Юрий Щекочихин - Армия жизни

Вот о чем я думал, когда слушал его. Ведь в молодости хочется быть замеченным, а кто его так заметит? Кому он будет нужен? Кому интересен?

Когда он еще только позвонил в редакцию, я спросил его (как спрашивал каждого), что же заставило его позвонить? Сергей ответил:

— Хочу, чтобы услышали!

Но не звук же колокольчиков?! Не просто же так, чтобы только покрасоваться, шагают он и его приятели сквозь толпу на бульваре?

Большего ему надо! Чтобы увидели и вздрогнули, испытали хоть какое-нибудь потрясение люди, которые, по его словам, «живут в пошлости и защищают пошлость». Что же стоит за обыкновенным колокольчиком, который сам по себе можно принять за шутку? По ком звонит колокольчик?

Сергей учился в училище по специальности, которая ему нравится. У него, по его словам, прекрасные отношения с родителями (спорят, но понимают!), а это случается не так уж часто. У него есть товарищи, то есть он не одинок. Он сыт и одет. Чего же еще не хватает ему в жизни? Чтобы его понимали? Чтобы к его словам прислушивались!

Вот о чем я думал, когда сидели мы с ним в нашей редакции.

Я протянул ему руку на прощание и спросил: «Ну, а сейчас, может быть, уже можно снять?»

Он кивнул: «Пожалуйста» — и отцепил колокольчик, отколол 12 из 15 булавок.

Да, надо предугадывать те опасности, которые несут группы подростков, объединенные различными символами, пресекать хулиганские выходки, если они есть. Предугадывать, то есть изучать, смотреть, спрашивать, чтобы различить одних от других, уметь вести с каждым — и не бояться этого — диалог.

— Честно говоря, я невысокого мнения о ваших статьях. Особенно последней, где вы писали про так называемого Сергея-панка. Что-то вы там перемудрили, по-моему. Что-то там неестественное было, честно говоря.

— Что именно?

— Как это он свои атрибуты ни с того, ни с сего снял? За час-полтора беседы перевоспитался?

— Ты, наверное, все неправильно прочитал. Сергей не перестал быть панком после визита в редакцию.

— Все равно, впечатление, что это вымышлено.

— Нет, это реальный парень.

— Если хотите, я могу кое-что о нас рассказать.

— Давай.

— Может, это вас очень поразит, будет резать слух. Вы, наверное, назовете нас наци. Мы ненавидим людей такого склада, как вы. У вас есть к нам какие-нибудь вопросы?

— А, вот это кто… Представишься?

— Меня зовут Вячеслав, 18 лет, студент.

— А таких, как ты, много или мало?

— По-моему, хватает. Я не знаю, как кто может о себе заявить открыто, но, по крайней мере, тех, кто так думает, намного больше, чем вы думаете.

— А как ты относишься к фанатам?

— А я сам вышел из динамовских фанатов.

— Решил переквалифицироваться?

— Просто осточертело. Там уже не было ничего интересного. Одни пьянки, драки, и больше ничего… В конце концов. надоедает ходить друг за другом с этими шарфами. Или просто повзрослел, осмыслил все.

— Слава, твое отношение к Гитлеру?

— В принципе, я его уважаю, но не поддерживаю. У нас несколько другие идеи.

— Много ребята о ваших рассказывали, но я никак не могу понять, что это? Игра? Маска? Протест? Идеология? Ненависть? Детство? Какова ваша позиция сегодня?

— Только не детство. Какое же детство в 18–19 лет. Это уже детством не назовешь. Но и не игра. Мы хотим показать, что мы существуем.

— Ты хоть понимаешь, где ты существуешь? В какой стране?

— Вы сейчас будете намекать про те 20 млн., которые погибли в Великую Отечественную.

— Почемуже намекать?

— Скажете: как же так, до чего вы дошли. Но мы-то этого не видели. Мы про это ничего не знаем. Может, это и было.

— Ав твоей семье кто-нибудь погиб? Дедушка, бабушка?

— В моей нет.

— Никого?

— Никого.

— И у тебя дома знают, что ты наци?

— Да, знают.

— И ты пытался обосновать свою позицию родителям?

— Да, но мне не повезло. Отец мой на совершенно другом полюсе. Мы с ним довольно часто дискутируем на эти темы. Он очень отрицательно к этому относится. Он сам был на войне.

— А ты знаешь, как ребята практически из всех групп ненавидят таких, как ты?

— Конечно, знаю. Что же поделаешь?

— А у тебя есть цель сегодня? Как бы ты ее сформулировал?

— Именно сегодня?

— Да.

— Пожалуй, привлечь как можно больше ребят на нашу сторону.

— А именно каких групп? Из фанатских?

— Сейчас не до выбора. Мы стараемся показать, что мы есть, дать о себе знать. Чтобы не забывали о нас.

— Меня интересует, как ты относишься к чужому горю, к чужим людям.

— Честно говоря, чужое горе меня мало волнует.

— А, допустим, несчастье с кем-нибудь из ваших ребят.

— Отомстить.

— Ты действуешь или только говоришь?

— Стараемся действовать. По крайней мере, с помощью пульверизатора.

— Знак ваш все-таки свастика или нет?

— Да, свастика.

— А ты состоишь в ВЛКСМ?

— Приходится. Куда же от этого денешься?

— Понятно. Ну а что же тебя заставило позвонить нам?

— Во-первых, я не поверил в достоверность вашей статьи.

— Но в такой же мере можно не поверить и в реальность нашего разговора.

Он помолчал, потом повесил трубку. И прошло время с тех пор, уже немало времени, но я так и не могу ответить на вопрос, почему же он все-таки позвонил? Зачем? Что хотел услышать в ответ на то, что сказал?

Все эти команды — то, чем должен быть для молодых людей комсомол. А пока прием в комсомол и дальнейшее в нем пребывание чисто формально. Могу даже сказать по личному опыту в школе, что где-то в конце седьмого, начале восьмого класса начинается шум-тарарам: не выполняется план по комсомольцам. Но 40 человек едут в райком, получают билеты, и так далее. Чем ребята руководствуются? Чтобы быть как все, что, если не комсомолец, значит, что-то не то. Ну а дальше подливают масла в огонь комсомольские комитеты, сначала в школе, потом, как в моем случае, в институте. Комсомольские собрания, где один человек что-то читает по бумажке, остальные сидят в зале на задних рядах и откровенно зевают. Отсюда — стремление войти в команды. Тем более что команды есть, так сказать, по интересам, начиная от тех же скейти-стов, металлистов и кончая этими же нацистами, если на то пошло.

Алексей, 19 лет, студент, Москва

Но может ли у нас, в нашем обществе, где почти в каждой семье, остались жертвы войны, вырасти такой вот Слава?.. Может, это обычная телефонная бравада? Или нарочитая попытка шокировать собеседника, а вот как я вас?.. Или — лепет больного восемнадцатилетнего человека?..

Часто мне приходилось до ниточки разматывать клубок слухов, которые ребята пускали о нацистах, наших, отечественных. Пускали не специально, просто в юности хочется иметь не только друга, но и врага. Разматывать и убеждаться, что за «нацистами», на которых так хотелось напасть представителям других молодежных групп, миф, ерунда, не больше. Но я видел и парня, на груди которого болталась железная свастика. И группу короткостриженых, в черном, которые с неистребимым упорством доказывали своим сверстникам преимущество одной расы над другой.