Евгений Суворов - Голос [сборник]

Я опять подумал о младшей Совке.

Отец, будто зная об этом, совсем другим голосом сказал:

— А помнишь, как после войны Федя Редчанков сватал Совку?

Я удивился.

— Столько лет прошло, забыл, конечно. Тогда слушай.

— Совка никуда не уехала? — спросил Федор, хоть и слышал, что вчера она на реку проходила белье полоскать. Как он ее не видел с огорода, уму непостижимо!

— Здесь твоя Совка, — не сразу ответил Игнат.

— А ты знаешь, отец, это из-за меня у нее жизнь не получилась…

— В чем же ты виноват?

— Во всем.

— Что, на ней свет клином сошелся? — вконец расстроилась Аграфена. — Такой герой, при таких звездочках… Да ты бы себе… Не связывайся ты с ней, — попросила Аграфена. — Ничего у вас не было и не будет.

Вмешался Игнат:

— Ничего, мать, сын у нас грамотный, при орденах. Разберется!

— И ты туда же! — вскинулась на старика Аграфена. — Все не можешь забыть эту ведьму, старую сову?

— Зря ты ее ругаешь, — заступился Игнат. — Она и тебе, и Совке сколько раз ворожила! — Игнат весь зажегся. — Знаешь, Федя, ни в бога ни в черта не верю, а один раз тоже попросил Совкину бабушку сворожить — на тебя, значит. Раскинула карты, так и так: жив твой сын, вернется при орденах и медалях и при небольших ранах, пустяковых… Ну, запаслись мы со старухой терпением и, как видишь, дождались! А ты ее ведьмой называешь… — укорил он Аграфену. — Нехорошо это.

Аграфена стала говорить что-то такое, чему и сама не верила:

— Хи-и-итрая Совка… Ишь что затеяла: ждет, когда Федя в ножки ей поклонится, и не в укромном месте, а на виду у всей деревни! Так след в след и идете… Редчанковский корень…

Сыну ее слова показались загадочными, а старик резко отклонился на стуле, размашисто хлопнул себя по коленке, просиял заблестевшими глазами, но сразу же и примолк, наткнувшись на осуждающий взгляд Аграфены. Да и как было не понять: вряд ли в деревне забыли о том случае, два года назад…

На троицу, только что кончилась посевная, настроение у всех было праздничное, и бадонские, весело приветствуя друг друга, подтягивались к магазину, ожидая, когда продавщица Аня примет товар первостепенной важности, который в посевную куда-то исчезал.

Отработав на ферме, Совка успела переодеться во все праздничное и вместе с другими женщинами ждала, когда откроется магазин. Игнат с Аграфеной, порознь, были здесь. Или ему надоело ждать — что-то уж очень долго Аня принимала товар! — или захотелось поговорить с Совкой, — он бросил мужицкую компанию и приблизился к Совке, выделявшейся среди женщин и даже девчат. Совка заметила Игната и приветливо кивнула. Улыбнуться ему она никогда не забывала! Этим особенным отношениям между ними завидовали даже молодые парни, которые не знали, как подступиться к Совке, выглядевшей гораздо моложе своих лет. А Игнат знал, и на разные там намеки и ухмылочки оба не обращали внимания.

«Совка, не бойсь, к чистому не пристанет!» — заступался за нее Игнат.

И она не боялась: защита и в самом деле была крепкая! За Игнатом, понимали другие, стояла пока что хоть и невидимая, но сила. Этой силой был Федя. А если говорить точнее — майор Федор Редчанков! А это уже не шуточки…

Сколько бы Игнат ни говорил с Совкой, ему всегда не хватало ни слов, ни времени, чтобы выразить свое особенное расположение к ней. Ни о какой другой невестке он даже и думать не хотел!

Сегодня она ему показалась настоящей царевной, и он так начал:

— Совка-царица, ходи всегда разнаряженной, ничего не делай, а мы будем смотреть на тебя!

— А кто же за меня работать будет, дядя Игнат? — до удивления радостным голосом спросила Совка. И нельзя было понять, чему она больше радуется: тому, что дядя Игнат предлагает ей ходить разряженной царицей, а она не согласна быть бездельницей, или какой-то ей одной понятной надежде?

Редчанковские плечи, когда-то бравшие на себя заботу о всей деревне, стали горделиво расправляться, грудь пошла вперед, но с ответом, и так уже очевидным для многих, Игнату пришлось погодить: внимание отвлек бригадир Константин Цыганков, появившийся в дверях магазина. Его там интересовало, много ли привезли продукта, из-за которого некоторые мужики выключаются из работы. Он вел борьбу не с пьяницами, а с сельповским начальством, что столько водки дает на маленькую деревню. Ему, работавшему бригадиром всего второй год, предсказывали, что долго он не продержится… С начальством надо в дружбе жить, а у него все наоборот. «Я кем хошь и где хошь могу работать!» — отвечал Константин. Этим он и нравился колхозникам, и, когда вино или водка заканчивались, они ему беспрекословно подчинялись.

Константин Цыганков прошел всю войну, имел два тяжелых ранения и был рассудительным на первый взгляд до равнодушия… Но это только на первый взгляд: переступать черту, которую он наметил, нельзя было.

Из магазина он вышел сильно нахмуренным и тут же подал голос:

— Ты мне, дядя Игнат, всех молодых доярок сделаешь царицами! А коров кто доить будет?

Но вышибить Игната из колеи ему не удалось.

— Как же это ты, Константин, учился, учился, а самого главного не знаешь? — ехидно спросил старик.

— Чего это я не знаю? — готовый придраться к Игнату за митинг возле магазина, когда дел везде невпроворот, поинтересовался бригадир.

Игнат, заранее предвкушая, как будет посрамлен Константин Цыганков, многозначительно глянул на Совку и с удовольствием ответил:

— Да царица-то, милый мой, всего одна бывает! Или вас в школе учили по-другому?

От взрыва хохота и одобрительных возгласов жалобно звякнули стекла в магазинном окне.

Продавщица Аня, не сдержав любопытства, но и с некоторой обеспокоенностью на миловидном лице: над чем смеются, не над ней ли? — выглянула на крыльцо. И ничего не поняв — гудят мужики! — скрылась в прохладе своих владений, приятно пахнущих туалетным мылом и конфетами.

Ничего не скажешь: быстро прилетела сдача бригадиру!

Ответ Константину понравился, и он смеялся вместе со всеми — сам был находчив и ценил это в других. Сообразил: сегодня ему не справиться с Игнатом — его вся бригада поддерживает: ишь как нацелились на магазин!

Но, отойдя к штакетнику и поправляя сбрую на своем иноходце, все-таки ответил:

— Защитил Игнат царицу, а ему взяли да голову и отрубили!

Не совсем понятно сказано, но самые сообразительные оценили бригадирову шутку.

— Что за намек? — спросил Игнат.

— А то, что задаст тебе Аграфена! Спать сегодня, наверно, врозь будете…

Теперь над Игнатом засмеялись, да еще, наверно, громче, чем над Константином.

Бригадир, считая, что они в расчете, почти неслышно уехал верхом на своем маленьком резвом гнедом жеребчике.

А люди смотрели на Игната.

Он стоял с затуманенными глазами и вдруг, глядя только на Совку, как подкошенный, рухнул на колени, вытянул вперед руки — он не только красотой восхищался, он один за всех бадонских просил у Совки прощения за ее обиды…