Евгений Водолазкин - Оправдание Острова

Час пополудни . Приходит известие, что островной аэропорт, приняв последний самолет, закрылся: сгущение пепла так велико, что воздух стал непригоден для полетов. И с этим известием уходит наша последняя надежда.

Два часа пополудни . Срочное сообщение о том, что Парфений и Ксения на Острове. Без предупреждения прибыли они сюда последним самолетом и в настоящий момент находятся на пути в столицу. Светлейшие князья принимают на себя всю полноту власти и приказывают членам Правительства к шестнадцати часам явиться в президентский Дворец. Конечно, можно утверждать, что это не ответ на нашу мольбу, а их свободная воля: решение, принятое после бегства Варвары. Мы же воспринимаем это как ответ, да так оно по истинному счету и есть.

Три часа пополудни . Серая от пепла, на площадь влетает первая машина президентского кортежа. Вслед за ней появляется автомобиль со знаменем Острова. Это автомобиль Парфения и Ксении. Кортеж останавливается, и князья выходят из машины. Они приехали противоборствовать хаосу. Слово хаос , передаваясь из уст в уста, странствует по площади. Вот, будут противоборствовать хаосу. Радостная весть. Кто-то же должен противоборствовать хаосу. Машину не отпускают. Люди коленопреклоненно просят княжескую чету взойти на Гору и говорить с Ним. Просящие понимают, что сейчас не лучшее время для посещения Горы, но что же делать, если так говорит пророчество? Кто-то же должен взойти на Гору. Они, видимо, и должны. Это страшно, но, кроме них, некому, ибо нет больше праведников, и они всеобщая последняя надежда. Как же мы совершим такую дерзость, спрашивают князья. Призна́ем себя, что ли, праведниками и дерзнем говорить с Ним? Не надо признавать себя праведниками, отвечает толпа, поскольку мы вас уже признали таковыми. Просто пойдите и поговорите. Молите, чтобы не дал Он Горе взорваться, или вам не жаль нас и детей наших?

Четыре часа пополудни . На встрече Их Светлейших Высочеств с Правительством обсуждаются меры по спасению жителей.

Пять часов пополудни . Высочайшим указом в стране объявлено военное положение. Для обеспечения порядка и помощи жителям фельдмаршал Севериан приказывает войскам войти в города. Напутствуя солдат, фельдмаршал говорит, что сражение будет нелегким, потому что враг наш впервые невидим. Ввиду опасности новых толчков военные спешно разбивают палатки на открытых пространствах и раздают на улицах противогазы и респираторы. В больницах, на ткацких фабриках, в магазинах тканей занялись изготовлением марлевых повязок. На помощь туда отправляются женщины-добровольцы. Добровольцы-мужчины создают отряды для разбора завалов.

Восемь часов вечера . Парфений выступает по радио с обращением к народу. Он призывает жителей Острова изгнать из сердец страх и помогать друг другу, ведь положение сложное, но не безвыходное. Помолчав, говорит: никто не давал нам права идти на Гору и говорить с Ним, так что не можем мы туда идти. Говорит: видя ваши слёзы, не можем мы туда не идти, так что, конечно, пойдем.

Десять часов вечера . Перед Дворцом выстраивается колонна военных грузовиков. Впереди два полицейских внедорожника, поскольку внедорожное движение не исключено. Епископ Кирилл служит молебен о спасении Острова. Кадило его искрит, словно малых размеров вулкан, и искры, предваряя колонну, летят в сторону Горы. Фельдмаршал Севериан объявляет пятиминутную готовность к выдвижению. Встречая бедствие во всеоружии, он при полном параде и с фельдмаршальским жезлом.

Одиннадцать часов вечера . Колонна трогается с места и берет курс на Юг. На пути ей встречается множество людей, идущих на Север. Они, прожившие у Горы всю жизнь, чувствуют ее неспокойствие. Говорят, что, хотя извержение и приостановилось, Гора вот-вот готова взорваться. Жалея едущих, призывают их вернуться.

