Барбара О'Нил - Когда мы верили в русалок [litres]

– Руки бы оторвать тому врачу, который тебя заштопал. Я даже на первом курсе и то лучше бы зашила.

– Думаю, он потому получился такой некрасивый, что им поздно занялись. – Она трогает рубец от старой раны. – Многие нуждались в помощи сильнее, чем я.

– Сортировка раненых, – комментирую я.

– Точно. Ты ведь теперь врач неотложки, – улыбается она. – Кстати, это ты спасла того парня у Рангитото?

– Что? – моргаю я. – А ты откуда про это знаешь?

– Саймон у меня спрашивал. Об этом передавали во всех новостях. Людям интересны такие истории.

– Да, это была я. Не бог весть какой подвиг. – Джози начинает возражать. – Помнишь, как детишки постоянно прыгали со скал? И каждый год кто-нибудь непременно раскраивал себе череп? А я стояла на камнях, где они сигали в воду, и следила – вдруг кто-то потеряет сознание. – Я пожимаю плечами. – Мне кажется, я нырнула еще до того, как он ушел под воду.

– Потрясающе, – смеется она. – И все равно это героический поступок.

– Ладно, пусть так. – Я чувствую легкое головокружение, отпиваю большой глоток чая. – Ну, рассказывай.

– Так. – Джози делает глубокий вдох. – Я с одной компанией была во Франции. Мы путешествовали, гоняясь за волной. С наркотиков не сползали. – Она утыкается взглядом в свою чашку, и я вижу, что ее плечи придавлены грузом тяжких воспоминаний. – Я была… в плохом состоянии. – Она передергивает плечом, встречая мой взгляд. – Да ты и сама видела. Когда я обчистила тебя. Я глубоко сожалею об этом.

– Потом.

Она кивает.

– В общем, мы планировали поехать в Париж, а оттуда – в Ниццу. У меня тогда почти ничего не было за душой. Рюкзак, да доска. Впрочем, как почти у всех наших. Мы сели на поезд в Гавре. Я пошла искать туалет. В один стояла очередь, и я пошла дальше, в следующий. Я была сильно под кайфом, мало что соображала, и, когда вышла, повернула не в ту сторону. Опомнилась, когда была уже в самом хвосте.

Я слушаю ее с болью в сердце.

– В общем, я находилась в хвосте состава, когда взорвалась бомба. Вагоны сошли с рельсов, меня сбило с ног. – Джози смотрит поверх моего плеча и хмурится, вспоминая прошлое. – Если честно, не знаю, что было сразу потом. Просто, очнувшись, я поняла, что… цела.

Она умолкает, с тревогой смотрит на меня.

– Ты чего?

– До меня только теперь дошло, что я ведь никому это прежде не рассказывала. Никогда.

И в память о своей былой привязанности к сестре я трогаю ее за колено.

– Что было дальше?

Джози закрывает глаза.

– Это был сущий ужас. Всюду трупы, ор невообразимый. Дым, сирены и… шум. Запахи. Я просто хотела найти своих друзей, свой рюкзак… будто ни о чем другом думать не могла. Главное – найти рюкзак.

Она снова умолкает. Смотрит на океан, пальцами отстукивая дробь по чашке.

Я ее не тороплю. Жду, когда сама продолжит.

– Чем ближе я подходила к тому месту, где они должны были находиться, тем страшнее становилась картина. Не просто трупы… ошметки тел. Рука. Я увидела оторванную руку, и меня стошнило. Но я не могла остановиться. Не знаю почему. Не знаю, о чем я думала. Просто была зациклена на своем рюкзаке.

– Шок, – киваю я.

– Наверно, – вздыхает она. – У моей подруги Эми был дурацкий девчачий рюкзак. Розовенький, с цветочками. Она считала, что он прикольный, а он был просто дурацкий. Я случайно наткнулась на него, взяла и стала искать свой. Но… – Голос Джози обрывается. Она молчит полминуты, минуту. Я тишину не нарушаю, и в конце концов она продолжает: – Я нашла Эми. Лицо и грудь не пострадали, но все остальное тело было расплющено чем-то тяжелым. Она не дышала. Вокруг другие тела, чей-то серф, и я просто… я просто взяла ее рюкзак и пошла прочь. Шла и шла… все дальше и дальше. Пешком дошагала до самого Парижа. Очень долго шла.

