Дмитрий Бавильский - Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах

Но что-то удерживает от просачивания в полумглу. Нужно купить билет и вновь обернуться к фасаду. Над его окном совсем вверху – центровая золотоносная треуголка мозаики Агостино Кастеллани (1877), два других боковых фронтона украшены мозаичными треугольниками немного поменьше. Однако главное событие здесь – десятки колосящихся фигур работы Джованни Пизано, буквально усыпавших грани и ребра второго и третьего уровней: евангелисты зажимают внутреннюю энергию, распирающую их тела, в спазмах различных полуразворотов и вычурных поз. Святые, укутанные волнами каменных складок; химеры и символические животные, крылатые львы и лошади, вставшие на дыбы; кресты, цветы и отчетливые птицы разбросаны праздничными гирляндами по бокам и всем выступающим поверхностям порталов, карнизов и межморфемных прокладок.

Мраморные оригиналы их, колышущиеся между однозначной готической угловатостью и новой классикой, вдруг вспомнившей об изгибах античных мраморов, снятые с верхотуры вечного прикола в середине позапрошлого века, спят теперь в музее собора, куда я пойду в другой день: нынешний и без того засыпан подарками с горкой. Нужно взять паузу. Аттракцион немыслимой щедрости

Все ведь знают историю про то, как в первой половине XIV века сиенцы решили построить самый большой собор в мире, перпендикулярно уже возводимому (тому Дуомо, что сейчас перед нами), поручив его проектировку и строительство сначала Ландо ди Пьетро, а затем Джованни д’Агостино, но захотели сэкономить и вписать старый храм с уже готовым куполом в план нового, сделав «старые стены» его трансептом. То есть, подобно матрешке, как бы вложить один собор в другой,

Однако вмешались война и чума, строительство приостановили в 1376-м, увидев структурные просчеты архитекторов, и тогда же возобновили оформление уже существующего фасада Пизано. Некоторое время два недосочиненных сооружения оказались сцеплены между собой подобно сиамским близнецам.

Оба они зависли в многовековом долгострое, пока ситуация не рассосалась сама собой, предоставив приоритет выживания более ранней постройке, куда успели вложить больше сил и средств. Она теперь блистательно закончена и даже давным-давно отреставрирована, тогда как «Фаччатоне» («огромный фасад») с юго-восточной стороны «старого собора» остался зиять заброшенной аркой.

Ветшать ей нельзя: по верхнему перекрытию предприимчивые сиенцы пускают экскурсии. Нельзя и увидеть, каким монументальным мог бы стать «Фаччатоне», доведенный до ума, так как арка со стороны соборной площади закрыта, а со стороны города к ней впритык наросли средневековые дома. И заступ на потенциальную площадь перед центральным порталом–2, которой никогда теперь не будет, сделать уже невозможно.

А жаль. Недостроенные части «нового собора», которые с юга Вознесения Девы Марии торчат остатками, «спасают» ситуацию разлапистой соборной площади (нигде ведь более нет такого аттракциона) в духе постмодернистской деконструкции – арки без стен, подпирающие небо, и проходы в никуда делают комплекс уязвимым, незащищенным и крайне трогательным.

Сложно представить, какой могла бы быть окончательная постройка, – для этого нужно было бы снести все окружающие дома и расширить площадь в большевистском духе (а вокруг-то понапихано расписных да расписанных церквей и палаццо – будь здоров), зато теперь вечная эта недовоплощенность действует примерно так же, как лакуны и недостачи греческих мраморов.

Лес прекрасный

Внутри полосатый сиенский Дуомо напоминает лесную чащобу. Тот самый сумеречный полюбил я лес прекрасный , с уникальными мозаиками пола и фресками потолков.

Под сводами, кстати, проложен путь для экскурсии из самого дорогого билета за 25 евро (есть еще комплексные обеды за 13, 18, 20, включающие разный набор блюд, но в базовый набор входят сам Дуомо с Библиотекой Пикколомини, расписанной Пинтуриккьо, а также расположенные вокруг да около храма крипта, баптистерий, музей собора, прогулка по верхам недостроенной части, дающая возможность наделать панорамных снимков, а также бывшая средневековая больница Санта-Мария-делла-Скала, о которой должен быть отдельный разговор), но все смотрят под ноги, где находятся наборные картины из разноцветных камней.

Такого я еще не встречал – все они, разумеется, окружены заграждениями, чтобы веками не повытоптали, из-за чего нутро собора (кафедра сегодня на ремонте и закрыта билбордами) превращается в лабиринт, странно накладывающийся на всеобщую расчисленность лесного пространства, словно бы расцветшего под пальмами нервюр боковых нефов. Основа зрительного изобилия возникает из чересполосицы колон и стен, регулярности чередования черного и белого мрамора по горизонтали, словно бы раздвигающей окоем и одновременно очерчивающей его границы.

В каменной рощице гул, но не трепет, витражи работают во всю мощь (сегодня терпкое солнце), скульптуры Донателло и Микеланджело (четыре фигуры святых в алтаре Пикколомини справа от алтарной апсиды) прячутся в тени, мимо них легко пройти – в библиотеку или в сувенирный магазин, выглядывающий из подвала. Библиотека Пикколомини

Библиотека Пикколомини похожа на обычную капеллу, поначалу ее так и воспринимаешь, так как книжный кабинет внутри собора выглядит странно. Фрески Пинтуриккьо в ней – типический (классический) ренессансный ансамбль из многофигурных историй семейства Пикколомини (один из них, Франческо, инициировавший строительство, стал папой Пием III, а папам можно все – вот посредине библиотеки и стоит копия античных трех граций, организуя туристические и воздушные потоки вокруг себя); композиций, подобно парусам надутых внутренним ветром (апофеозом этой тенденции для меня станет Боттичелли).

Фрески столь живые и сочные, что мало кто обращает внимание на рукописные фолианты, расположенные в витринах сразу же под росписями. А в них попадаются эффектные шедевры живописных миниатюр и даже отдельных готических шрифтов, похожих на авангардные нотные партитуры. Санта-Мария-делла-Скала

Госпиталь Санта-Мария-делла-Скала (фасад в фасад с Дуомо) известен парой своих фресковых циклов, за ними и шел, но оказалось, что это особый мир, а видимая часть – четверть всего остального музея. То есть то, что спрятано за фасадом, обращенным к площади, – четвертый и самый верхний этаж громадного многоуровневого лабиринта (с парковкой для карет!), уходящего глубоко вниз.

Подобно центрам городов, построенных на вершине горы, сиенский углубляется внутрь земных слоев, позволяя пережить почти буквальное погружение в остановленное время, нагромождавшее эффектные и разветвленные декорации: чем ниже внедряешься в коридоры средневековых построек, тем меньше они обработаны и обжиты, освещены и оштукатурены, тем примитивнее фрески и темнее углы.