Эмилия Дворянова - Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море

когда-то я жила рядом с зоопарком, потом его то ли сломали, то ли перевели в другое место, и слон перестал трубить… а что? здесь где-то есть порт? На мгновение я открыла глаза, на горизонте действительно шел корабль… ну и глупая же я, Анна была права, смотри не развороши прошлое , ничего, я не буду его ворошить и к Терезе не стану прикасаться… веки тяжелеют, до чего же все-таки хорош этот способ спасения — сон, глаза закрываются и остается лишь шум моря, морю бы следовало быть синим, но нет, оно другое, я уже писала когда-то об одном очень синем море, целую книгу про него написала, оно и было таким — синее, южное и теплое, я его не придумывала; я люблю море, любое, неважно — какое оно и где находится… этот вот берег или средиземноморский, афонский, берег Нормандии, он безнадежно красив там, у Баальбека, Баальбек — придуманное название… северный океан, однако, невозможно придумать, и все же слова вытеснили его… и тот, самый далекий океан с неземным небом на другом конце земли… небо, в сущности, такое земное, правда, не в те особые мгновения заката, когда можно заглянуть за горизонт, оно закрыто, как церковный купол, как крышка гроба, давит… если бы я когда-нибудь решила покончить с собой, то единственная смерть, возможная для меня, это — утонуть в море, для многих женщин это так, как в утробе, и я не исключение, да исключений, в общем-то, и нет… Вирджиния Вулф так ушла из жизни, и Офелия, но ее придумали… неужели ее придумали?.. погружение, навязчиво знакомый запах утробы, но когда ребенок останется в ней дольше обычного, ее воды зеленеют, и он умирает… а воздух такой зеленый и подвижный, он приближается, отходит, рассеивается, и зеленое светлеет, становится совсем прозрачным… видение зеленого… видение исчезает, потом появляется вновь и начинает шуметь в листве деревьев, их листья зеленые…

… море зеленое…

… тук-тук-тук, где-то стучит мяч…

… каждую минуту — тук, и снова, через минуту — тук…

…не скажете, где мне найти доктора?

… одна пуговица отрывается от пиджака… тук…

Кто-то стучит. Я забылась, а может, уже давно сплю… ну вот… беспокоют меня…

… в дверях молодая женщина в элегантном костюме, здесь вообще все так элегантны, и у старика такая же униформа… здесь… но то было во сне… а сейчас реальность… реально мое платье… помялось… она сказала:

— я — сестра Евдокия.

Она назвала только свое имя, наверное, здесь так принято у сестер, и протянула мне руку, но тут же отдернула ее, увидев мою, забинтованную.

— у вас красивая униформа, так гораздо лучше, чем белые халаты, уютно, — сказала я, еще не очнувшись полностью от сна, только это и пришло мне в голову,

— да, спасибо, — ответила сестра, — здесь ведь не больница, скорее, дом, у нас всё по-домашнему, как в семье,

вообще люди вкладывают положительный смысл в слово «дом», подумала я, моя голова постепенно вернулась в реальное время, ну вот, я забыла представиться, она — да, а я — нет, но ведь можно и так, без рукопожатий, и раз уж «по-домашнему», хватит и одного имени.

— а я — Анастасия, — представилась я, — у нас с вами необычные имена,

сестра Евдокия улыбнулась, не мы их выбирали, и если бы зависело от нее, никогда бы не взяла себе это имя. Она вошла в мой номер и села на диван, подала мне какие-то бумаги, я должна их заполнить, нужно оформить мою карту, все же здесь санаторий, полагается вести полную документацию, но это просто формальность, важно, как я себя чувствую, нуждаюсь ли в чем-то особенном… она была раздражающе любезна, губы слегка тронуты помадой, как у той женщины, с тюрбаном, но возможно, это их естественный цвет… а сверху лишь наносится блеск — точным движением, не глядя в зеркало… волосы собраны на затылке в пучок, покрытый тонкой сеточкой, глаза серые, сияющие… я выразила свое восхищение всем увиденным здесь… никаких претензий, всё так совершенно, сказала я, напоминает Волшебную гору… в глазах сестры Евдокии, прикованных ко мне, ничто не дрогнуло… и все же — вам действительно ничего не нужно? нет-нет, здесь всё просто идеально.

— вот только ворота скрипят, там, на выходе из парка или на входе, не знаю…

… понятия не имею, зачем я это сказала, явно все еще не совсем отошла от сна, вот и говорю глупости, но она ведь не знала, что выдернула меня из зеленого сна, ее веки дрогнули, дрогнула и сережка в ухе, обещала тотчас же сообщить обслуживающему персоналу, а они всё исправят, всегда всё исправляют… но ее взгляд стал еще более внимательным, почти нежным, она принялась объяснять мне распорядок дня, в сущности, его не было. И чтобы я не подумала, что кто-то будет требовать от меня его выполнения… ведь больше всего для моего восстановления мне нужен отдых, я могу делать всё, что пожелаю… ну, разве что сеанс в бассейне… или грязевые ванны. Разумеется, она мне всё покажет и проводит куда надо… но здесь есть люди, которые не желают мазать себя грязью… в общем, это всё, она закончила, а по поводу всего остального — решит доктор, и встала,

— доктор ждет вас завтра в одиннадцать, ему же отдадите и заполненные формуляры — в сущности, именно за этим она и приходила ко мне,

— благодарю вас, сестра Евдокия,

— мы все здесь к вашим услугам, — выходя, уже на пороге, она приостановилась. — Я не совсем поняла, вы сказали, что все здесь напоминает вам горы… у нас тут нет гор, так, небольшие холмы, они спускаются к морю, правда, берег крутой и похож…

… да, она и правда совсем молодая,

— это всего лишь книга, про санаторий, ассоциация… моя дочь ее перелистывала утром.

Сестра Евдокия, улыбнувшись, вышла, звук ее шагов утонул в очень мягкой дорожке, здесь вообще шаги глохнут, а люди разговаривают друг с другом шепотом, а почему, собственно?.. в конце коридора появилась женщина в тюрбане, вероятно, возвращается с пляжа, на ногах песок… они кивнули друг другу и разошлись…

стерильно,

интересно, буду ли я ощущать ее присутствие…

Я вернулась в номер, человеку всегда не по себе на новом месте, неизвестно, с чего начать и чем заняться… я достала большую тетрадь в твердом переплете, похожую на книгу, только с пустыми белыми листами, я ведь собиралась писать, я сама так сказала, только вот уже много лет я не писала от руки, да и руки у меня, по крайней мере на сегодняшний день, нет, совсем нет. Все же я взяла ручку, настоящую, с пером, наверное, чтобы опереться на что-нибудь. Костыли. Открыла первую страницу, кончиком пера прикоснулась к бумаге до появления точки и начала двигать рукой…

попытка писать левой рукой

буквы появляются одна за другой, очень медленно, кривые закорючки, какие-то кружочки неправильной формы

я закажу обед к себе в номер

Ручка смотрится как-то странно в левой руке, да и пальцев, в сущности, всего четыре, мизинец, хоть он и есть, уже давно, как-то «навсегда», принял нужное положение — нажимать на клавиши — и уже не может разогнуться… а на правой сейчас осталось тоже лишь четыре пальца, мизинца, как говорят, нет совсем, но не могу себе это представить… я как-то никогда не задумывалась — это пальцы следуют за мыслью? или мысль приспосабливается к пальцам? Но, пока не снимут повязку, я этого не пойму, слишком уж много потерь. Утрат. Похоже, и то, о чем я сказала Анне просто так, для успокоения, не сможет произойти… трудно это