Дэвид Левитан - Записная книжка Дэша и Лили

– Что у нас на ужин?

По традиции рождественский ужин у миссис Бэзил означал кучу гостей и тонну еды.

– Все, как обычно, – ответила она.

– Помочь?

– Я не против. – Бабушка повернула в сторону кухни, но я за ней не пошла. Она обернулась. – Да, Лили?

– Он вернул записную книжку?

– Еще нет, милая. Но я уверена, что вернет.

– Как он выглядит? – спросила я уже не в первый раз.

– Сама увидишь.

Хоть Бука и был с виду угрюмым, но, видимо, на чудище не тянул, раз миссис Бэзил согласилась стать соучастником моего последнего задания.

Мы прошли в кухню, где кулинарили, припевая, подготавливая вместе с шестью другими помощницами грандиозное пиршество для грандиозного дома.

Мне хотелось визжать: «А если он не вернет записную книжку?!» Но я сдерживалась, поскольку бабушка ничуть не волновалась об этом. Словно верила в него, и поэтому я тоже должна была верить.

Наконец в семь вечера – так долго я, наверное, ни разу в жизни не ждала, – прибыло семейство, проживающее на Дайкер-Хайтс: загруженные подарками дядя Кармин с женой и их многочисленным потомством.

Я свой подарок даже открывать не стала. Дядя видит во мне восьмилетку, которой продолжает дарить кукольные принадлежности. Мне это нравится, просто я и так догадываюсь, что лежит в моих подарочных коробочках.

– Принес? – бросилась я с места в карьер.

– За так не отдам, – ответил дядя Кармин и подставил мне щеку.

Я подарила ему рождественский чмок. Получив свою таксу, дядя вытащил из мешка записную книжку и протянул ее мне.

Казалось, я больше ни секунды не проживу, если сейчас же в нее не загляну. Но я не могла этого сделать при всех.

– Всем пока! – радостно попрощалась я.

– Лили! – нахмурилась миссис Бэзил. – Ты ведь не думаешь уходить?

– Забыла сказать тебе, что я сегодня ни с кем не разговариваю! У меня рождественский бунт! Так что компания из меня не очень. К тому же Лэнгстон приболел, мне нужно о нем позаботиться. – Я послала ей воздушный поцелуй.

Бабушка покачала головой и сказала Кармину:

– Лили еще такое дитя. Чудо ты наше! – всплеснула она руками и тоже послала мне воздушный поцелуй. – И что же мне сказать твоим распевающим рождественские гимны друзьям, которых ты пригласила на ужин?

– Пожелай им от меня счастливого Рождества! – крикнула я, уходя.

Когда я вернулась домой, брат спал. Я наполнила его стакан водой, оставила на тумбочке жаропонижающие таблетки и уединилась в своей комнате, чтобы прочитать записную книжку.

Наконец, она снова у меня – мой самый желанный рождественский подарок: его слова.

Я никогда еще ни по кому не скучала так сильно.

Так странно, что Бука провел Рождество в одиночестве… и доволен этим. Он даже и мысли не допускает, что его нужно из-за этого жалеть.

Я вот тоже впервые в жизни почти все Рождество провела в одиночестве.

И мне самой себя жаль.

Однако должна признать, что все было не так уж ужасно.

Я пообещала себе в будущем воспринимать одиночество более позитивно, если, конечно, оно будет включать в себя прогулку по парку с поглаживанием и угощением собак.

«Что тебе подарили на Рождество?» – спросил меня Бука в молескине.

Я ответила:

«На это Рождество мы не обменивались подарками. Оставили это до Нового года. (Долгая история. Возможно, потом я расскажу тебе об этом с глазу на глаз.)»

Я не могла сосредоточиться на написании ответов. Мне хотелось жить в записной книжке, а не писать в ней.

За какую девушку принимает меня Бука, посылая в клуб посреди ночи?

Родители бы никогда меня не отпустили.

Но их здесь нет, чтобы запретить мне туда пойти.

Я вернулась к посланию.

«Мне по душе то, что ты написал, мой безымянный друг. Нас можно назвать друзьями? Надеюсь, можно. Поскольку только ради друга я могу согласиться пойти куда-то в два часа рождественской ночи – или, если уж на то пошло, – любой другой ночи. И дело не в том, что я боюсь темноты, просто… Для подростка я вообще нечасто куда-то выхожу. Тебя это не напряжет?

Наверное, я не умею быть подростком. На эту тему, случайно, нет учебного пособия? У меня такое ощущение, будто у всех по умолчанию есть кнопка смены настроений и ей пользуются все, кроме меня. Большую часть времени я чувствую себя настолько переполненной любовью к знакомым мне людям – и собакам, которых выгуливаю в Томпкинс-сквер, – что, боюсь, могу раздуться от нее как воздушный шарик и улететь. Представляешь, сколько во мне любви? А как с этим у других подростков? Я не знаю, так как слишком мало с ними общаюсь. В седьмом классе родители заставили меня присоединиться к школьной футбольной команде ради общения с ровесницами. Оказалось, я весьма неплохо играю в футбол, а вот по части социализации не так хороша. Не волнуйся, я не какая-то там придурошная, с которой никто не говорит. Девчонки сами заговаривают со мной, но спустя какое-то время недоуменно смотрят: «Эээ… Что она только что сказала?» А потом разлетаются по своим группкам, где, я уверена, общаются на тайном языке популярности, а я возвращаюсь к пинанию мяча и воображаемым разговорам с моими любимыми собаками и литературными персонажами. Все при этом только выигрывают.

Я не против слыть чудачкой. Даже нахожу в этом некое облегчение. Зато я невероятно бегло говорю на языке футбола. Я обожаю это в спорте! То, что все игроки в команде могут говорить на совершенно разных языках, но на поле, на корте, где бы они ни играли, язык их движений, подач и очков одинаков. Универсален.

Ты любишь спорт? Я почему-то не представляю тебя спортивным. О, знаю! Тебя зовут Бекхэм! Я права?

Не уверена, что ты получишь записную книжку назад этой ночью. Не уверена, что смогу выполнить твое последнее задание. И если бы родители не были в отъезде, то я бы даже подумать об этом не могла. Никогда раньше не бывала в ночных клубах. А тут ты предлагаешь мне отправиться посреди ночи в самое сердце Манхэттена. Ничего себе! Должно быть, ты в меня сильно веришь. Я ценю это, но не знаю, достойна ли такого доверия».

Я прервалась, чтобы подремать. Не знаю, приму ли вызов Буки, но если приму, то мне нужно выспаться.

Мне снился Бука. Во сне у него было лицо Эминема, и он снова и снова пел песню «Меня зовут…», держа открытой записную книжку с перечнем разных имен.

Меня зовут… Ипсиланти.

Меня зовут… Иезекииль.

Меня зовут… Мандела.

Меня зовут… Яо Мин.

В час ночи меня разбудил будильник.

Бука завладел моим подсознанием. А сон явно был зна́ком: он слишком притягателен, чтобы отказать.

Я зашла к брату (он спал как убитый), а потом надела свой самый лучший рождественский наряд для вечеринок: золотое платье-мини из жатого бархата. К моему удивлению, с прошедшего Рождества у меня заметно выросли грудь и бедра, и платье теперь сильно облегало фигуру. Я махнула на это рукой. В клубе, скорее всего, будет темно. Кто обратит на меня внимание? Я дополнила наряд красными колготками и сапожками миссис Бэзил, украшенными золотой мишурой. Надела красную вязаную шапку с ушками и висящими на них помпонами и прикрыла один глаз светлой челкой, чтобы добавить себе немного таинствен- ности.