Клара Паркс - Заклинательница пряжи [Как я связала свою судьбу] [litres]

И мы были там, чтобы освободиться от патриархата, испытать возможности мира, в котором традиционное распределение половых ролей не имело никакого значения. Мы раскрыли свой потенциал, выпустив на волю своих внутренних директоров корпораций, своих успешных драматургов, получивших «Тони» [42] Tony Award – премия «Тони» – престижная американская награда в драматургии. , своих уверенных в успехе ученых, ищущих лекарство от СПИДа. Мы продолжали шествия по студенческому городку, мы устраивали акции протеста, мы изучали язвительные книги, написанные влиятельными женщинами. Мы учились высказываться, спрашивать. И хотя нас открыто не принуждали отказаться от пути наших праматерей, в том-то и крылась вся суть. В самый разгар этих потрясающих событий я глубоко хранила мрачную тайну. В прозрачном пластиковом пакете под кроватью лежал свернутый свитер. Бледно-голубой, с рукавами доломан, из восхитительно хрустящей пряжи с ланолиновой оболочкой, прямо из Швеции. Секрет заключался в том, что свитер был закончен только наполовину, а вязала его я. Когда дела шли неважно, что случалось довольно часто во время учебы в колледже, я запирала дверь, сворачивалась калачиком на кровати, доставала свитер и провязывала несколько рядов. Если в дверь стучали, я быстренько засовывала свитер под покрывало, чтобы никто ничего не заметил.

Лучше пусть думают, что это выпивка, или травка, или всякое, что обычно прячут типичные студенты колледжа.

Говорят, что лучший способ заставить человека открыться – это показать им такого же человека как они, живущего здоровой, счастливой, свободной жизнью без страха и стыда. Со мной произошло именно так.

Однажды моя подруга Эмили Джейн, на два курса младше и на три двери дальше по коридору общежития, появилась с носком в руке. Вязаным носком, на четырех чулочных спицах, как раз в процессе вывязывания пятки.

Она несла его просто так, в открытую, у всех на виду. И она не испытывала ни капли неловкости или даже беспокойства по этому поводу. Она просто вывязывала пятку.

И прежде чем я успела себя остановить, у меня вырвалось: «Я тоже вяжу!» Наша общая подруга, Илэр, тут же включилась в разговор: «А я сейчас вышиваю подушечку».

«О чем болтаем, девчонки?» – спросила Дженни, моя самая закадычная подруга в колледже, она жила чуть дальше по коридору в противоположном направлении. «Да про всякие хитросплетения», – улыбнулась Илэр.

«Эмили Джейн вяжет носок», – сказала я, внимательно наблюдая за выражением лица Джен в поисках признаков шока или неодобрения.

«Круто! – сказала она. – На спицах вязать я не умею, но зато вяжу крючком. Как раз сейчас вяжу афганский плед для своей бабули».

Стоп, чего?

И вот так, совершенно внезапно, запоздало, без предупреждения, все раскрылось – у всех нас была одна тайная страсть к созданию и украшению полотна.

Знаете, как говорят, по секрету – всему свету. Естественно, нам нужно было обращать новых приверженцев в свою веру. Но как?

Мы все работали на вахте в нашем общежитии.

У большинства из нас не бывало грандиозных планов на субботние вечера, поэтому обычно мы спускались в вестибюль и составляли компанию тому, кто работал в эту смену. Мы решили использовать это время для Субботних вечеров рукоделия. Вынимали наши проекты из тайников, шлепались на диваны горчичного цвета в общей комнате общежития и с гордым видом приступали к вязанию. На самом деле видок у меня был тот еще – ужасная химическая завивка и мешковатые треники.

«Не обращайте на нас внимания, – мы объясняли это по своей инициативе каждому проходящему мимо. – Мы тут просто рукодельничаем . И да, потом мы усядемся у камина и начнем масло сбивать, так что оставайтесь, будет весело». Мы хотели, чтобы люди реагировали ярче, чем они это делали на самом деле.

