Ян Козак - Гнездо аиста

Широко распластав крылья, над площадью пролетел аист; его тень, скользнув по головам прохожих, унеслась за шоссе.

— Товарищ Гойдич! — крикнул Демко, увидев бывшего секретаря районного комитета.

Гойдич вздрогнул и остановился. Удивление и недоверие мелькнули в его взгляде. Он даже отступил на шаг, но потом узнал Демко; протянул ему руку.

— Что ты тут делаешь? — Гойдич похлопал Демко по спине так же, как он это делал раньше, — бодро, по-дружески, но в глазах его была растерянность.

— Я от Сойки, — сказал Демко, кивнув головой в сторону здания напротив синагоги.

Гойдич закурил сигарету. Демко показалось, что он похудел, но выглядит здоровее, чем прежде. Демко вдруг стало мучительно неловко.

— Как поживаешь, товарищ Гойдич?

Гойдич улыбнулся и пожал плечами.

— Как тебе там, на стройке?

— Хорошо. Я работы никогда не боялся, и руки у меня крепкие.

Оба помолчали.

Взгляд Демко снова упал на доску с вылинявшим плакатом и пустыми клетками.

— Мне кажется, — сказал он, — что мы соревнуемся в том, на кого больше собак навешают.

В уголках рта Гойдича появились едва заметные горькие складки.

Они шли рядом. Что он на это скажет? Да и захочет ли вообще говорить? — думал Демко.

— Отчаиваться не надо. Все наладится. Увидишь. Снова все будет хорошо. Должно быть хорошо, — сказал Гойдич.

Должно? Да, должно. Но для этого надо что-то делать, размышлял Демко. Он был доволен, что Гойдич сказал именно так, а не иначе. Да, что-то надо сделать, чтобы снова было хорошо. Чтобы нам снова светило солнце.

Он собрался было еще кое о чем спросить Гойдича, как вдруг прямо перед его глазами мелькнула голова с прилизанными рыжими волосами.

Уверенным, молодецким шагом площадь пересек Кучеравец. Он помахал рукой Сойке.

— Пошли выпьем, Эвжен.

Резкий голос Кучеравца привлек к себе внимание тех, кто с кружками в руках подпирал стену пивной.

Увидев Гойдича с Демко, изумленный Сойка долго смотрел на них, потом, вдруг словно поняв что-то, кивнул Кучеравцу, и они оба исчезли.

Гойдич остановился.

— Многие перестали со мной здороваться… — сказал он и осекся, как будто у него вырвались слова, которые ему не хотелось произносить и он их охотно бы взял обратно. — Не обижайся, мне пора идти. У меня сегодня выходной, надо кое-что сделать.

У Демко к горлу подступил ком. Не здороваются? Черт знает что! Гойдич — честный коммунист. Почему же так получается? Почему у нас все время возникают на пути преграды? Почему мы постоянно сами спутываем себе ноги, когда перед нами такой трудный путь да еще надо справляться с теми гадами, которые нас, бедняков, всегда душили? Гойдич и Сойка… это же хлеб и камень…

Но почему все-таки Кучеравец не позвал Гойдича выпить и вообще не поздоровался с ним? Да потому, что Гойдич и не пошел бы. Конечно, не пошел. А Сойка идет. У него все разговорчики, все водолейство, продолжал размышлять Демко. Таких у нас в партии раньше никогда не было.

В эту минуту один из тех, кто пил у забегаловки жидкое пиво, крикнул:

— Эй, вы, поосторожнее!

Демко заметил, что паренек, который стоял рядом с ним, перестал жевать колбасу и вытер губы. Неподалеку рабочие сгружали с телеги доски и укладывали их в штабеля.

— Поосторожнее?! Из-за него, что ли? — спросил паренек, показывая на Гойдича.

— Да нет! Этот теперь такой же, как мы. В точности! — сказал мужчина, стоявший возле телеги. — У него теперь тоже задница голая, как и у нас, работает землекопом. Пошли выпьем с нами, Гойдич!

Стало тихо. Даже доски больше не грохотали. Только лошади мирно жевали сено, слегка позвякивая удилами.

— Пива! Давай выпьем с нами пива! Не хочешь?! — обиженно крикнул кто-то.

Демко оглянулся, чувствуя, как по спине у него пробегает дрожь, как багровеет лицо.

Он протянул было руку, чтобы сжать локоть Гойдича, но рядом с ним никого уже не было.

Павел с Канадцем вышли их хлева. На разогретом жарким солнцем дворе стояла телега, с которой только что сгрузили снопы ржи. Повсюду валялась солома, колоски, высыпавшиеся из них перезрелые зерна. В эти знойные послеобеденные часы Трнавку охватила мертвая тишина. С того дня, как вернулась делегация, никто из новых членов кооператива не появлялся в поле.

У Павла пощипывало в глазах от пота, покалывали остья, набившиеся в волосы и за шиворот.

— Прочти еще раз, — сказал Канадец и, вынув из кармана размноженную на ротаторе измятую влажную листовку, протянул ее Павлу.

Павел знал текст почти наизусть, но перед его глазами стояла только последняя фраза: «Мы вам препятствовать не станем». Эта фраза была набрана прописными буквами и завершалась несколькими восклицательными знаками: «МЫ ВАМ ПРЕПЯТСТВОВАТЬ НЕ СТАНЕМ!!!»

Он читал всю речь полностью в братиславской «Правде», там речь не заканчивалась этой фразой, было продолжение, но в листовке оно отсутствовало. Листовка была адресована «Всем крестьянам», и вместо подписи на ней стояло: «Речь президента Антонина Запотоцкого в Кличаве 2 августа 1953 г.».

Сегодня утром листовки обнаружили в каждом доме Трнавки. Они были расклеены на всех заборах, на стволах орехов посреди площади. Мать принесла одну из них еще на рассвете, когда растапливала печку, и швырнула отцу в постель. Тот скомкал листовку и выбросил. Мать подняла, аккуратно разгладила ее и снова положила на стол, когда он сел завтракать.

— Не нравится мне это, — сказал Канадец.

— Почему? — вяло спросил Павел. — Тут ведь нет ничего такого, о чем бы не говорилось у нас постоянно.

Он тоже не знал, что и думать. Так же как и Петричко, и Иван, как все в Трнавке. Содержание листовки его удивило. Читая ее, он ощутил неприятный холодок на спине.

— Это им будет на руку! — сказал Канадец. — Но я не вижу тут ни капли здравого смысла. А листовка часом не фальшивка?

— Нет, все было напечатано в «Правде».

— Значит, какая-то странная тактика, которую придумали наверху, и от нее нам не поздоровится. Да пошли они знаешь куда?! — сказал он презрительно. — С самого начала следовало ожидать, что у нас исхитрятся все испоганить.

— И что же ты собираешься делать? — спросил Павел.

— Что угодно, только не поднимать руки вверх.

Павел, разморенный усталостью и жарой, задумчиво глядел вдаль. Ему было лень даже пошевельнуть языком.

— Ладно. Давай запрягать, — сказал он после минутного молчания. Губы его искривила усмешка. — А что, твоя не придет?

— Мальчишка у нас заболел, — сказал Канадец, настороженно взглянув на Павла.

— А если бы он не заболел? Если бы не лежал в постели?

— Пошел ты куда подальше, — разозлился Канадец и сплюнул.

Иван, весь взмокший от пота, вышел со двора Зитрицкого и побрел по пыльной, прокаленной солнцем площади, а мужики и бабы молча наблюдали за ним. Стоя на крылечках, они провожали его взглядом.