Мария Метлицкая - Стоянка поезда всего минута

В конце концов, все совершают ошибки. И Юра, и она.

«Уйти смогу в любую секунду, – уговаривала себя Гуся. – Но как же хорошо на душе, как посветлело на сердце! Значит, хорошо, что я его простила? Значит, люблю?»

Постепенно все вошло в свою колею. Гуся ходила на работу, радуясь любой халтуре, Ксения Андреевна была по-прежнему мила и понапрасну не придиралась. Юра работал, днями не вылезая из-за письменного стола. Говорил, что возвращение жены его вдохновило. Но снова пошли отказы, и он постепенно падал духом.

Но спустя два года Киностудия детских и юношеских фильмов купила его сценарий. Снова радость, счастье и – деньги! И – удача! На работе Гусе предложили горящие путевки в санаторий на юг. Сто лет они нигде не были, а тут! Но встал вопрос, с кем оставить свекровь. Обзванивали знакомых и знакомых знакомых. Но найти сиделку оказалось делом не просто сложным – почти невозможным. Поездка была под угрозой, и Гуся впала в отчаяние. Прощай море и белый песок. Прощай надежда. С каждым днем она все больше сникала – подходила пора сдавать билеты.

И вот, буквально за пару дней до отъезда, когда они уже и не ждали, сиделка нашлась. Только тогда и решились сказать Ксении Андреевне, что уезжают. Оба – и Гуся, и Юра – тряслись, как на экзамене. Свекровь сидела как мумия, и на ее оскорбленном лице читалась страшная, смертельная обида. Но промолчала. Чудеса!

Сиделка пришла накануне отъезда. Гуся тряслась от страха – а вдруг не получится? Вдруг откажется Ксения или та женщина? Вдруг они не понравятся друг другу, не договорятся? Тогда конец, тогда все полетит к черту.

Стоявшая на пороге женщина напоминала учительницу: строгая темная юбка, блузка на пуговичках, темные лодочки и чулки. Чулки среди лета, в довольно теплом августе! Короткая, волосок к волоску, стрижка, ни грамма косметики, поджатые бледные губы, круглые очки и очень строгое выражение лица. Растерянная и испуганная, Гуся немного отпрянула.

– Елена Владимировна, – сухо представилась сиделка, без приглашения войдя в прихожую.

В руках у строгой дамы был саквояж – не чемодан и не сумка, а именно саквояж!

Елена Владимировна осведомилась, где можно вымыть руки. Указав на дверь ванной, Гуся бросилась за полотенцем. «Ого! – усмехнулась она про себя. – А с другой стороны, очень правильно! Молодец училка, аплодисменты, старухе она точно понравится».

Свекровь возвышалась на троне – гордо вскинутая голова, надменный взгляд, поджатые губы. Императрица, ни больше ни меньше! Гуся вздохнула.

Представившись и тепло улыбнувшись, Елена Владимировна бодро обратилась к старухе:

– Ну вот, дорогая! К вам прибыла компаньонка! «Вот как оно называется! – удивилась Гуся. – Не домработница, не прислуга, не сиделка, а именно компаньонка! А что, остроумно! И Ксении точно понравится!»

Растерявшись, Ксения Андреевна выдавила подобие улыбки.

– Ирина, дружочек, – сладко улыбнулась она, – будь добра, сделай нам чаю!

Гуся кивнула. Хотелось поскорее уйти к себе и наконец дособирать чемодан – времени до отъезда с вершок! Надежды на мужа, конечно же, никакой: Юра в быту абсолютно беспомощен.

Но делать нечего: подала на подносе в мейсеновских чашках свежезаваренный чай, не забыла витые серебряные ложечки, печенье в вазочке, розетки, вишневое варенье. В общем, этикет был соблюден – старуха это обожает.

Та, уже увлеченная беседой, кивнула невестке, как домработнице. Гуся осторожно вышла из комнаты – кажется, все срастается.

