Анна Старобинец - Убежище 3/9

Она бормочет то, что вызубрила наизусть. Бессмыслицу.

Она стоит в нигде, никогда, у нее нет возраста и пола. Она стоит посреди леса, на тропинке, среди маленьких камушков и засохших хлебных крошек. Ядовито-белая луна и два ярких солнца освещают ее лицо, и рыжие волосы, и дряблую шею, на которой висит амулет из черепа мертвого Мальчика. Из твоего черепа, сынок.

У нее маленькие глупые глаза. Уставившись в одну точку, она бормочет.

…все в доме всегда стоит на своих местах. Фарфоровые фигурки – собачка, лисичка, две балерины, морской царь – очень красивый, с трезубцем – на трюмо… Маленькие смешные туфельки из гжели – на тумбочке перед кроватью… В них, кстати, в эти туфельки, очень удобно что-нибудь мелкое класть: булавки, заколки, шпильки, ватные тампончики, одноразовые шприцы… В серванте у меня два фарфоровых сервиза и еще много тарелок и чашек из разных наборов… На стенах – ковры. И гобелены с оленями. Там целые сцены изображены: охотник целится в оленя из лука, олени бегут через лес, олени у водопоя… И все это сделано крестиком…

Она имеет безграничную власть. Теперь она может править миром. Пока никакого мира нет.

Ничего нет. Никого нет. Но она уже тихо бормочет – она создает себе мир.

Неторопливо. Спокойно. Ритмично. Совсем не вдаваясь в смысл.

Словами, словами, словами.

– Все. Вот и сказочке конец. Все остальное – уже не мое дело.

Тот Кто Рассказывал оглядел присутствующих: все они молча сидели за столом и смотрели на него, не отрываясь.

– Надеюсь, больше вопросов нет? – спросил Тот.

– Есть! Есть! Есть! – заверещали гномики.

Тот скривился:

– Хорошо, валяйте, спрашивайте.

– Долго мы тут будем сидеть? – хором спросили гномики.

– Боюсь, что долго, – невесело усмехнулся Тот.

– Ой-ой-ой! – запищали они в ответ. – Нам тут не нравится! Нам страшно! Не нравится тролликам-гномикам! Страшно гномикам-тролликам!

– А ну заткнитесь, – шикнул на них Лесной.

– Можно тебя на минутку? – сказала Маша Тому Кто Рассказывал. – Давай ненадолго отойдем, а?

– Давай, – неохотно согласился Тот.

Они отошли в дальний угол Убежища.

– Ответь мне, – прошептала Маша. – Только честно. Ты отец Мальчика?

– Ну ты скажешь тоже, дорогая! – неприятно ухмыльнулся Тот. – Какой же я ему отец?

– Но… Мне казалось… что все это… Что наш с тобой сын…

– Чушь. Это не наш сын. Это ваш сын – твой и Иосифа. Я, видишь ли, к продолжению рода совершенно не способен.

– Вот как… – Маша на секунду задумалась. – Что ж, ясно. Еще один вопрос… Ты сказал, что мы здесь пробудем долго. Что это значит? Когда мы сможем выйти?

– Видишь ли, Машенька… Дело в том, что Люси – очень ненадежная особа. И к тому же довольно безмозглая. Что там она создаст, когда – одному Богу… то есть, это… никому не известно. Так что не исключено, что мы не сможем отсюда выйти никогда. И пробудем здесь вечность.

– Вечность? В этом маленьком, тесном, душном помещении, среди всех этих железяк и тросов мы пробудем вечность?

– Маша, только давай, пожалуйста, без драм. Я сказал: «не исключено». Я же не сказал: «точно».

– Но… зачем же тогда?.. Они же все думают, что Убежище – это просто такой перевалочный пункт. Что здесь надо немножко пересидеть – а потом все будут свободны…

У Того как-то странно перекосилось, неприятно исказилось лицо. Стало упрямым и злым.

– Зачем? Ты спрашиваешь – зачем? – повысил голос Тот.

– Тише, тише…

– Прости, вспылил. Ты спрашиваешь: зачем. А если я скажу тебе… Если я скажу тебе, что для меня не было – ну вот просто не было! – другого способа прекратить наконец трепаться и просто пожрать, а? Если я скажу тебе, что меня не интересует никакая там свобода, что я устал, смертельно устал, и что единственное, чего я хочу – это просто спокойно сидеть, выпивать и закусывать, а, Маш? Тебя удовлетворит этот ответ? – в голосе Того снова послышались истерические нотки; он ненадолго умолк, отдышался. – Послушай. Давай-ка мы с тобой сейчас, дорогая, просто вернемся спокойненько ко всем остальным – а то неудобно. И покончим с этой утомительной беседой.

– Нет уж, постой. А если… я им сейчас все расскажу?

– Что-то? Прости, я, кажется, не расслышал.

– Если. Я. Все им сейчас расскажу, – отчеканила Маша.

– Если ты все им расскажешь, – спокойно отозвался Тот, – то здесь начнется ад кромешный. Скандал, истерика и паника, вопли и членовредительство. И вечность, которая нам, возможно – подчеркиваю: возможно, – предстоит, мы проведем не самым приятным образом… В этой самой истерике и панике. Не лучше ли, чтобы у всех было хорошее настроение?

Они сидят за накрытым столом. В углу, у стены, неподвижно лежит Бессмертный. Руки его скрещены на груди. Остекленевшие глаза смотрят вверх – на толстый железный трос и пустые красные кресла.

– Ванюша, сынок, – говорит Тот. – Передай мне, пожалуйста, вон тот бокал с пивом. И еще вон тот – с медом. И еще тот – пустой. Я, пожалуй, сооружу себе коктейль.

Тот Кто Рассказывал смешивает в пустом бокале тягучий мед цвета янтаря и густое пиво цвета нефти.

– Вообще-то, мед с пивом не очень, кажется, гармонирует, – растерянно бормочет Лесной.

– Нормально, – отвечает Тот. – Гармонирует.

Он подносит бокал к губам и начинает пить.

– Пожалуйста, пей осторожно, – испуганно говорит Костяная, – а то с непривычки можно, знаешь… Аккуратненько, ладно? Маленькими глоточками, ладно? Да, вот так… Вот так…

Тот выпивает весь бокал. Потом снова смешивает пиво с медом и снова присасывается к коктейлю, жмурясь от удовольствия.

Маша молча наблюдает за ним. Потом примирительно спрашивает:

– Ну что, вкусно?

Что будете заказывать? (фр.)

Простите, я не говорю по-французски… Я бы хотела заказать картофель фри… (фр.)

Горячий бутерброд «Бонжур, мсье», свежевыжатый апельсиновый сок и чай с лимоном (англ.).

Очень сожалею, но кухня закрывается после восьми вечера, сейчас вы можете заказать только напитки (англ.).

Простите… Я не понимаю. Я хотела бы съесть бутерброд. Это возможно? (англ.)

Сожалею, но нам нечего вам предложить этим вечером (фр.).

Иди отсюда (фр.).

Катись отсюда. Проваливай (фр.).

– Вы действительно неважно выглядите (англ.).

– Кажется, я заболел (англ.).

– Может, позвать врача? (англ.)

– Нет (англ.). Нет, пожалуйста (нем.).

Могу я пройти? (нем.)

Пропустите! У меня поезд уходит. (нем.)