В такие моменты я чувствовала себя свободной. Мы не высмеивали наше пристрастие. Мы хотели порвать с морально устаревшими стереотипами, передаваемыми из поколения в поколение, и тыдыщ! – припечатать на них надпись крупными буквами «Хватит!». После всех маршей протеста «Вернем себе ночь» [43] «Вернем себе ночь» (или «Освободим ночь», англ. Take Back the Night/ Reclaim the Night) – международные акции протеста различных форм прямого действия против изнасилований и других форм сексуального насилия. мы вернули себе рукоделие.

Но вскоре все мы закончили колледж, и кружок Субботних вечеров рукоделия распался навсегда. Эмили Джейн все еще вяжет крючком, и я надеюсь, что Илэр все еще вышивает. Моя Дженни трагически погибла в автомобильной аварии в 2004 году, так что я никогда не узнаю, закончила ли она тот афганский плед для своей бабули.

Я все еще не довязала тот голубой свитер. Он так и лежит в том же самом пластиковом пакете. Время прошло, мода изменилась, мои навыки улучшились. Но мне нравится хранить эти голубые связанные петельки в состоянии анабиоза, это своего рода дань прошлому и моей подруге Дженни, чья нить оборвалась слишком рано.

А вы слышали о рукопожатии вязальщиц? Две руки тянутся друг к другу, готовые встретиться и обменяться рукопожатием, но в последний момент они вдруг меняют направление к ближайшему рукаву или краю одежды и хватают их, а вместо приветствия звучит вопрос: «Это вы связали?» Наши глаза мгновенно оценивают детали швов и соединений, наборные кромки и окантовки. Мы ничего не можем с этим поделать, мы энергично пытаемся выискивать несовершенства и недостатки. Совершенные швы вызывают уважение и восхищение, даже зависть.Сделанные наспех, неровные, с бугорками, эти линии похожи на шрамы – все знают, что невежливо спрашивать, откуда они взялись, но не могут перестать пялиться на них.

Мои взаимоотношения со швами были не особо хорошими. Все свои джинсы я обычно «подшивала» с помощью скотча, скрепок или громоздких стальных английских булавок, которые вечно расстегивались и вонзались мне в щиколотки. Я старалась избегать швов в вязании на протяжении многих лет, вместо этого выпуская массовым тиражом километры платочной вязки в виде бесконечных шарфов.

Естественно, мне это наскучило и захотелось сделать нечто значительное. Я начала вязать первый свитер в 1988 году; все его детали уже давно готовы и до сих пор ждут, когда же я их соединю. А первый свитер, который мне удалось закончить , – пушистое мохеровое дизайнерское недоразумение с начесом, в котором было так много прочих недостатков, что неряшливые швы не особо выделялись на их фоне.

Но я осознала всю серьезность своей проблемы со швами, лишь когда влюбилась в носки. Я научилась вязать носки по старинке, выполняя их сверху вниз, с манжетами и боковыми клиньями на четырех чулочных спицах. А когда впервые удалось провязать пятку, я была настолько взволнована, что даже на время забыла о конечной цели. Когда дело доходит до мыска, независимо от того, как вы его вывязываете – а это можно сделать разными способами, – в итоге получаются петли, которые нужно соединить. Так как пространство между ногой и обувью довольно тесное и постоянно находится в движении, нельзя просто взять и соединить две части и надеяться, что никто ничего не заметит. Здесь требуется нечто однородное и гладкое, прочное и надежное, и только один шов способен добиться такого результата. Называется он – шов Китченера [44] В русской вязальной терминологии называется – трикотажный шов петля в петлю, трикотажный шов на открытых петлях, горизонтальный трикотажный шов. . Немного предыстории. Во время Первой мировой войны фельдмаршал Горацио Герберт Китченер был военным министром Великобритании. За счет призыва добровольцев он собрал самую большую армию, которую когда-либо видела Британская Империя, его суровое лицо с выдающимися усами смотрело с бесчисленных плакатов над словами «Ты нужен своей стране!». Совместно с Красным Крестом генерал организовал кампанию среди вязальщиц в Англии, Канаде и Соединенных Штатах. Они штамповали нескончаемый поток вязаных изделий для мужчин, сражающихся на передовой. Легенда гласит, что Китченер создал носок с новым бесшовным способом вывязывания мыска для большего комфорта солдатских ног. Теперь такая техника бесшовного соединения мыска называется швом Китченера.