Дэвид Левитан - Записная книжка Дэша и Лили

– Нет, спасибо.

– Так и думал.

И тут ничего. Но хотя бы узнал, что Марк будет в «Стрэнде» завтра.

Остался последний шаг. Я снова спустил двадцать пять баксов, чтобы потусить среди восковых знаменитостей, однако нужную мне смотрительницу не нашел – ее словно вместе со спасателями Малибу переместили в Кладовую Позабытых Статуй.

Вернувшись домой, я написал Лили:

«Боюсь, ты переиграла меня. Я не нашел послания. Мне некуда идти. Мне сложно дать ответ на незаданный вопрос. И сложно показать, что я пытался что-то сделать, когда ни в чем не преуспел».

Я остановился. Без записной книжки это не было похоже на разговор. Я словно говорил в пустоту.

Жаль, я не видел, как Лили танцует. Не полюбовался ею. Не узнал ее с другой стороны.

Я мог бы обшарить весь Манхэттен в ее поисках. Мог нарисоваться на пороге всех Лили Бруклина. Мог обыскать Статен-Айленд, прочесать Бронкс и осмотреть Королевский ботанический сад. Но мне казалось, что действовать таким образом не следует. Она не иголка. И Нью-Йорк не стог сена. Мы – люди, а люди всегда смогут друг друга найти.

Из маминой комнаты доносился храп Дова и бормотания Джонни. Я позвонил Бумеру, чтобы напомнить другу о вечеринке, а себе – кто на нее придет.

София. Странно, что она не сказала мне о своем приезде. А может, и не странно. У нас было потрясающе легкое расставание. Оно даже не ощущалось расставанием. Мы просто разделились, и все. София возвращалась в Испанию, и никто не ждал, что мы останемся парой. Мы испытывали друг к другу скорее симпатию, чем любовь. И нас уж точно не терзали шекспировские страсти. Я все еще питал к ней нежность – этакое приятное сочетание отстраненного восхищения, умиления, благодарности и ностальгии.

Я попытался морально подготовиться к неизбежному разговору. К легким эмоциональным качелям и простым улыбкам. Другими словами, к возвращению к прежним взаимоотношениям. Без химии и электрических разрядов от прикосновений. Кстати, прощальная вечеринка в честь ее отъезда тоже проходила у Прии. Только сейчас об этом вспомнил. И хотя мы с Софией уже договорились о том, что расстанемся, на вечеринке я вел себя как ее парень. Выслушав бок о бок с ней множество прощальных слов, я намного глубже ощутил наше расставание. И когда большинство ребят уже покинули вечеринку, меня переполняла невероятная нежность: к друзьям, к Софии, к проведенному вместе времени и к будущему с ней, к которому никогда не стремился.

– Ты выглядишь грустным, – сказала София. Мы оказались наедине в спальне Прии. На кровати осталось всего несколько курток гостей.

– А ты – уставшей. Уставшей от всех этих прощаний.

– Да, – согласилась она, кивнув.

София всегда отличалась немногословностью. Часто ограничивалась «да» или «нет», кивком или мотанием головой.

Если бы мы уже не расстались, я бы обнял ее. Если бы между нами не было все кончено, я бы поцеловал ее. Вместо этого я удивил нас обоих признанием:

– Я буду скучать по тебе.

Это было одно из тех редких мгновений, когда будущее ощущается гораздо острее настоящего. Я почти физически чувствовал отсутствие Софии, хотя она находилась в одной комнате со мной.

– Я тоже буду скучать по тебе, – ответила она. А затем выскользнула из этого мгновения, оставив «нас» за бортом своими следующими словами: – Я буду скучать по всем.

Мы никогда не лгали друг другу (во всяком случае, я такого не припомню). Но мы также никогда не открылись друг другу. Лишь перебрасывались очевидными фактами: «Я бы поел китайской еды»; «Мне пора домой, нужно доделать домашку»; «Мне очень понравился фильм»; «Моя семья возвращается в Испанию, так что нам придется расстаться».

Мы не обещали переписываться каждый день и не делали этого. Не клялись в верности друг другу, потому что нечему было хранить верность. Изредка я представлял себе Софию в стране, которую видел только на фотографиях в ее фотоальбомах. Изредка писал ей ради новостей, чтобы оставаться в ее жизни без всякой на то причины, лишь только из симпатии. Я рассказывал ей то, что она и так уже знала о наших общих приятелях, а она рассказывала мне то, что мне не очень-то и нужно было знать о своих испанских друзьях. Поначалу я спрашивал, когда она снова приедет в Америку. Возможно, она говорила, что приедет во время каникул, но я об этом забыл. Не потому, что между нами теперь лежал океан, и не потому, что нам всегда с ней что-то мешало. Лили, наверное, за пять дней узнала обо мне больше, чем София за четыре месяца отношений.

Возможно, проблема не в расстоянии, а в том, как ты его переносишь.

В полседьмого мы с Довом и Джонни приехали к Бумеру. Тот нарядился в костюм боксера.

– Отличный повод отметить День Подарков! – сообщил друг.

– Мы идем не на костюмированную вечеринку, Бумер, – заметил я. – И, кстати, без подарков.

– Иногда ты портишь все веселье, Дэш, – вздохнул он. – И что тогда остается? Скука. – Бумер ушел в свою комнату и вернулся с джинсами и футболкой в руках. Джинсы он натянул прямо поверх боксерских шорт.

По дороге наш доморощенный Рокки изображал боксерские движения, остервенело колошматя воздух кулаками, пока случайно не опрокинул магазинную тележку на везущую ее пожилую женщину. Мы с Довом и Джонни бросились поднимать и ту, и другую, а Бумер все причитал:

«Простите, простите! Я не рассчитал свои силы!»

К счастью, Прия жила неподалеку.

– Эй, а ты принес сапог? – спросил меня Дов, пока мы ждали, когда нам откроют дверь.

Я не принес сапог. Подумал, что если увижу неуклюже вышагивающую по улице девушку в одном сапоге, то смогу сложить два и два.

– Какой сапог? – удивился Бумер.

– Лилин, – объяснил Дов.

– Ты встречался с Лили! – заорал Бумер.

– Кто такая Лили? – поинтересовалась Прия. Мы не заметили ее появления.

– Девочка! – ответил Бумер.

– Ну, не совсем девочка , – поправил его я.

Прия выгнула бровь.

– Девочка, которая не совсем девочка?

– Травести, – ляпнул Дов.

– Лапушка Лили, – протянул Джонни. – Как затянет «Нелегко быть зеленой» [20] Отсылка к песне «It’s Not Easy Being Green», которую пел лягушонок из кукольного шоу «Маппеты». , так меня сразу на слезу прошибает.

– И у Дэша ее сапог! – заявил Бумер.

– Привет, Дэш.

А вот и она. За спиной Прии. Почти незаметная в тусклом освещении коридора.

– Привет, София.

Теперь, когда не помешала бы бесконечная болтовня Бумера, он умолк. Все примолкли.

– Рад тебя видеть.

– Я тоже рада видеть тебя.

Между нашими фразами пролегла пропасть времени, проведенного в разлуке. Здесь, на крыльце, мы будто месяцы смотрели друг на друга. У Софии отросли волосы, слегка потемнела кожа. И в ней еще что-то изменилось, только я не мог сообразить, что именно. Наверное, взгляд. Когда мы были парой, она смотрела на меня по-другому.