Мая 29-го дня

Два часа пополуночи . Машины приближаются к Горе со стороны, не тронутой извержением. Колонну ждут тысячи людей, собравшихся у подножия. Кто сии, спрашивает епископ Кирилл. Те ли суть, кому некуда уйти, или верящие в силу княжеской молитвы? И те, и другие, отвечает настоятель местного храма, и мнится мне, что в значительной степени множества эти объединились. Идущие впереди полицейские машины включают сирены. Колонна медленно продвигается сквозь толпу. У серпантина, ведущего к вершине, останавливается. На грузовиках выставляются прожектора, их направляют на серпантин. На первой сотне метров дороги светло как днем. Их Светлейшие Высочества стоят у передней машины. Кто-то приносит им куртки, опасаясь, что на Горе может быть холодно. От курток князья отказываются, в них нет необходимости. Важно, говорят, чтобы не было слишком жарко. Отказываются и от рации, ибо у них иные средства связи. К тому же рация здесь скорее всего не будет работать. Их благословляет епископ Кирилл. Помедлив, говорит: пророчества не всегда следует понимать буквально. Имею в виду, что по этой дороге необязательно идти далеко. Стоя у подножья, вы уже как бы на Горе. Делает попытку улыбнуться. Это, так сказать, засчитывается. Парфений и Ксения наклоняют головы. Засчитывается, да. Кем угодно, но только не Агафоном.

Три часа пополуночи . В наступившей тишине князья делают первый шаг в сторону вершины. Их сопровождает епископ. У начала серпантина он останавливается: далее пойдете одни, храни вас Бог. Что думается тем, кто провожает их взглядом? Что беззащитны? Что поступь их нетверда? Два трогательных старика. Идут, держась друг за друга: так они шли всю жизнь. На ночном ветру трепещет платье Ксении. Дойдя до поворота, они оборачиваются и смотрят на всех нас. Делают шаг в неосвещаемое пространство. Исчезают. Дальше они должны включить фонарики, ничего сложного. В них мощные лампы, а заряда на несколько часов. Если использовать их не одновременно, заряд, можно сказать, неограниченный. В отсутствие электричества я свечу такими в келье. А прежде – свечи зажигал. Говоря чистосердечно, мне трудно их представить с фонариками. Их, идущих к Свету.

Четыре часа утра . Раздается гром. Чудовищный треск, словно земная и небесная тверди разломились. Все понимают, что с Парфением и Ксенией начал говорить Он. Над Горой поднимается гигантское облако, черное с багровым. Голоса стариков слабы – только бы Он их услышал. Новый удар грома. Толпа истошно кричит. Следующий удар сбивает стоящих с ног. Сколько мы так лежим? Не знаю. Рот мой в песке и пепле. Громовое эхо перекатывается по всему Острову, и ударяется поочередно о твердь небесную и о твердь земную, и, возвращаясь, не становится тише, как то положено эху. И дома в городах покрываются трещинами, иные же падают. Сирены карет скорой помощи не слышны. В лучах фар скользят серые хлопья. Эту метель фары пробивают на расстояние вытянутой руки, так что двигаются машины на самом малом ходу. Едут, бесстрашны, до ближайшего завала, из которого добровольцы выносят страдающие тела. Бывший еще вчера озлобленной толпой, в эту ночь народ превратился в собор сограждан, сонм милосердных. Когда у ждущих под Горой спадает первый ужас, люди окружают фельдмаршала Севериана. Он неотрывно смотрит на серпантин, лицо его багрово от отблесков пламени. Мокро от слёз. Ему кричат, что на Горе остались Парфений и Ксения, так, будто он этого не знает. Кричат, что среди этого ада остались, Армия же бездействует, и что нельзя было посылать их на Гору. Армия бессильна, говорит фельдмаршал одними губами, но не вы ли послали их туда? К нему подходят несколько солдат. Он слушает их, не отрывая взгляда от Горы. Кивает. Два грузовика заводят моторы и выезжают на серпантин. Парфений и Ксения не могли уйти далеко. Все верят, что их найдут.