Илья Штемлер - Сезон дождей

– Теперь я, теперь я, – Зоя Романовна проворно нагнулась, ухватила облепленную снегом рукоятку.

Тяжесть оказалась неожиданной и, пытаясь удержать выпадающий пистолет, она продела палец в ушко.

Выстрел исторгнул из дула обесцвеченный огненный снопик. Пуля, со звуком лопнувшей струны, ударила в каменный валун и, отскочив рикошетом, сбила с Евсея Наумовича шапку. Мощно, словно ударом кулака.

Несколько секунд они стояли, ошарашено глядя друг на друга, не совсем еще сознавая, перед какой бедой предстали мгновение назад.

Зоя Романовна с ужасом перевела взгляд на висящий на пальце пистолет, не ощущая никакой тяжести. Изловчилась, ухватила пистолет за рукоятку и, размахнувшись, швырнула его через прутья осоки. Мягко, словно в перину, пистолет упал в снег и исчез в коротком всплеске снежной пыли.

Так он и будет лежать до весны, пока солнечные лучи не растопят снег и он не уйдет в глубокую болотную топь.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В один из весенних дней в служебный подъезд Публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина, что выходит на шумную Садовую улицу, ввалился пожилой гражданин в китайском габардиновом плаще, популярном в начале пятидесятых годов прошлого века. Такие плащи до сих пор можно увидеть на каком-нибудь жителе области, особенно если это алкаш. В руках гражданин держал вместительный баул.

Немолодая женщина, сидящая за стеклянным окошком у входа, с опаской оглядела гражданина, оглядела баул. В ее обязанности вменялось выдавать сотрудникам библиотеки ключи от отделов, а не принимать от всяких чудаков разную чепуху: старые подшивки газет, какие-то бумаги, ненужные им книги и прочий хлам, который горожане тащили в Публичку как добровольное пожертвование. Особо настырных жертвователей она приструнивала милиционером, что сидел выше, на площадке, после короткого лестничного пролета. Милиционер наблюдал за служебным пропускным режимом и общим порядком.

Гражданин в китайском плаще уставился на ключницу наивным взором голубых, плохо промытых глаз и, почесывая узловатыми пальцами реденькую рыжую бороденку, попросил позвать Юрия Петровича или его жену – худенькую, кривоногую, – но имени, к сожалению, рыжебородый гражданин не помнил. И фамилию семейства запамятовал. Только знал, что работают в Публичной библиотеке и в прошлом годе, летом, снимали за городом комнату у рыжебородого.

Ключница объявила, что в Публичке до черта работников. Откуда ей знать Юрия Петровича и тем более его кривоногую супружницу. К тому же в библиотеке немало убогих женщин – работа такая, для тихих, робких и убогих. Рыжебородый заволновался. Он пояснил, что сосед его, через дом, в свое время дал на хранение баул с какими-то книгами. Потом того соседа убили, а дом сожгли. Книги и остались. Что делать? Хорошо, вспомнил, что у него снимали в сезон комнату, те, из библиотеки, что напротив Катькиного сада. Он и притащился. А там его завернули, сказали, иди, мол, на служебный вход, со стороны Садовой. Он эти места знал, на губе сидел, в комендатуре, что рядом, на той же Садовой, когда отматывал срочную.

Терпение ключницы иссякло. Она взъярилась и объявила, чтобы рыжебородый проваливал к чертям со своим баулом, не то кликнет милицию. Рыжебородый бросил взгляд на милиционера. Тот стоял на верхней площадке и со значением поглядывал вниз.

Не доводя дело до крайности, рыжебородый плюнул на каменный пол исторической библиотеки – конечно, не плюнул, а так, обозначил – и вышел вон, на шумную Садовую улицу. А баул оставил.

Так баул и простоял до окончания рабочего дня. Утомленный библиотечной службой люд сдавал ключи, расписывался и с удивлением обходил громоздкий баул.

Одним из последних выходил пожилой сотрудник. Ключница его заприметила, он всегда был чем-то недоволен, ворчал. То подъезд тускло освещен, то ступеньки лестницы в грязи и слякоти. А каким им быть весной, когда кругом такая хлябь. Вот и сейчас, он обратил внимание на баул, который стоял посреди дороги и мешал проходу. Оправдываясь, ключница поведала о гражданине в китайском плаще, что безответственно оставил баул и смылся – иди-свищи.

Пожилой сотрудник заинтересовался, развалил змейку баула и вытащил первую попавшуюся книгу в красном сафьяновым переплете с золотым обрезом. «Приключение Телемака». Год издания 1785-й…

– Господи! – прошептал пожилой сотрудник и вытащил вторую книгу, толстенную, в темном кожаном дощатом переплете.

– «История разорения Трои». Год издания 1720-й, – в полуобморочном состоянии произнес пожилой сотрудник и чуть ли не с головой залез в баул.

Вокруг него столпились и другие припозднившиеся сотрудники, передавая друг другу раритетные издания. А кое-кто подозрительно поглядывал на ключницу. Не она ли, старая, хотела вынести из Публички бесценные книги?! И ключница, волнуясь и обмахиваясь вместо веера сложенной газетой, в который раз рассказывала о рыжебородом чудаке в китайском плаще.

С тех пор наследие дяди Семы, знаменитого уролога и родного брата отца Евсея Наумовича Дубровского, согласно его желанию, обрело свое место в Специальном хранилище Отдела редких книг Санкт-Петербургской Публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина.

Санкт-Петербург, 2007 год.