Дарья Симонова - Пыльная корона

Но дела обстояли гораздо хуже, чем представляла себе погрустневшая Ева. Пока она усмиряла женское самолюбие и пыталась вернуть былую страсть, Валерий Михалыч окончательно обнищал. Что-то не так пошло в его делах — и какой, скажите, воротила из нервного щепетильного и жертвенного человека науки?! На старости лет он решил скрестить исследовательские и коммерческие порывы и быстро был сожран партнерами… Ева не была готова к такому повороту. Валера, ее всегдашний отходной путь, ее отдохновение от страстей, дал течь. Надо было спасать его и себя. Еще Марго, строптивая дива, в которой вполне можно было узнать мамашу в нежном возрасте, давала прикурить. Она посмела подарить Еве на день рождения… вибратор. Удар ниже пояса, ничего не скажешь. Оскорбительный казус случился как раз в самый одинокий Евин день рождения. Дочь забежала на секунду — она уже не жила дома и вела разнузданный, как можно было заподозрить, образ жизни. Итак, в бархатной коробке, перевязанной атласной красной ленточкой, лежало это попрание основ уважения к предкам… В первое мгновение Ева не могла глазам своим поверить. И только потом, когда прошел первый шок, она вспомнила горячее виноватое бормотание дочери о том, что это первоклассный экземпляр из киберкожи, которая — всем известный тактильный наркотик. И что, как только Ева прикоснется к этому чуду, все ее печали одиночества пройдут, она забудет свои потери и обретет долгожданное наслаждение. Потому что именно его Еве не хватало всю жизнь. Ведь мужчины приносили ей всегда только беспокойство. Какая разница, сколько их было, — ведь она не умела извлекать из них пользу, ни телесную, ни душевную. Всегда только волнения и слезы…

«Разве?!» — горько вопрошала Ева, оставшись один на один с постыдным итогом ее сексуальной биографии, когда сквозь зияющую обиду на дочь проступило горькое любопытство. Неужели самые активные годы ее женской жизни выглядели как сплошная бессмысленная суета вокруг фаллоса, а вовсе не как триумф привлекательной самки, чему она втайне верила… Она, конечно, не умела относиться к кавалерам столь же хладнокровно, что и дочь, но и Ева порой строила блистательные комбинации. Да взять хотя бы… она стала вспоминать, и ее раздирало желание рассказать кому-нибудь об этом, реабилитировать свою самость в глазах вселенной, но никого рядом не было, и она, раскиснув и глотая все те же постыдные слезы, дотронулась до тактильного наркотика. Что тут скажешь — прикосновение было действительно приятным. Он был чуть прохладнее, чем человеческая кожа. Ева снова, как в первое мгновение, содрогнулась от его возмутительных размеров: неужели ее родное дитя полагало, что вот это орудие может быть источником варварского наслаждения для матери? Ничего святого у этой молодежи! И потом — до чего же обидно предположение, что ее лоно столь велико, дрябло и бесформенно, что его может заполнить только этакое… шелковое бревнышко! Этот предмет пошатнул самые основы женской уверенности в себе. В памяти, как в грязной запруде, стали всплывать отрывочные реплики докторов о каком-то зловещем интимном опущении и слишком большой шейке… в общем, все то, что Ева много лет легкомысленно пропускала мимо ушей, — все это вдруг превратилось в оскал мерзкой реальности. Только откуда все это было известно Ритте? Ужель та самая истина из уст младенца…

Но меланхолию постепенно затмевало совсем другое чувство — забытый с юности трепет и легкий ужас перед мужским естеством, до которого Ева в дни своих первых опытов боялась даже дотронуться. А потом под чутким руководством Валерия Михалыча стеснение уступало место гордости — ведь она училась доставлять этому нежному пещеристому тельцу ни с чем не сравнимое удовольствие, отчего ее милейший интеллигент превращался в урчащего медвежонка и его тело сотрясала долгая сладкая судорога…

Да, это было прекрасно. И будет ли еще когда-нибудь так… Валера в упадке, дремлет перед жидкокристаллическим окошком в грезы — а больше никого рядом нет. Мужчины закончились, исчезли, превратились в воспоминания, как и обещала некогда матушка, курлыкая над внучкой. Ева пыталась медитировать на белый песок пустоты, убегая по нему к морю, потом отвечала на редкие звонки тех, кто помнил о ее дне рождения, прихлебывая из припрятанного давным-давно мерзавчика канадский виски — и наконец мирно заснула. Во сне к ней пришел тот, кто был ей нужен, — человек с прохладной киберкожей, который гладил ее по голове и обещал, что скоро все изменится к лучшему. Но сначала она умрет. Так нужно для обновления. Короткая смерть, перезагрузка — и совершенно другая жизнь. Точнее, продолжение той, беззаботной юности — времен, когда Ева могла получить любого мужчину, потому что ей повезло с первым удачным опытом. Но легкая судьба только простым смертным ка жется случайным везением, джокером, который выпал по недосмотру из небесного кармана. На самом же деле такие судьбы — филигранная работа, недоступная обыденному взгляду. Если по юности еще можно проскочить по шальному билету, то дальше необходимы и магия, и ум, и сноровка, и нахальство, и философия на острие. Профанам не понять — только людям с прохладной кожей, проводникам удачи… спи, дорогая Ева, и я все устрою, только делай так, как я говорю, слушайся меня, лови мои сигналы — и ты не будешь в обиде…

Впервые за долгие депрессивные месяцы ее утро было наполнено упругим тонусом веры в незнакомое и лучшее. Ей не хотелось, встав, немедленно снова лечь, как было раньше. Ей теперь хотелось сорваться с надоевшего насиженного места, только Ева не знала куда. Впрочем, одна непривычная доселе мысль ласкала ее сознание — можно не только искать взлетную полосу для себя, можно еще и взять кого-то с собой. Кого-то, кто это заслужил… Она быстро набрала номер Валеры — один, второй… он долго не отвечал, а потом его голос вынырнул сухим и отрывистым. Он без лишних предисловий отрезал, что у него проблемы и что в женскую голову они не влезут. Ева только ухмыльнулась — это мы еще посмотрим, куда что не влезет. Она вдруг испытала незнакомый драйв — оказаться сильнее своего бессменного покровителя. Почему-то она была уверена, что сейчас это получится. Быть может, к ней опять возвращался ее дар, который за неиспользованием чуток заржавел, — умение предвосхищать события.

Для благотворительной атаки на Валерия Михалыча пришлось призвать на помощь дочь-бесстыдницу. Для папеньки Маргаритта, так уж и быть, сподобится прервать свои приключения на полчасика. А нужна она была для убедительности. Одна Ева уже не имела того влияния — для достижения необходимого эффекта нужно было встать напротив поверженного папаши вдвоем — мать и дочь, — и пусть тогда попробует завести песню о женских головах. Мигом расколется! А если нет, то Ритта пригрозит ему негритеночком. Она так уже делала: оглушила родителей известием о любви к ливийскому оппозиционеру. И вот положительный тест на беременность от него… Но если вы, дражайшие мамочка и папочка, расисты, то дочь навсегда покинет пределы этой страны и поедет рожать своего черненького младенца в далекую Африку.