Лариса Миронова - На арфах ангелы играли (сборник)

«Синаптическим контактам – только рыбу».

«В субботу молекулярные механизмы памяти едут в совхоз. И чтоб без прогулов! У кого уважительная причина – присылайте жену (мужа)».

Снизу приписка – «и не только в совхоз». «К.! между нами, ты – дурак!» «Недоволен женой».

«Твой крик души, страдалец, мне понятен. Поживи с моей». «Мальчики, вы – хамы!» «19! Заходите на чай!»

Тут её позвали – пропуск был подписан. Ей подробно объяснили, как пройти, и Алеся поднялась на лифте на пятый этаж, долго шла по бесконечному коридору, дважды сворачивала, наконец, оказалась перед дверью с табличкой: «Регенерация нервной системы».

Две молоденькие и модно одетые аспирантки проводили опыт под руководством солидного бородача. Алеся подошла к ним и заинтересованно стала смотреть.

– Сейчас мы извлечем фрагмент мозга двадцатидневной крысы и введем его в переднюю камеру глаза другой крысы той же, обратите внимание, линии.

– И что будет? – спросила Алеся, пододвигясь поближе.

– Через месяцев пять-шесть трансплантанты изучат гистологи методом идентификации норареналина.

– Понятно, – сказала Алеся и направилась к другой группе сотрудников, стараясь посмотреть всё, что возможно увидеть.

– А мы, – сказала улыбающаяся девушка с двумя задорными хвостиками над ушами, – изучаем образование наподобие интактной дермы. Ускорить зживление ран – значит, ускорить образование на коже регенерата с отличным от рубца расположением волокон… Вот видите?

– О?!

Далее Алеся направилась в тупичок, где и сидел Линочкин папа, ныне остепененный исследователь генотипических ошибок. Когда-то, на первом курсе, он по субботам приезжал за дочкой. Будучи молодым вдовцом, очень боялся за неё. Как-то, дожидаясь, пока придет Линочка. Он проговорил с Алесей больше часа, рссказывая о своей работе. Ошибка в единственном гене, контролирующем рост аксонов, синхрнизует работу центра. Так могут возникнуть случайные домены. А это может повлечь за собой возникновение особых свойств – так называемые малоизученные психические аномалии…

Она спросила – занимаются ли у них активизацией спящей или генетической памяти. Он сказал – возможно. Тогда она сказала, что хотела бы поучаствовать в опыте – если есть таковые. Он неопределенно пожал плечами.

И вот сейчас он сам её сюда пригласил.

– Мы даже в этом состоянии сможем записать для вас энцефалограмму.

– Вы сможете записать разбуженную память моих предков?

– Попытаемся. Но это очень неприятная процедура. Для начала нам придется подавить долгосрочную и краткосрочную память. Не стереть, а просто нейтрализовать на некоторое время. Вы согласны? Это память вашей собственной жизни.

– Ну и.?

– Вы должны будете пройти через искусственную амнезию. Мы это делаем с помощью электрошока. Можно, конечно, ввести в ткань мозга специальное вещество-передатчик – нейромедиатор… Но это даст побочные эффекты. Может потом непредсказуемо отразиться на поведении…

– Опасно?

– Ммм… Я больше не ищу специфическую молекула памяти. Её нет. Моя задача – создать или использовать определенное эмоциональное состояние у испытуемого, то есть настроить его психику, в данном случае, вашу, в резонанс с тем событием, о котором надо вспомнить. И замкнуть себя на ту же комбинацию. Или – тоже включиться в цепочку. И тогда сеанс воспоминаний будет транслироваться прямо в мой мозг. Но можно и записать прибором, теперь это возможно. Я очень хочу испытать свою методику, но подходящую кандидатуру найти трудно. Уверен, у нас с вами получится. Несколько дней вы будете готовиться к эксперименту. Просто будете приходить на процедуры – час-два каждый день. В остальное время делайте что хотите. У нас здесь чудесная научная библиотека. Я вам выпишу временный пропуск.

– Лады.

Третий день пребывания в Пущино заканчивался полным конфузом – полностью укомплексованное сознание закономерно взбунтовалось. Нет, она не боялась предстоящего эксперимента. Она даже старалась не думать о нем. Мучило её другое – сами люди.

Постоянно о чем-то размышлять было для неё давней, приятной привычкой, но во всем этом процессе все-таки главным была вера.

Она верила в то, о чем размышляла, верила свято, и предмет её веры был также священен…

Но работавшие здесь люди, кстати, очень понравившиеся ей, не верили практически ни во что. Зато они во всем сомневались. И тогда её мысль побежла по старинному, давно всем известному, однако, совершенно новому для неё руслу. Мыслить – значит сомневаться. Мысль одна только отличает человека от животного. Но мыслить – значит хотя бы раз в жизни поставить все под сомнение, даже свое собственное существование. Сомнение – дятельность мысли.

Раскручивая эту мысль, она скоро пришла к выводу, что сомнение – признак несовершенства. Но человек и должен быть несовершенным, совершенен только Бог. А совершенный Бог не может обманывать, значит, мир существует таким, потому что таков замысел Бога? В этом ли состоит задача человека – проникнуть в замысел Бога и всё исправить? И для этого ли человеку дан собственный разум, способный из самого себя извлекать истины? И даже инструмент для этой работы есть – это логика.

Но вера, чувство, душевный опыт – они ведь не нуждаются в размышлениях, логика им вовсе чужда!? Они просто есть – и всё. Но как проверить – насколько истинна твоя вера? На сколько правильно твое чувство?

Взор, обращенный в душу, находит там истины, которые рождены вмсте с человеком – из ничего не призойдт нечто, сделанное не может быть несделанным, если к равным величинам прибавить равные, то величины останутся равными…

И из этих самоочевидных истин можно вывести все необходимые знания. И в них бессмысленно сомневаться.

Кто прав или – кто правее?

Но если жизнью людей и всей вселенной управляет нравственная сила, ведущая всё сущее к состоянию гармонии, то и разум тоже создан этой силой – себе на погибель? Или зачем тогда? И эта непостижимо могучая сила, скрытая в человеке – воображение, позволяющее увидеть то, что было и уже прошло, и что только когда-нибудь будет, и то, чего не было вообще и, возможно, никогда не случится! Зачем она, эта сила, дана человеку?

Теперь Алеся постоянно думала о том, как устроена память. Что же есть то, во что она собирается заглянуть? И что вообще означают слова – вспомнить, припомнить, узнать…

А когда мы говорим, обучаясь чему-либо – мы узнаем – что мы имеем в виду? Что мы это когда-то знали? А когда кто-то изобретает что-то новое, мы говорим – он открыл! То есть э т о уже когда-то было, но до времени было скрыто от наших глаз? Значит ли это, что все новое уже давно кем-то изобретено? А само слово – изобрести? Означает ли оно – набрести на что-то? Так в русском языке, а в английском – создать (криэйтив). Они – создают с нуля. А мы – лишь вспоминаем забытое?