Дониэль Клейтон - Хрупкие создания

После репетиции иду в столовую и выбираю кашу, которую повар делает для азиатских студентов. А у всех остальных – полные тарелки. С настоящей едой. Сегодня подают тако – из-за праздника Синко де Майо [13] Национальный праздник в Мексике, День победы над французами в битве при Пуэбле 5 мая 1862 г. – Прим. ред. . На столах лежат декоративные сомбреро. Скидываю одно на пол и иду в свой обычный угол, но там уже сидит Уилл. В моем углу. Один.

Сажусь напротив.

– Ты ведь умеешь хранить секреты? – привлекаю его внимание.

Я толком не знаю его, но кажется, что он добрый и никому ничего не разболтает.

Уилл слегка подпрыгивает. Наверное, даже не заметил, как я подсела.

– Черт, Джун, ты меня испугала. – Уилл поправляет волосы.

Может, я и в самом деле невидимка.

Он долго смотрит на меня, словно старается запомнить черты моего лица: рот, нос, глаза, уши, изгиб подбородка. Не знаю, к какому он приходит выводу, но кивает. Раньше мы с ним вот так не говорили.

Уилл скрещивает на груди руки, словно хочет сменить тему.

– А у тебя есть чем поделиться? Какой-то секрет?

– Нет, я просто хотела привлечь твое внимание, – ухмыляюсь.

Какая-то часть меня хочет выдать ему секрет Сей Джин, или секрет Джиджи, или даже свой собственный. Может, и вправду стоит ему все рассказать, прямо здесь и сейчас, в полупустой столовой. На одном дыхании, не делая пауз и не ожидая совета. Интересно, смогу ли я вообще это произнести: Сей Джин, вероятно, лесбиянка. У Джиджи проблемы с сердцем. Я встречаюсь с Джейхи. Я кому-то нравлюсь. Может, он меня даже любит. Пусть даже это не мой отец. И тем более не мать.

– Что ж, не хочу хвастаться, но я храню секреты чуть ли не лучше всех. – Уилл продолжает вглядываться в мое лицо. – Но ты лучше за них держись. Этому меня научила балетная школа. Никому не доверяй своих тайн. Даже друзьям. Даже мне. Когда придет время, никто не сможет их хранить.

В его глазах стоят слезы – я бы такого себе никогда не позволила. Как у него это вообще вышло? Зачем? Но спросить не решаюсь. Уилл трет глаза тыльной стороной ладони и улыбается сквозь слезы.

Не думаю, что я в самом деле собиралась что-то ему рассказать, но мне на секунду стало легче от одного осознания того, что я вообще могу с кем-то поделиться.

– Что случилось?

Уилл качает головой, и его зеленые глаза снова наполняются слезами.

– Мне казалось, что я куда-то двигаюсь с одним человеком… Но все так запуталось. Не знаю даже, зачем тебе это говорю. Без обид.

– Я понимаю.

По крайней мере, он выговаривает все в лицо.

– Может, мы просто из разных мест, потому все так и вышло. – Уилл говорит с придыханием, слезы высохли. – Но ответь мне на вопрос. Если ты с кем-то проводишь время… это ведь что-то значит?

– Смотря как проводишь. – Слова звучат так, словно Уилл стукнул меня по голове. – Можно ведь группами ходить. Или как друзья.

Пытаюсь понять, кто же Уиллу так нравится.

– Наедине. Строим планы. Шутим. Веселимся, – перечисляет он, словно готовится защищать эти отношения в суде. – Это ведь не просто так. У нас ведь тут не так много свободного времени. Потому и встречи должны что-то значить.

Он прав. У нас нет столько свободного времени, сколько у обычных подростков. Мы проводим его в студиях.

– И мне гораздо лучше… Я ведь сох по Алеку. Думал, что мы лучшие друзья, и однажды, быть может, мы… Понимаешь?

Я не понимаю, но киваю все равно.

