Диана Машкова - Наши дети. Азбука семьи

Рассказ Дани был словно под копирку. Те же события. Те же чувства. Сначала поместили в больницу и заперли на замок в палате. Хочешь в туалет? Стучи в дверь. Нужно на воздух? Не положено. Долго лежать? Сколько скажут. Дальше приют, разве что название цивилизованное, «реабилитационный центр», а так все те же железные решетки на окнах. Куда повезут дальше? Когда? Кто? И только после больницы и приюта ребенка ждало распределение в детский дом.

Кто и для чего придумал эту схему?

Ведь если нужен осмотр врача, достаточно нескольких часов в клинике. Если ребенок остался один, можно найти друзей семьи или приемных родителей с готовыми документами, которые могут принять хотя бы на время — до того, как удастся найти постоянную семью. Я уже не буду повторяться про профессиональную семью.

Но дети травмируются сначала разлукой с родителями и близким окружением. Теряют свой дом, в котором родные запахи, собственные вещи, игрушки. Даже если в этом доме не было счастья, привычка к нему все равно была. А потом получают новые травмы при каждом перемещении в чужое пространство — больницу, приют, детский дом.

Тратятся гигантские деньги, — наши с вами налоги — на которые содержатся все эти учреждения. И при этом большинство людей в стране продолжают считать, что система детдомов это благо и мы без нее никуда. «Не на улицу же детишек», — говорят они, сердобольные. А если хотя бы один раз как следует подумать?

Большая беда нашего общества в том, что взрослые не в состоянии поставить себя на место детей. Процедуры и «услуги», которые определяют жизнь несовершеннолетних в нашей стране, зачастую работают вне учета их интересов и потребностей. Они работают так, как удобно взрослым. Создают рабочие места и обеспечивают занятость.

В Дане — как и во всяком подростке — боролись между собой взрослый человек и малыш. С одной стороны, он не мог обходиться без меня, требовал постоянного внимания. А с другой — ему нравилось выглядеть всезнающим и даже просвещать окружающих в разных важных вопросах. Многие вещи, кстати, весьма обогащали меня в части подростковой культуры, за что я была благодарна ребенку. Сериал Sex Education, например, точно заслуживает внимания родителей — о нем все мои большие дети сказали «стоит посмотреть», и я не жалею, что провела с ним немало часов, хотя обычно намеренно не смотрю сериалы, чтобы не терять много времени. В музыке то, что показывал Даня, меня не особенно вдохновляло, но, по крайней мере, это было забавно. Он рассказывал о Vogue и других направлениях в танцах. Показывал новые клипы Billie Eilish и многое другое. Я смотрела, слушала, вникала. Что-то нравилось, что-то, наоборот, не вызывало никакого энтузиазма. Но сам процесс — сидеть рядом, уткнувшись носами в один экран смартфона, и после обсуждать увиденное — сближал.

— Ну-у-у, — протянула я как-то в ответ на очередную попсовую зарисовку, — прикольно, конечно! Но я не такая.

— А тебе кто из музыкантов нравится?! — тут же спохватился Даня.

Он все еще старался понравиться мне, хотя после секатора это уже точно было лишним.

— Гребенщиков.

— Э-э-э-э, — протянул ребенок неуверенно. — Что-то где-то слышал.

— Дремучий ты, Даня, — поддела я, — Борис Борисович это наше все! Ладно, поехали дальше. Шнур.

— О, это да! — он оживился. — Супер.

— Гражданская оборона, — решила я осложнить задачу после налево и направо известного всем Шнура.

— Егор Летов?! — он подскочил на месте. — Круто!!!

— Да лаааднооо?! — у меня буквально выкатились глаза. — Ты знаешь Летова?

— Гранииицы клюююч переломлен пополааам, а наш дедушка Ленин совсем усоп… — тут же пропел Даня в доказательство, правильно интонируя.

Это было удивительно! Все слова оказались на своих местах, он отлично знал мелодию. От восторга я хлопнула рукой по столу и побежала делиться радостью с Денисом — он возился с инструментами рядом, в кладовой.

— Ты как хочешь, — сообщила я мужу, шутя, — а Даню мы оставляем себе навсегда!

Хотя, конечно, это и так было давно понятно.

— Что случилось на этот раз? — флегматично поинтересовался супруг.

— Человек Егора Летова знает!

— Аа-а-а, ну да. Это аргумент.

Мы с Даней перемигнулись и весело рассмеялись. Денис посмотрел на нас, покачал головой, но все-таки тоже улыбнулся.

Хорошо, когда родители и подростки могут открыто говорить о своих предпочтениях в культуре и искусстве. Миры разных поколений становятся ближе через уважение и узнавание. А уж если вдруг — чудом! — найдутся общие интересы, то это само по себе становится почвой для укрепления отношений.

Первые полтора-два месяца жизни Дани в нашей семье я пребывала в состоянии эйфории. Давно ничего подобного не испытывала — со времен появления Гоши в нашей семье — ходила точно летала. И чувствовала себя так, словно меня подключили к мощному источнику энергии. Я много думала о нашем пути — а ведь мы с Денисом могли тогда, 7 лет назад, свернуть не туда. Не решиться удочерить Дашу, следом за которой в наш дом пришла огромная радость, а потом все остальные дети, и ничего подобного в своей жизни не испытать! Да, трудностей было немало, но невероятное счастье — умноженное каждым ребенком — перевешивало стократ.

Только теперь мне стал в полной мере понятен смысл многодетности: сумасшедший опыт и самые яркие эмоции. За похожими ощущениями, мне кажется, люди поднимаются на Эверест, прыгают с парашютом и занимаются экстремальными видами спорта. А родительство даром дает невероятный адреналин и накал страстей.

Даня оказался невероятным ребенком. Он понимал все, что я говорю. Он чувствовал сам и откликался на чувства других. Он не воевал с нами, не бился в кровь, пытаясь занять место главы в семье. Я просто не могла поверить, что такое бывает: сразу — понимание и любовь. Конечно, с Денисом у Дани не все шло так гладко, как со мной, но они оба держались и старались не задевать друг друга. Хотя я и ощущала постепенно растущее раздражение — Даня «блокировал» меня порой на много часов подряд, и Денису это очевидно не нравилось. Но я старалась следить за ситуацией. В принципе, обычная история для мамы, у которой много детей — уделять каждому личное время не в общем кругу семьи, а индивидуально. При этом супруг, разумеется, на первом месте. Мне казалось, нам удастся сохранить гармонию и баланс: все-таки немалый опыт принятия уже был.

Первые робкие мысли о том, что, возможно, на этот раз удастся обойтись без жесткой и долгой адаптации, грели душу. Вот это будет феномен! Вдруг дети с сохранной привязанностью, которые осознают важность семьи, могут вот так гладко войти в новую семейную систему? Если ребенок не успел основательно хлебнуть госпитализма — говорят, необратимые изменения начинаются после четырех лет жизни в учреждении — вероятно, ему легче помочь? Гигантское количество личной энергии удалось бы сохранить, если только не пробиваться к ребенку через его отрицание и сопротивление. Когда человек сам ищет глубоких отношений и готов принять заботу и главенство взрослого, помощь ему становится не такой уж сверхзадачей.