Да нет, Ксения не дура, училку не выгонит. Понимает, что остаться одной тоже не сахар. Правда, может выгнать из вредности, чтобы сорвать долгожданный отпуск.

Испуганная Гуся замерла у неплотно прикрытой двери – подслушивать, конечно, неловко и даже стыдно, но соблазн убедиться, что все идет по плану, был слишком велик. Слов было не разобрать, одни интонации: короткие, как кудахтанье, смешки старухи, сдержанный смешок компаньонки. Выходит, спелись. Ох, только бы не сглазить!

Через сорок минут Гусю вызвали на ковер.

Расслабленная и довольная, старуха блаженно улыбалась. Компаньонка, откинувшись на спинку кресла и наполовину сняв туфлю, мерно покачивала ногой.

– Ирина! – строго сказала старуха. – Мы с Еленой Владимировной договорились!

Боясь обнаружить бесконечную радость, Гуся кивнула.

– Прошу тебя, – продолжала та, – размести дорогую Еленочку и введи ее в курс дела: рацион, гигиенические процедуры, все мое расписание, ну и так далее.

Гуся снова кивнула.

«Дорогая Еленочка – ха-ха! Да эта Еленочка просто волшебница – так быстро и запросто найти путь к сердцу старухи! Ей-богу, я в восхищении!» И счастливая Гуся повела сиделку в комнату, где той предстояло жить.

Сурово нахмурив тонкие брови, с серьезным и сосредоточенным лицом «дорогая Еленочка» все, что говорила Гуся, аккуратным и очень красивым почерком записывала в блокнот. Гуся еле сдерживалась от смеха.

– Ужин на нас с Юрой не готовьте, мы не будем, нам некогда! – предупредила Гуся сиделку. – Чаю попьем с бутербродами и сразу ложимся. Нам рано вставать!

Зайдя вечером на кухню, чтобы нарезать бутерброды и вскипятить чай, Гуся обомлела – ого! На подносе, покрытом белой льняной салфеткой, лежали прозрачно нарезанные кусочки сыра, свежий огурец со сметаной, стакан ряженки и плошка с горячей овсянкой, над которой клубился парок. «Да, за старуху можно не беспокоиться», – решила она. Впрочем, беспокоиться Гуся не собиралась – еще чего! А вот компаньонка, кажется, высший класс. Как нам повезло! Спокойное сердце на отдыхе – это самое главное, правильно?

Порыдав на плече у любимого сына и небрежно кивнув невестке, старуха простилась.

Уже в поезде Гуся почувствовала запах свободы. Да нет, даже раньше – как только зашли на перрон! Ах, как давно она не ощущала этот восхитительный запах – запах вокзала и дальних дорог, перемен и ожидания, запах уголька и машинного масла, запах шпал и пережаренных пирожков, запах волнения, суеты, беспокойства и даже немного тревоги.

Впереди был почти целый месяц уединения, тишины, покоя. Синее море, белый песок и – свобода! Это ли не счастье!

Усевшись у окна, она жадно смотрела на пролетающие пролески, темные леса, поля и домики, стоящие вдоль полотна, на палисадники в пестрых астрах и георгинах, и ее сердце пело.

Как и ожидалось, санаторий не обрадовал – типичная советская постройка пятидесятых: обветшалые здания трехэтажных корпусов в стиле соцампир, потертые, пахнущие пылью красные дорожки на лестницах и в коридорах, пыльные фикусы в деревянных кадках, дешевые эстампы вперемежку с пафосными пейзажами. Муж усмехался, а Гусе нравилось все!

Номер оказался просторным и к тому же с балконом, откуда было видно море. Гуся смотрела на него и задыхалась от восторга – неужели это происходит с ней? И еще они вдвоем, и за стеной нет Ксении Андреевны, не слышно ее скрипучего и недовольного голоса, ее шаркающих шагов, ее тяжелых и громких вздохов, стука ее палки, вечного ворчания и недовольства.