Тэффи Бродессер-Акнер - Флейшман в беде [litres]

Потом, как-то субботним утром, через две недели после того, как Тоби съехал от Рэйчел, он проснулся и понял, что он один. Его новая квартира выглядела как декорации к унылой пьесе – почти пустая, лишь кое-где торчат предметы мебели, купленные не по необходимости и не потому, что они ему понравились, а лишь чтобы заполнить объем. Нигде ничего не валялось, в отличие от старой квартиры, где всегда кипела жизнь и домашние торопливо собирались то на концерт флейтистов, то на танцевальную репетицию, то в гости к друзьям, то на день рождения. Теперь Тоби окружали коричневый диван, обитый микрофиброй, серое кресло, которое раскладывалось в футон, дурацкий ковер с оранжевыми спиралями, уже буреющий по краям, телевизор с некрасивым пучком проводов, которые никак не удавалось спрятать, паршивый книжный шкаф из ДСП, и все это было изо дня в день одним и тем же. Ничто не перемещалось с места на место. Дети приходили и уходили, теперь они были гостями, и в квартире ничего не двигалось. В квартиру падал дневной свет – сначала синий, потом желтый, потом белый, потом опять синий, – но в ней все было неподвижно. Дети приходили после школы, ужинали и делали уроки, но Тоби провожал их домой и возвращался, и казалось, что никаких детей тут и не было. Что жизнь, идущая здесь, – имитация.

И еще тут было тихо, слишком тихо. Раньше, когда она была редкостью, Тоби любил тишину. «Ты слышишь?» – говорил он Рэйчел, когда дети были в школе, или уезжали в лагерь, или оба уходили в гости к друзьям. Тишина будто имела свой собственный звук. Теперь это отсутствие звука было не исключением, а постоянным фактором. Ничто стало для Тоби соседом по квартире.

И вот он сел в кресло-мешок, купленное для сына, и стал правой рукой дергать себя за волосы на груди, левой при этом заполняя анкету для приложения HR. Наконец он разработал научно выверенный набор ответов. Профессия: литературный критик. Животное-фамильяр: шнауцер. Любимая еда: салат цезарь с курицей. Любимый фильм: «Рокки II». Занятие в дождливый день: решать кроссворды, ходить по музеям, гулять («Дождь меня не пугает!»). Все это не было неправдой, кроме салата цезарь. Тоби когда-то принял решение не добавлять жиров в свою еду и держался этого принципа как религиозной заповеди или патриотической присяги.

Он щелкнул «отправить» и стал смотреть, как его профиль загружается. Ему показалось, что прошла лишь миллисекунда, и вдруг посыпались послания от женщин:

Привет!

Алё!

Как дела?

(смайлик с изображением высунутого языка)

(смайлик с изображением багрового дьявола)

Шутливо подталкиваю тебя локтем!

(смайлик с изображением больших круглых глаз)

(смайлик с изображением шутливого лица)

(смайлик с изображением баклажана)

(два смайлика с изображением багрового дьявола)

(смайлик с изображением сыщика)

(смайлик с изображением женщины, танцующей, вероятно, самбу, в вечернем платье)

Потрахаемся?