Какая-то птица за окном издает механические звуки, как робот. Где-то волны разбиваются о скалы. В доме – тишина.

Джози поднимает глаза.

– У нее был новозеландский паспорт и триста долларов. Я нашла место на грузовом судне и покинула Францию. Приплыла сюда.

– Черт возьми, Джози, – не выдерживаю я, чувствуя, как щемит сердце. – Как ты докатилась до такого?

– Постепенно, – грустно усмехается она.

Я склоняю голову.

– Почему нам ничего не сообщила? Мы ведь и так знали, что ты постоянно куда-то срываешься.

– На судне я излечилась от своей зависимости. Это было ужасно. Несколько недель меня жутко ломало, и когда я наконец очухалась, оказалось, что у меня еще есть много времени на раздумья. Грузовое судно из Парижа до Новой Зеландии плывет очень долго. – Она плотно сжимает губы. – И я поняла, что нужно начинать жизнь с чистого листа.

Я опускаю веки.

– Ты меня бросила.

Джози знает, что я имею в виду не ее фиктивную гибель.

– Ты права. Прости.

– И Саймон ничего не знает?

– Нет. – Ее губы чуть белеют. – Он бы меня возненавидел. – Внезапно она переключается на другую тему. – Кит, ты должна получше узнать моих детей. Сару ты полюбишь. Она уже тобой очарована.

– О чем ты вообще говоришь? – теряю я самообладание. – По-твоему, нужно просто забыть все и начать с нуля, как ни в чем не бывало? Забыть, что ты разбила нам сердца?

– Для меня это был бы идеальный вариант, – отвечает Мари. Спокойным, твердым голосом.

Это заставляет меня задуматься. Могу ли я все забыть? Сбросить с себя бремя, вскрыть нарыв, перестать наказывать всех, в том числе себя саму.

– Приходи к нам сегодня на ужин, познакомишься с моей семьей. Посмотришь, какая я теперь стала.

– Я не хочу вносить свой вклад в копилку твоей лжи. – Но, если честно, мне не терпится снова увидеть племянников, пообщаться с ними. Меня также охватывает нервное возбуждение, что вообще-то для меня нетипично, и я сразу вспоминаю про Хавьера. – Можно я приду не одна?

– С бойфрендом?

– Не совсем.

– Конечно. Жду вас в семь. – Джози проглатывает комок в горле. – Кит, моя жизнь в твоих руках. Я не вправе тебе запретить, если ты решишь меня разоблачить. Просто прошу: не делай этого.

Я встаю.

– Мы будем в семь. Отвези меня назад.

Джози кивает, и я вижу, что она опять плачет.

Меня это приводит в ярость.

– Прекрати! Плачет мне тут! Это ведь не тебя бросили, не тебе лгали. Если кто и должен плакать, так это я.

– А ты не смей мне указывать, что я должна чувствовать, – парирует она, с вызовом вскидывая подбородок.

– Ты права, – устало соглашаюсь я. – Давай, отвези меня назад.

Кит высаживаю у паромного причала. Я вызвалась отвезти ее в центр Окленда, но к тому времени она уже от меня слишком устала. По пути домой на мосту я попадаю в пробку: где-то впереди произошла авария.

От нечего делать опускаю стекло, прибавляю громкость радио. Лорд, местная знаменитость, исполняет свою композицию «Royals» о группе подростков из рабочей среды, мечтающих разбогатеть. Песня как нельзя лучше соответствует моему настроению, навевая тоску и воспоминания. А что на самом деле знает Кит обо всем этом? О Билли, о Дилане. О моих вредных привычках, которые возникли, когда я вместе с Диланом курила марихуану, и переросли в пагубную зависимость после землетрясения и переезда в Салинас. Известно ли ей, что я тогда торговала травкой, чтобы иметь деньги на удовлетворение собственных потребностей – на покупку спиртного, марихуаны и таблеток, хотя таблетками я не особо баловалась. Слишком ненадежны.