все тебя просим.

– Это просто укол, Ванечка, – мягко подбодрила Костяная; глубокие морщины на ее древнем лице блестели от слез.

– Это совсем не больно, – сказала Люсифа.

– Не больно, сынок, – подтвердил Тот.

Тогда Мальчик подошел к Люси и задрал рукав.

– Хорошо, я готов, – сказал он и зажмурился.

– Молодец, Ванюша. А ты готов, Бессмертный? – спросил Тот.

– Уже несколько тысяч лет как…

Люси протерла кожу на руке Мальчика невесть откуда взявшейся проспиртованной ваткой и медленно ввела в вену яд. Уже извлекая иглу, она резко дернула шприц вправо и вниз. Мгновенно и беззвучно игла сломалась.

Конечно, они говорили неправду. Умирать было очень, очень больно.

Всем.

– Я не понимаю, – сказала Спящая, усаживаясь за стол.

– Чего ты не понимаешь, девочка? – Костяная беззубо улыбнулась и ласково погладила ее по голове.

– Всего этого, – Спящая кивнула в сторону Мальчика.

Мальчик был без сознания, и гномики суетились вокруг него, брызгая в лицо водичкой и похлопывая его по щекам своими маленькими ладошками.

– Не понимаю, почему не было битвы. И что за договоренности могут быть с Люси: она ведь Злая Колдунья? Ничего не понимаю… Я все проспала.

– Ну так и не нужно понимать. Зачем забивать себе голову всякой ерундой…

– Нет, нужно! – Спящая упрямо сжала бледные губы. – Очень даже нужно. Я одна из вас. И я уже не маленькая. Я имею право знать все, что знают остальные Нечистые. Я хочу, чтобы Тот Кто Рассказывает мне все рассказал.

Костяная грустно покачала головой.

– Тот! – крикнула она. – То-от!

Тот Кто Рассказывает стоял к ним спиной в другом конце комнаты. Он обернулся на крик.

– Тот, ты не мог бы к нам подойти на минутку? Спящая хочет, чтобы ты ей кое-что рассказал.

– Долго рассказывать, – вздохнул Тот. – Ну, просто мы с ней договорились…

– А кто именно с ней договаривался?

– Я. Я сам договаривался, девочка.

– А потом? Ты ведь потом обсуждал это с Нечистыми? – Спящая задавала вопросы быстро, раздраженно; Тот отвечал по-отечески мягко.

– Конечно, обсуждал.

– В таком случае, я хочу видеть это обсуждение. Не хочешь рассказывать – покажи.

– И как же я, по-твоему, смогу показать?

– Очень просто. Так, как ты всегда показывал раньше, в воде Смородины.

– Извини, дорогая, – теперь голос Того тоже зазвучал раздраженно. – Но здесь, как ты уже, вероятно, заметила, реки Смородины нет. А показывать можно только в ее воде.

– А вот и есть, вот и есть! – встрял в разговор Лесной.

Он извлек из кармана бутыль с черной жидкостью.

– Что это? – нахмурился Тот.

– Ну, некоторые берут горстку земли с родины. А я вот водички прихватил. Видишь ли, в глубине души я существо чрезвычайно сентиментальное. Так что… Нужно просто освободить тарелочку… – Лесной смахнул с одной из тарелок нарезанный тонкими ломтиками сыр, – …и вылить в нее аккуратненько…

Он до краев наполнил тарелку черной, блестящей жидкостью из бутыли.

– Вуаля!

Тот неприязненно покосился на тарелку.