Клара Паркс - Заклинательница пряжи [Как я связала свою судьбу] [litres]

Посторонние не обращали внимания на ее слова, сочтя их бессвязной болтовней чокнутой дамочки. Но кто-то где-то был не настолько глуп. И он или она слушали. И вскоре, по ходу сюжета, остальные тоже начинали понимать – а ведь эта женщина умнее и наблюдательнее, чем все они вместе взятые. Вот тут-то и начнут ловить каждое ее слово, вытягивая шеи, чтобы лучше слышать. Слегка откашлявшись, она начинала: «О Боже, боюсь, что я не очень-то хорошо умею объяснять, видите ли, у меня нет вашего современного образования и всякого такого», а затем скромно делала предположение, что нужно поискать за домом священника или внимательно присмотреться к лекарствам в аптечке леди Такой-то. И всегда ответ был там. Агата Кристи была Элизабет Циммерман детективного мира, непревзойденная рассказчица, чей стиль был не менее пленительным и изобретательным, чем сам сюжет. В книге «Opinionated Knitter» [102] Книга не переведена на русский язык. даже можно услышать, как Элизабет прокашливается а-ля мисс Марпл, прежде чем высказать предположение: «В вязании немного проблем, которые нельзя решить с помощью здравого смысла, изобретательности или находчивости…» И я уверена, что она собиралась вставить в эту фразу слово «дорогуша».

Даже мой отец оказался вовлечен в игру по разгадыванию тайн, когда жил с родителями своей будущей жены в Вашингтоне, округ Колумбия, решив прочитать полностью всю бабушкину коллекцию книг Агаты Кристи. Он считал, что у Кристи был особый шифр, своего рода секретная формула для создания детективных сюжетов, и был намерен разгадать ее раз и навсегда.

Он прочел все книги от начала до конца, но так и не постиг их секрет. Однако одно наблюдение все же сделал. Кристи никогда по-настоящему не симпатизировала преступнику.Сначала она обрисовывала довольно гнусные и неприглядные портреты всех персонажей – в конце концов, изобразить всех подозреваемыми, в этом и состоит работа всех авторов детективов, – но со временем каждый из них постепенно приобретал все больше человечности, кроме настоящего преступника, к которому Кристи никогда не проявляла снисхождения.

От Агаты Кристи я легко перешла к другому преступному любимцу моей бабушки, Жоржу Сименону и его детективным историям. Внезапно мы пересекли Английский канал и очутились в туманном сером Париже, где уже установилась ноябрьская промозглость. Инспектор Мегрэ затаился в своем кабинете во Дворце правосудия, вокруг его головы клубятся облака дыма от трубки, а на стуле напротив нервно ерзает мелкий преступник. Здесь истории становились немного более жестокими: ножевые ранения, проститутки, отрезанные головы. Но, опять же, и люди, и обстановка создавали яркий портрет, столь же захватывающий, как и сам сюжет. Париж в книгах Сименона оживал – в непревзойденном описании улиц, запахов, и особенно – еды, которую ел инспектор Мегрэ, в каждом ресторанчике или бистро, в которое заходил… все это было настолько поразительно настоящим, что я почти могла видеть, чувствовать запах и вкус этой еды. И всегда справедливость торжествовала.

И до сих пор истории про Мегрэ – это мой попкорн, мой десерт после плотного обеда. В то лето, когда я заканчивала свою книгу «The Knitter’s Book of Wool», мой ежедневный распорядок дня был следующим: писать все утро, пообедать на веранде, а затем провести остаток дня, зачитываясь детективными историями о Мегрэ. Я проглатывала по книге за два дня, а иногда даже и за день. Это позволяло сохранять ясность мыслей, а еще мне нравится думать, что, – а вдруг самая малость Парижа Мегрэ каким-то чудом перекочевала и уютно устроилась среди моих ежеутренних шерстяных слов.

Большинство современных детективов не производят на меня впечатления. Кажется, в них слишком часто делают ставку на бессмысленное кровопролитие, их задача – не только рассказать нам, что ногу отрезало бензопилой, но и убедиться, что мы слышим перебои двигателя и визг цепи, когда она входит в человеческую плоть. Эти истории, например «Миллениум» [103] «Миллениум» – трилогия шведского писателя Стига Ларссона о детективе-журналисте Микаэле Блумквисте и девушке-хакере Лисбет Саландер. Стига Ларрсона, досконально исследуют темную человеческую сущность, а заключения преподносятся с реалистично вымученным цинизмом. Может, сегодня добро и одержало победу, но зло и тьма прячутся в каждом из нас и в конечном итоге все равно победят.

К счастью, в схемах вязания нет крови; никто не умирает и не лишается конечностей. Но зато в них есть персонажи, которые вес время прыгают, гоняются друг за другом и попадают в перестрелки. Есть такие схемы вязания, где в каждом ряду разворачивается настоящий боевик, спицам приходится то и дело выполнять акробатические трюки, ни секунды замедлиться и отдышаться.Они под завязку напичканы всяческими украшательствами, этакий участник «Американского идола» [104] American Idol – телешоу на телеканале FOX, основанное на популярном британском шоу Pop Idol. Смысл передачи – соревнование на звание лучшего начинающего исполнителя в США. , который настойчиво пытается спеть козлиное вибрато там, где хватило бы и одной чистой ноты. Они перегружены вязальными драматическими и пиротехническими эффектами, а в итоге все заканчивается вещью эффектной, но слишком своеобразной для повседневной носки.

Прочие современные детективы создаются по еще более ужасному и вычурному шаблону с пониженным содержанием «дедективности» – объемный шарф платочной вязки из крайне неизобретательной и безжизненной пряжи. Ничего плохого в таких книгах не происходит, все становится понятно уже к третьей странице, а на все оставшееся время вам придется запастись терпением, наблюдая за воинственными заигрываниями привлекательной и, само собой, стройной героини и Харрисона, или Хэдли, или Моргана, невероятного красавца с перекачанной бочкообразной грудью, а по совместительству начальника пожарной части где-нибудь в небольшом городке в Коннектикуте.

Нет, для меня хороший детектив – это спокойная история, в которой тонкости человеческого характера служат неотъемлемой частью сюжета.Это схема вязания, в которой пряжа и петли находятся в идеальном балансе. Такие загадки взывают к самой природе человеческой психологии – к самой ее основе – кто мы есть и что заставляет нас делать то, что мы делаем. Они действуют заодно с пряжей, а не наперекор или вопреки ей, а иногда даже отходят в сторонку, чтобы все внимание доставалось одной лишь только пряже.

Такие истории позволяют узнать и изучить людей самого разного сорта, даже тех, с которыми мы никогда не встретились бы в реальной жизни. Мы копаемся в их нижнем белье, мы подслушиваем их разговоры, мы пробуем самые невероятные новые петли, техники, материалы. Нам даны подсказки, и мы понемногу пытаемся вычислить, кто же из них мог иметь хоть какие-то причины убить эксцентричного и всеми нелюбимого хозяина дома. (Это жена сына. Точно говорю.)