Наталья Шумак - Чудеса случаются! [litres]

Царствие им Небесное.

Стоп.

Галя снова посмотрела в глаза отца. И поняла, что струсил. Что было больно и страшно. Что не справился с бедой, сдался.

Но…

Заслужил ли ненависть? Много нас таких, кого горе ломает пополам. Меньше тех, кто справляется вопреки всему. Отец не сумел. Сбежал с поля боя. Бросил одну дочь, потом другую.

Что с ним? Где он теперь?

Галя высморкалась, взяла телефон. И позвонила знакомому гаишнику. Полковнику, не хухры-мухры.

– Слав. У меня довольно редкая фамилия, знаю, что ты в курсе. Хватит ржать. А сам-то! Перец. Не Кузнецов или Иванов. Я хочу найти отца. У него стопудово есть права. Ф.И.О. и даты рождения хватит?

Слава перезвонил через час. Галя успела победить антресоли. Вернее, сделать вид, что победила. Половину хлама она выбросила. Половину затолкала обратно.

– Что значит, есть ли у меня ручка? Что записывать? Домашний телефон и код города…

???

И что с этим делать теперь? Трясущимися руками стала набирать цифры незнакомого номера. Ответили не сразу. Мужской голос, смутно знакомый, далекий, сказал…

Не «алло», а так, как всегда говорила сама Галя, удивляя многих знакомых.

– Слушаю вас.

Галя прокашлялась и выдавила из себя:

– Здравствуй, папа.

Он молчал почти минуту. Потом переспросил:

– Дочь? Ты?

Она снова залилась слезами, рыдая в трубку, что да. Это она. Его старшая. Он выслушал, не перебивая, и ответил.

– Прости меня. Прости меня, пожалуйста. Я так перед тобой. Перед твоей мамой и Леной виноват…

Галя кашляла, икала, отплевывала сгустки вонючей слизи из горла, хрипела и разговаривала с отцом. Впервые за двадцать с хвостиком лет.

Она тоже просила прощения. И говорила, что простила. В разгар беседы в квартиру вошла с тренировки дочь. Изумленно застыла в дверях. Сцена та еще. Мама в обнимку с телефоном на полу. Держит фото и рыдает в три ручья…

Галя протянула дочери трубку.

– На. Это дедушка. Поговори с ним.

– Какой дедушка? – изумился потный растрепанный ребенок.

– Твой. Родной. Мой папа.

– А как его звать?

– Ты не помнишь мое отчество?

– Толя?

Дочь выразительно поиграла бровями. Но трубку взяла. И села на пол рядом с мамой. Выдернула у нее из руки фото. Сунула родительнице пачку бумажных салфеток, из кармана своей толстовки извлеченных.

– Привет. Деда Толя. Меня зовут Настя. И я, выходит, твоя внучка. Как дела?

Галя слушала их разговор. Он шел совсем по другому маршруту. Без обид, извинений, слез. Настя щебетала, отвечала на вопросы деда. Потом попрощалась. Повернулась к маме.

– Он повесил трубку. Заплакал. Сказал, мол, прости. И повесил трубку…

Галя обняла дочь. Притянула к себе, вдыхая до дрожи любимый запах шелковых волос.

– Ему трудно, детка. О чем вы говорили?

– Он рассказывал, что живет один. Развелся. Сын редко навещает, хотя они в одном доме. Но что сын хороший и он его любит. Что у него есть попугай. Мам, а что такое инсульт? Дед сказал, что у него было два инсульта. И он скоро помрет.

Галя вздохнула. С трудом, поскрипывая коленками, встала с пола. Объяснила дочери, что такое инсульт, с чем его едят, в чем главная опасность.

Пошли на кухню. Дитя после тренировки хотело не есть, а ЖРАТЬ. Так что они вовремя переместились поближе к кастрюлям, сковородкам. Настя жевала, задавала еще тысячу вопросов. Самых разных.

Дедушке они позвонили через неделю, потом через две. Общались пару месяцев…

Прежде чем узнать, что он умер. Когда трубку подняли и бросили чужие незнакомые люди.

Остался голос. И понимание, что успели вручить такое трудное, обжигающее «прости» друг другу.

Ушла ненависть, растаяло презрение.

Присмирела старая боль.

Проклюнулось травинкой сквозь бетон взлетной полосы желание на самом деле простить, не только на словах.

Много это или мало? Может быть, даже просто – САМОЕ ГЛАВНОЕ.

Расскажу вам историю про Хмыря и его Тварь.

Она была необученной, тощей, странной, довольно крупной при этом. Слонялась следом за хозяином. Сидела, когда он попрошайничал у продуктового магазина с дурацким названием «Прощальный». Нравится? Подходящее слово? Особенно если учитывать, что с одной стороны – через дорогу автовокзал. Так что вроде бы смысл понятен. Но с другой – за лесом – кладбище. Конфеты, чтобы на праздник положить на могилу, водку – выпить за помин – тоже берут здесь. На окраине города. В «Прощальном».

Итак. Хмырь сидел в ожидании булочки, ломтя хлеба, железной мелочи и, конечно, сигарет. На счастье вроде алкоголя он не рассчитывал. Горькую жизненно необходимую «беленькую» приходилось добывать. Бесплатно не наливали. Хмырь напивался, когда получал пенсию. Он не был стариком. Но не распространялся, почему давно не работает. Впрочем, его никто и не спрашивал. Ни продавцы, ни покупатели.

Тварь в холодное время года грелась неподалеку, у трубы теплотрассы, летом забиралась в тень, падающую от забора или стены магазина. Они всегда были рядом – человек и его собака: грязная, полуголодная, но не забитая. Вполне довольная жизнью, что многих удивляло.

Однажды Хмырю стало плохо. Он скрючился, упал, засучил ногами. Добрые люди вызвали неотложку. Мужика забрали в больницу. В хирургию. Оказалось, прободная язва. Операция. Реанимация. Затем через несколько дней подняли в палату.

Тварь сначала долго бежала по улице за машиной. Чудо, что ее не сбили. Потом отстала. Завыла. И зачем-то вернулась к магазину. Там и осталась ждать.

Довольно молодая, год назад бросившая пить, а заодно оформившая развод с мужем-алкашом пухленькая продавщица Наташа неожиданно для себя пожалела животное. Было жарко. Она вынесла в миске воды. Потом немного хлеба с колбасой. Тварь, выхлебавшая воду, такой невероятной щедрости удивилась, слизнула угощение в долю секунды. И один раз робко вильнула хвостом.

День за днем Наташа продолжала подкармливать собаку. Когда выходила покурить за магазин, разговаривала с ней. Не жаловалась на жизнь, она была не из слюнтяев, просто рассказывала, что и как произошло в последние часы или в выходной, когда они не виделись. Тварь слушала внимательно. Морщила лоб, шевелила ушами. Однажды Наташа не выдержала и погладила большую башку. Под ее ладонью сначала замерли, а потом стали пыхтеть. Наташа засмеялась. Потушила сигарету. Это была последняя. Так она себе обещала еще с утра. Что вечером завяжет навсегда с куревом.

Собака подставляла плечи, шею, горло и громко сопела, потом в горле забулькало, рычащие нотки цвета удовольствия скакали вокруг. Наташа купалась в этом звуке, удивляясь себе. У нее никогда не было собаки. Она не знала, как приятно слышать счастливое ворчание. Смахнула слезы. Вернулась за прилавок. А затемно, когда закрывала магазин и сдавала на сигнализацию, пошла звать Тварь. Не так. Не Тварь, Тварь, иди сюда. Это Наташу резало. Она негромко бормотала.