Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – больших и малых [litres]

– Искренне сожалею, Зигфрид. Я же ничего подобного не хотел. Наверное, виной моя неопытность. Но если бы я не поехал на вызов, меня замучили бы опасения, что животное погибнет. А отложи я до утра, она сдохнет – как бы я тогда себя чувствовал?

– Ну и пусть, – огрызнулся Зигфрид. – Дохлая скотина – лучшее средство образумить их. В следующий раз нас вызовут сразу, только и всего.

Я запомнил этот совет и попробовал ему следовать. Неделю спустя Зигфрид сказал, что ему надо серьезно со мной поговорить.

– Джеймс, я знаю, вы не обидитесь. Но старик Самнер сегодня жаловался мне, что вчера ночью позвонил вам, а вы отказались поехать к его корове. Вы знаете, он хороший клиент и отличный человек, но он был возмущен. А нам не хотелось бы его потерять, правда?

– Но ведь это же просто хронический мастит, – сказал я. – Молоко чуть хуже свертывается, только и всего. А он ее почти неделю пичкал каким-то шарлатанским снадобьем. Ела корова прекрасно, и я подумал, что можно без всяких опасений подождать до утра.

Зигфрид отечески положил мне руку на плечо, и лицо его приняло бесконечно терпеливое выражение. Я стиснул зубы. К его взрывам нетерпения я давно привык, и они меня нисколько не раздражали, но сносить его терпеливую снисходительность было куда труднее.

– Джеймс, – сказал он мягким голосом, – в нашей профессии есть одно главное правило, перед которым все остальное отступает на задний план, и я скажу вам какое. Быть всегда наготове. Вам надо запечатлеть его в своей душе огненными буквами. – Он назидательно поднял палец. – Быть всегда наготове. Не забывайте этого, Джеймс, ни на секунду. Каковы бы ни были обстоятельства, в дождь и в жару, ночью и днем, если клиент вас вызывает, вы обязаны ехать к нему, и ехать охотно. Вот вы говорите, что причина не показалась вам срочной. Но ведь, в конце-то концов, вы полагались только на слова владельца, а он некомпетентен решать, насколько это срочный случай. Нет, дорогой мой, вы обязаны ехать. Пусть они сами пользовали животное, но ему могло вдруг стать хуже. И не забывайте, – он торжественно погрозил пальцем, – животное могло сдохнуть!

– Но, по-моему, вы говорили, что дохлая скотина – лучшее средство их образумить? – съязвил я.

– Что-что? – вопросил Зигфрид в полном изумлении. – Впервые слышу подобную чушь. Но довольно об этом. Просто впредь не забывайте: надо всегда быть наготове.

Иногда он учил меня жизни. Например, тогда, когда застал меня наклонившимся над телефонным аппаратом, который я только что разбил об пол. Я стоял, вперив взор в стену, и ругался про себя.

Зигфрид криво улыбнулся:

– Что случилось, Джеймс?

– Я только что провел десять минут в бурном разговоре с Ролсоном. Помните тот случай телячьей пневмонии? Я же столько часов возился с его телятами, поил их дорогими лекарствами. Не было ни одного случая падежа. А теперь ему не нравится счет, который мы ему выставили. Ни единого слова благодарности! Воистину, нет правды на земле.

Зигфрид подошел и положил руку мне на плечо. Он снова напустил на себя вид терпеливого человека.

– Дружище, – сказал он воркующе, – ну посмотрите на себя. Лицо красное, сам весь напряжен до предела. Вам следует попытаться расслабиться. Как вы думаете, почему по всей стране профессионалы оказываются на больничной койке со стенокардией или язвой желудка? Да просто потому, что они доводят себя переживаниями по поводу всякой чепухи, вот как вы сейчас. Да-да, я знаю, как все это раздражает, но вам нужно относиться к этому спокойнее. Спокойнее, Джеймс, спокойнее. Оно того не стоит, я имею в виду, что такое останется неизменным даже через сто лет.

Он прочел мне эту проповедь с безмятежной улыбкой, успокоительно похлопывая меня по плечу, как психиатр, успокаивающий буйного пациента.

Несколько дней спустя я сидел и писал этикетку для банки с вытяжным пластырем, когда Зигфрид влетел в комнату так, как будто им выстрелили из пушки. Похоже, он открыл дверь пинком ноги, потому что, отскочив от резинового упора, она чуть не ударила его по лицу. Он подбежал к столу, за которым я сидел, и начал колотить по нему ладонью. Его глаза дико горели, а лицо налилось краской.

– Я только что от этой чертовой свиньи – Холта! – заорал он.

– Вы имеете в виду Неда Холта?

– Да, именно его, будь он проклят!

Я удивился. Мистер Холт был невысоким мужчиной, исполнявшим должность какого-то дорожного чиновника в управлении графством. В качестве побочного занятия он держал четырех коров, и никто ни разу не видел, как он оплачивает счета ветеринаров, но у него был веселый нрав, и Зигфрид годами помогал ему бесплатно, не высказывая никаких возражений.

– Это же ваш любимчик, не так ли? – сказал я.

– Был! О боже, был! – прорычал Зигфрид. – Я лечил его Мюриэл. Вы знаете, большая рыжая корова, стоит второй с конца в его коровнике. У нее случилось возвратное вздутие живота – каждый вечер она приходила с раздутым пузом, и я перепробовал все, что можно. Ничего не помогало. И тогда мне пришло в голову, что у нее актинобациллез тонкого кишечника. Я впрыснул ей в вену йодистого натрия и сегодня осмотрел ее: разница была невероятной – она стояла в стойле, жуя свою жвачку, здоровая как бык. Я мысленно похлопал себя по спине за точный диагноз, но как вы думаете, что сказал Холт? Он сказал, что знает, почему ей лучше. Потому что вчера он дал ей с болтушкой из отрубей полфунта английской соли. Вот это ее и вылечило.

Зигфрид вытащил из карманов пустые упаковки и пузырьки от лекарств и злобным жестом бросил их в мусорную корзину. Он снова начал орать:

– Вы понимаете, за последние две недели я не переставал снова и снова думать об этой корове, она мне чуть ли не снилась. И теперь, когда я нашел причину неприятностей, применил самое современное лечение, животное выздоровело. И что? Владелец выражает свою благодарность ветеринару за его мастерство? Какого черта – все заслуги приписываются полуфунту английской соли. Оказывается, я тратил время впустую.

Он еще раз с силой ударил по столу.

– Но я напугал его, Джеймс, – сказал он, и глаза его загорелись. – Клянусь Богом, я напугал его. Когда он понес этот бред про соль, я заорал на него: «Ты – идиот!» – и хотел его схватить. Думаю, я задушил бы его, но он спрятался в доме и заперся. Больше я его не видел.

Зигфрид упал в кресло и взъерошил волосы.

– Английская соль, – зарычал он, – боже, какая безнадега!

Я подумал о том, чтобы напомнить ему, как он учил меня расслабляться и говорил, что такое не кончится и через сто лет, но у моего нанимателя в руке была бутылка из-под сыворотки, так что я оставил эту мысль.

Настал день, когда Зигфрид решил перебрать двигатель моей машины. Она потребляла свой обычный литр масла в день, и ему не казалось, что это слишком много, но, когда это количество удвоилось, он решил, что надо что-то делать. Возможно, свою роль сыграли слова одного фермера на ярмарке, сказавшего, что он всегда знает, когда к нему едет молодой ветеринар, потому что издалека видит клубы дыма.