Виктор Пелевин - Сумасшедший по фамилии Пустота [сборник]

— А как же звезды, которые мы видим на небе?

— Это просто лучи, которые падают в черную дыру. Когда ты видишь звезды, ты видишь только свет.

— И Луна тоже?

Дима кивнул.

— Но ведь люди летали на Луну.

— И куда это делось?

— Что — это?

— То, что они летали на Луну.

— То есть что значит — куда делось? Осталось в прошлом.

— А куда делось прошлое?

— Не знаю, — сказал Митя.

— В этом и дело. Прошлое тоже когда-то было светом горизонта, а потом он упал в черную дыру. Все эти межпланетные полеты и астрономические открытия — просто конвульсии света на пути к последней точке. Что бы ни появлялось в нашем мире, все исчезает в черной дыре. Поэтому не особо важно, какую информацию приносит свет. В следующую секунду он исчезнет там же, где исчезло все остальное — все эти динозавры, мамонты, римские империи, боги и ангелы.

— Ангелы?

— Да, — сказал Дима. — Раньше среди нас были ангелы, но потом они тоже сорвались в черную дыру. Мистики называют их падшими и говорят, что они согрешили.

— И боги тоже упали?

— И боги. Когда бога забывают, это значит, что он уже исчез в черной дыре. А если ему молятся, это значит, что он все еще падает. Это может происходить очень долго, потому что боги имеют очень большие размеры. Но в конце концов все они падают вниз.

— Вниз?

Дима кивнул в сторону черной головы, которая теперь была видна в профиль.

— Вон туда, — сказал он. — Пересекая горизонт событий, все исчезает. У того, что упало в черную дыру, не остается никаких свойств и качеств. Поэтому нет разницы между вчера и позавчера. А завтра то же самое можно будет сказать и про сегодня. Все превращается в однородную субстанцию, объем которой так мал, что ее невозможно обнаружить никак, кроме как в разговоре о ней. Эта субстанция — прошлое.

— Но ведь прошлое можно обнаружить множеством других способов, — сказал Митя. — Например, посмотреть старый фильм. Или прочесть старую книгу.

— Ты все равно будешь иметь дело с настоящим. Просто твое настоящее будет занято эхом прошлого. Или его тенью. Это не само прошлое, а твои мысли о нем.

— А мысли тоже падают в черную дыру?

— Да. Все, что исчезает, исчезает именно потому, что падает в нее.

— И мы тоже?

— И мы тоже. Я уже сказал, что мы — это свет горизонта. Просто свет, который отправился в свое бесконечное путешествие в тот самый момент, когда стало слишком поздно это делать. Секунда, за которую мы должны были улететь далеко прочь, растянулась в вечность, которую нам пришлось проводить там, где нас застала катастрофа. Это «здесь и сейчас» и есть горизонт событий.

— Мы все время летели к свету.

— На самом деле мы оставались на месте. Хотя и летели к свету изо всех сил. Все то, что движется чуть медленнее, просто рушится вниз. А все, что умчалось прочь чуть раньше, уже бесконечно далеко.

— Подожди, — сказал Митя. — Я совсем перестал понимать. А почему мы не видели черную дыру раньше?

— Ее не видно по определению. Ничто не может двигаться быстрее света, а свет не может выйти за границу черной дыры. Эта граница называется горизонтом событий. Поэтому из того места, где находится черная дыра, не может дойти никакая информация о ее положении. Все просто исчезает в ней, и все. Где вчера и позавчера?

Где та секунда, когда мы впервые оказались под этим небом и вдохнули этот воздух? Черная дыра там же.

— Хорошо, — сказал Митя, — но почему тогда мы увидели ее сейчас?

— Потому что мы только что упали в нее окончательно. Мы больше не свет горизонта. Мы свет на пути к последней точке.

Мите показалось, что вес этих слов непереносим. Ему даже почудилось, что откуда-то из темного пространства прилетел далекий детский крик, полный отчаяния и страха, словно вместе с ним испугалась вся Вселенная.

— Почему это случилось? — спросил он.

— Теоретически можно находиться на горизонте событий сколько хочешь. Но в черную дыру постоянно рушится все окружающее, и ее масса делается все больше и больше. Чем сильнее ее притяжение, тем шире зона черноты, из которой не может вырваться свет. Граница движется. Это как археологические слои — над одним горизонтом событий появляется другой, над другим — третий… Неподвижный свет, который был границей черной дыры вчера, падает в нее сегодня.

— А можно ли этого избежать?

— Нет, — ответил Дима. — Нельзя. Свет по своей природе не может ничего избежать. Сегодня впереди появилась черная дыра. Это когда-нибудь случается с каждым насекомым. Но только ночные мотыльки понимают, что именно с ними происходит.

— Как это будет выглядеть? Нас что, расплющит в папиросную бумагу? Сожмет в точку? Растянет в нить?

— Я не знаю, — сказал Дима.

— Мы можем спастись?

— У нас есть только один шанс, но он, к несчастью, чисто теоретический. Существует вариант развития событий, при котором сингулярность оказывается не в будущем, а в прошлом. Так, во всяком случае, следует из математики — есть одно решение, связанное с особым маршрутом света по шляпе Мебиуса, так называется искривление пространства вокруг сингулярности. Но такое решение крайне нестабильно, потому что зависит…

— Только не надо математики.

— Хорошо.

— А какой он, мир за пределами черной дыры?

— Он такой же и не такой. Он похож на наш, но за секунду до того, как с нами случилось самое страшное. Хоть он совсем близко, туда невозможно попасть. Об этом плачут все поэты.

— Но почему мы не можем перейти на новый горизонт событий? Почему мы должны падать?

— Мы никому этого не должны. Просто мы часть того горизонта, который падает.

— Значит, мы погибнем?

— Известно только одно — оттуда никто не возвращался.

Теперь голова была заметно ближе. Митя увидел на кеглеобразной короне косую борозду, похожую на след сабельного удара. Лицо стало различимо в мельчайших деталях, и Митя подумал, что где-то его уже видел. Или, может быть, не это, а какое-то очень похожее.

— Похоже на портреты из Ахетатона, — сказал он.

— Из Ахетатона?

— Это была столица фараона-отступника. Город, который он построил в пустыне. Его звали Эхнатон, и он поклонялся солнечному диску. У него и его родственников были похожие лица. Я подумал, что так могла выглядеть его пирамида.

— Я уже сказал, что это пирамида Бога. Многие великие мистики видели эту голову во сне. Но мало кто потом об этом помнил.

— Почему?

— Память — это разновидность света. А здесь место, где исчезает всякий свет.

Митя посмотрел на голову. Она была повернута таким образом, что ее губы казались сложенными в загадочную полуулыбку — словно она прислушивалась к разговору и смеялась над тем, что слышала.

— Кто ее построил?

— Никто, — сказал Дима.

— Откуда же она взялась?