Барбара О'Нил - Когда мы верили в русалок [litres]

Я бросаю на нее изумленный взгляд.

– В самом деле? – произносит Саймон. Рука у него твердая и теплая. – Рад познакомиться. – Он поворачивается и выводит вперед сына. – Это Лео.

Лео. Так звали нашего отца. С огромным трудом я сдерживаюсь, чтобы не метнуть взгляд на Джози. Или Мари. Неважно, как ее зовут.

– Привет, Лео. Приятно познакомиться.

– Мне тоже. – Он вежлив, как и его отец.

– Прямо как в Тофино, – замечаю я Мари.

Она берет меня за руку.

– Нам повезло, что мы выросли там.

– М-м.

– Мы как раз идем ужинать, – говорит Саймон. – Не составите нам компанию?

Несколько секунд я раздумываю, представляя, как сижу рядом с племянницей и та рассказывает мне про свои эксперименты. Думаю о матери: каково ей будет узнать, что у нее есть внуки, о которых она слыхом не слыхивала? Смотрю на лицо Джози – до боли знакомое и в то же время чужое. Нет, сегодня я не в состоянии сидеть с ними и притворяться.

Я не готова. Пока не готова.

– Простите, – отказываюсь я, поворачиваясь к Саймону. – У меня на вечер свои планы.

– Нет, нет! – вскрикивает Мари. – Ты не можешь просто так взять и уйти! Нам столько нужно рассказать друг другу, мы должны наверстать упущенное.

Я даю ей свой телефон, и теперь мои руки дрожат от гнева. Заметив это, она крепко стискивает одну. Мой взгляд прикован к ее лицу, и я вижу, что ее глаза заволакивает тонкая пелена слез. Некоторое время меня переполняют благодарность и любовь, неистребимое желание коснуться ее лица, волос, рук, убедить себя, что передо мной не робот, а настоящая Джози, моя Джози. Здесь. Живая.

– Вбей свой номер, – предлагаю я. – И мы пересечемся, как только у тебя найдется время.

– Завтра же утром, – говорит Мари. Она набирает номер и звонит по нему. У нее в кармане сигналит телефон. Словно в доказательство, она вытаскивает и показывает мне все еще сигналящий аппарат. Смотрит мне в глаза твердым взглядом. Более уверенная в себе, чем я помню. И это чуть-чуть смягчает мою ярость.

– Я рада, что ты счастлива. – Я наклоняюсь, обнимая ее, и на ухо ей тихо добавляю: – Но я чертовски зла на тебя.

– Знаю, – шепчет она, прижимаясь ко мне. – Я люблю тебя, Кит.

Я отступаю от сестры.

– Позвони.

Сара делает шаг вперед.

– Надеюсь, вы придете и посмотрите мои эксперименты.

– Непременно, – обещаю я. – Слово даю.

И я заставляю себя пройти мимо них, направляясь по адресу, где они живут. Иду туда, чтобы еще раз не столкнуться с ними. А вот и их дом – красивый, с крыльцом. С верхнего этажа открывается вид на залив.

Никто из нас не может спать, не слыша шума океана.

Возвращаясь на пароме в центр Окленда, я снова пребываю во взвинченном состоянии. Возбужденный разум вырывает из дальних уголков сознания тысячи образов, памятных мгновений, будоражит чувства. Бросаюсь из крайности в крайность: то меня распирает от бешенства, то я впадаю в слезливую сентиментальность, а еще в душе зреет нечто вроде… надежды. Отчего я разъяряюсь еще больше, и все начинается сначала.

В кармане жужжит телефон. Достаю его.

Освободился , пишет Хавьер. Зайду за тобой в 7?

Да. Это было бы здорово. Поколебавшись, добавляю: Мой сегодняшний день – это нечто.

Не терпится услышать твой рассказ.

Его лицо встает перед глазами, и я знаю, что он будет слушать меня. Спокойно и внимательно. Так и вижу, как его волосы сияют в освещении ресторана, он кладет в рот кусочек еды и потом сосредоточенно внимает моей непрерывной болтовне. Ведь я буду тараторить взахлеб. Если начну, то уже не остановлюсь, пока не вывалю все – плохое и хорошее, безобразное и прекрасное.

Хочу ли я, чтобы он узнал всю мою подноготную?

Нет, настолько открываться я не желаю ни перед кем.

Но в то же время все мои защитные реакции сейчас на нуле. Я исчерпала свои ресурсы, пока искала сестру.

И не ожидала, что встреча с племянницей выбьет почву у меня из-под ног. Лицо, похожее на мое; сердце совсем как у меня. Я провожу эксперименты . Хочу знать о ней все до малейших мелочей.

А сына своего Джози нарекла в честь нашего отца. Что само по себе странно, ведь долгие годы они вели друг с другом войну. В раннем детстве она была с отцом близка, но в памяти моей сохранилось только то, как они потом ругались и скандалили. Постоянно, неистово, яростно.

Однажды отец вышел из себя и ударил ее по лицу, да так сильно, что до крови разбил губу. Он тотчас же устыдился своей вспышки, но Джози стояла и с вызовом смотрела на него, как богиня-воительница: длинные волосы, словно накидка, укрывали ее загорелое тело; в глазах блестели слезы, но она их сдерживала; из рассеченной губы текла кровь. Мне хотелось плакать, так жалко было обоих, но я забилась в угол, не защищая ни его, ни ее.

– Джози, – строго сказала мама, – иди в свою комнату и подумай над своим поведением.

Дилан при этой сцене не присутствовал. Может, работал. Или гонял на мотоцикле. Или гулял с одной из своих многочисленных подружек.

Мне только известно, что потом, узнав об инциденте, он стал выяснять отношения с отцом, и они подрались. По-настоящему, на кулаках. Все три женщины Бьянки бились в истерике, пытаясь их разнять. На стороне Дилана были молодость и проворство, и он просто уклонялся от кулаков отца, которым двигала слепая ярость. К тому же отец был крупнее, мощнее и, в силу своего возраста, умел действовать коварно. Он сломал Дилану скулу, о чем мы узнали позже, и велел ему проваливать из дома.

Мама поймала отца за руку и потащила его из комнаты в кухню нашего маленького дома, но Дилан уже схватил ключи и выскочил за дверь. Мы с Джози кинулись за ним, стали кричать:

– Дилан! Он погорячился. Вернись… Куда ты?

Джози запрыгнула на мотоцикл, села у Дилана за спиной и обняла его за пояс. На секунду я возненавидела сестру. Ведь это из-за нее разразился скандал. Она всегда и всюду устраивала неприятности, и теперь мне суждено потерять их обоих, испугалась я.

Но в ту же секунду я увидела, какие они вдвоем одинаковые, какие оба пропащие. На лице Дилана расцветал синяк, у Джози распухла губа. И оба такие красивые, как морские твари – сплошь длинные гибкие конечности, светлые волосы и блестящие глаза.

– Слезай, – рявкнул Дилан.

– Ну пожалуйста. Он ненавидит меня… – начала протестовать Джози.

– Слезь с мотоцикла.

Дилан не смотрел на нее. Его руки и ноги были напряжены от ярости. Джози соскользнула с заднего сиденья и, как только ее ноги коснулись земли, он рванул с места и умчался.

Пропал надолго.

Когда вернулся, был весь переломан. Разбитая скула была самой безобидной из его травм.

К тому времени, когда мне исполнилось четырнадцать, я уже бутылками крала водку и текилу из кладовой и распивала их с парнями на пляже. Не на берегу в бухте, нашем надежном укромном убежище, а на настоящем пляже, до которого я добиралась автостопом, выходя на шоссе.