– А теперь я вообще не могу понять, что в нем находил. Алек думает, что он лучший танцор во всей школе. Что он сразу вольется в труппу. – Уилл словно на эмоциональных американских горках, поднялся из грусти в гнев за секунду. – Но с этим новеньким парнем ничего не понятно. Иногда он флиртует. В сообщениях даже. Кучу смайлов присылает. А потом тишина. Мне это надоело. Может, он все еще в шкафу и боится выйти…

Уилл снова плачет. Я чуть наклоняюсь и шепчу:

– Это ведь Анри?

Уилл закрывает лицо руками и прибавляет громкость. На нас смотрят люди. Я глажу его по руке, пытаюсь успокоить. Это не самая лучшая попытка.

Уилл хватает меня за руку и сильно сжимает.

– Никому ничего не говори, прошу. Мне пора спросить у него напрямую, и все. Только бы собраться с силами… – Голос Уилла становится все тише и тише. Я прослеживаю его взгляд.

Неподалеку стоят Анри и Алек. А прямо за ними – Джиджи. Анри ухмыляется в нашу сторону, но не трогается с места. Один. Как всегда. Алек и Джиджи подходят к концу нашего стола, словно раздумывают, сесть ли рядом.

– Какие-то вы слишком серьезные. – Алек кладет руку на плечо Уилла. – Все в порядке?

– Да. – Уилл немного успокаивается. – С чего бы мне быть не в порядке?

Позади меня появляется Джиджи:

– Как твои дела, Джун?

Словно она мой терапевт и ждет, что я начну тут же душу изливать.

– Хорошо. А у тебя? – выплевываю в ответ. – Никаких срывов?

Джиджи грустнеет, а мне на секунду становится лучше, но на помощь приходит Алек:

– Ничего. И спасибо, Господи. Может, люди здесь наконец повзрослели и перестали творить глупости.

Уилл кивает с таким усердием, словно Алек не вообразить какую мудрость сморозил. И тогда-то я замечаю, как Уилл на него смотрит: словно Алек – самое прекрасное существо в мире. Словно он и не жаловался на него всего пару минут назад.

– Знаешь, мой отец спрашивал о тебе недавно. – Алек смотрит на меня сверху вниз, как обычно. – Ему всегда нравилась твоя техника. Сказал, что твоя мать танцевала. Это правда? Подробностей он не сообщил, но она наверняка многому тебя научила.

Представляю, как мистер Лукас произносит мое имя, осведомляется о моем самочувствии, и в груди разгорается искра удовольствия. Может, это хороший знак – для моего будущего в балете. Может, это спасет меня от общеобразовательной школы.

Алек опускается рядом с Уиллом – так, словно он владеет всем вокруг. Впрочем, почти все оно и есть.

– Он сказал, что ты, Сей Джин и остальные корейские девочки не получаете достаточно признания за свою усердную работу. А еще сказал, что Сей Джин, вероятно, лучшая балерина из всех, что у нас есть, но мистеру К. не нравится ее лицо. Это отвратительно.

Так странно слышать, как Алек говорит о расистских проблемах балетного мира, словно столкнулся с ними сам, словно понимает, каково это. Может, это потому, что он теперь встречается с Джиджи. Но ведь вряд ли Алек что-то сделает для того, чтобы эти проблемы решить.

– Он довольно долго об этом говорил. Странный вечер. Папаша, блин. Пытался объяснить мне, что Джиджи никогда не вознесется так же высоко, как Бетт, потому что русским нравятся белые блондинки.

Алек тараторит, и вся та надежда, которая во мне родилась, тут же умирает. Он просто беспокоится о том, что его отцу не нравится Джиджи. Да и мистер Лукас не то чтобы спрашивал обо мне персонально. Он просто доказывал, что такие, как я или Джиджи, никогда не вырвутся вперед. Хотя для Джиджи это уже неправда. А для меня вполне.