Ну что ж, друзья, в те выходные из его жизни выпал целый день. А может, полтора? Два? Наш общий друг Сет звонил ему дважды, и оба раза звонок переключался на автоответчик, но не сразу – Тоби явно отклонял звонок, увидев, что это Сет. Солнце вставало и садилось, Тоби осознавал, что ему уже час хочется в туалет, в какой-то момент он подумал, не заказать ли доставку из китайского ресторана (курица и овощи на пару, водяных каштанов не кладите, пожалуйста), но большей частью его несло по волнам полученных сообщений. Женщины хотели отвечать LOL на каждую его шутку, посылать ему подмигивающие смайлики и картинки и воспламенять его усталое сердце пошлыми намеками. Некоторые посылали смайлики в виде больших улыбающихся или подмигивающих лиц. Некоторые составляли целое либретто из смайликов, например: (женщина с поднятой рукой) (мужчина – строительный рабочий) (мужчина и женщина) (ванна). Эта цепочка возбудила его просто невыразимо. Он свайпал и свайпал, пораженный до глубины души количеством сообщений. Лицо, лицо, лицо, лицо, фото в полный рост, лицо, лицо, только ключицы, лицо, лицо, лицо, только щель между ягодицами, лицо, язык, грудь сбоку, господи-боже-мой одни только губы, лицо. Лишь вечером второго дня, когда стемнело, Тоби осознал необходимость что-то предпринять по следам хотя бы некоторых диалогов. До него это дошло только потому, что женщина, с которой он в тот момент обменивался сообщениями, написала: «Так что, я увижу когда-нибудь вживую эту симпатичную мордашку или нет?» Он понял: то, что происходит в его телефоне, теперь раскаленном и покрытом потеками, происходит и в реальной жизни. Он ненадолго поднял взгляд от телефона и почувствовал, с каким усилием его взгляд перестраивается, наводясь на комнату вокруг. Улыбка не сходила с его лица много часов подряд, но он огляделся, и оказалось, что вокруг темно, и он немного запаниковал, вдруг вспомнив, что мир никогда не стоит на месте, что его движение вперед непременно выхватит тебя из состояния бездумного холодца.

Поначалу он весьма великодушно подошел к параметрам поиска в плане возраста. Любая женщина старше двадцати пяти и притом живая представлялась ему подходящей добычей. Но он быстро уставал от молоденьких. Дело не в том, что ему было больно смотреть на их молодость, их еще упругую и светящуюся изнутри кожу, их восторг при виде игривой, как на пружинках, складочки между их же ягодицей и бедром. Хотя, безусловно, ему было больно на это смотреть. Дело не в их явной уверенности, что они будут такими всегда. А может, они как раз знали, что это не навсегда, и торопились насладиться, пока можно. Второй вариант был бы еще хуже, потому что… ну у кого хватает мозгов понимать, что молодость – это не навсегда, и ловить момент? Дело в том, что Тоби просто не мог быть с женщиной, не до конца осознающей последствия, не понимающей, что мир все равно возьмет свое и сделает с тобой все, что хочет, несмотря на все твои кропотливо составленные жизненные планы. Научиться этому невозможно, пока сам это не проживешь. Никто из нас не способен это осознать, пока сам этого не проживет.

Тоби все знал о последствиях. Сейчас он в них жил. До и после случайных встреч для секса у него происходило нечто вроде общения. Он быстро узнал, что в результате такого общения ему сразу хочется сдохнуть. До сорока лет люди были оптимистами. Будущее представлялось им лучезарным; они не желали верить, что оно с пугающей точностью повторит их настоящее. В них была мобильность. Для Тоби мысль о чужой мобильности была сейчас непереносима.

И еще почти все они до сих пор хотели детей. Даже те, которые притворялись, что не хотят, движимые странным желанием казаться крутыми, или безбашенными, или неуязвимыми, или еще какими-нибудь, или больше похожими на мужчин, раз уж этого хотят сами мужчины. Этим молодым женщинам легко было задурить голову добротой, а Тоби не хотел беспокоиться о том, что, общаясь с женщиной, невольно спровоцирует в ней ожидание какого-то развития, движения вперед и вверх. Он сейчас не представлял себя ни в каком развитии, тем более в движении вперед и вверх. Он знал, что среди мужчин в его ситуации такие взгляды непопулярны. Наш общий друг Сет, например, едва ли поверил бы, если бы Тоби поделился с ним этими соображениями. У самого Сета диапазон поиска по возрасту в HR был выставлен на «от двадцати до двадцати семи», несмотря на то что Сету, как и всем нам, был сорок один год.