Александр Снегирев - БеспринцЫпные чтения. Некоторые вещи нужно делать самому

– А Тамара Фёдоровна?

– У нас даже кадровика нет. Всё на аутсорсинге.

– Забавно.

– Моя личная наработка. Я этого Фролова пару раз в неделю увольняю. Работает схема. Давай заказывай. Тут солянка неплохая…

Чарли

Меня зовут Чарли. Я лабрадор. Такой милый кобелёк, который нравится всем. Иногда, правда, мне не нравятся эти самые все – приходится кусать. Берегите жопы. Еще у меня есть хозяйка. Я её люблю, какой бы она ни была и что бы ни вытворяла. Дальше не обсуждается. Люблю – и всё.

Она купила меня щенком. Мне был месяц, а ей – 408 месяцев. Не ищите калькулятор, так и быть, помогу – 34 года. Уже на следующий вечер она сидела на полу нашей двухкомнатной хрущёвки, пила четвёртый по счёту бокал красной гадости, гладила меня и плакала:

– Ну и катись на хер. У меня теперь есть собака, она никогда не предаст. Скажи, Чарли, что во мне не так? Сказал, что готовлю не очень, – пошла на курсы к французскому педриле. Вроде больше не бубнил. Потом до одежды моей докопался, ходишь, говорит, в бесформенных балахонах, похожа на мешок с картошкой, рядом стоять стыдно. Сменила весь гардероб, хорошо ещё, помогли мама с бабушкой – много вещей своих отдали. Вообще перестал на меня смотреть. Потом намекнул на секс, типа у нас уныло, а в кино по-другому, люди с душой и профессионализмом подходят к процессу. Какие такие кина? Я два месяца в ютубе изучала ролики про минет, на бананах едва не разорилась. Опять бабушка помогла – принесла два ведра кукурузы. Все для него. А он ушёл, сука. Чарли, ты у меня один-единственный. Не бросай никогда, ладно?

Я посмотрел в зарёванные глаза и лизнул её щёку. Что мне оставалось делать? Это сейчас я могу того хера сожрать запросто вместе со шляпой и ботинками, а от щенка много ли толку. Она обняла меня, и мы уснули. Говорю же, во всем виновата красная гадость.

Пропорционально размеру моих луж на полу нашей хрущёвки рос и я. Она заботилась обо мне. Видно, всю имеющуюся энергию вкладывала. Видел я по ящику передачу про пятизвездочные турецкие отели, называются «ол инклюзив». В тот период нашей жизни я наслаждался ультра ол инклюзивом. Кормили от пуза, по субботам – авокадо. А обязанностей никаких: утром проводил хозяйку на работу и жди себе, пока вернётся. Я и ждал (если совсем честно, то спал без задних лап). Потом она возвращалась, целовала меня, кормила фаршем. Мы оба были счастливы. Говорю же, люблю её. Всем сердцем люблю.

А потом в квартире нарисовался какой-то хмырь, вроде коллега с работы. Пришли они после кина, выпили на кухне красной гадости и в спальне закрылись. Судя по звукам, ей понравилось. Ну раз она счастлива, то и я счастлив. Но наутро она впервые за всю нашу совместную жизнь забыла меня покормить. За это ответили ботинки хмыря. Скажем так, их не стало. Хотел и хмыря наказать, но она на него смотрела с такой любовью, что я передумал.

Хмырь оказался нормальным мужиком, мясо мне приносил. Ботинки, правда, прятал в холодильник. Что странно, он навещал нас только в обеденное время, ну и ночевал иногда. Вечерами хозяйка не отлипала от телефона, с ним, похоже, переписывалась. И становилась всё грустнее. По выходным совсем труба: сидит и смотрит на телефон, а он не звонит, кошка драная. На очередном напольном вечернем заседании с красной гадостью она меня гладила и говорила:

– Эх, Чарли, ну почему все так? Он женат. Один нормальный, понимающий человек попался – и тот, блин, с приданым. Думала в его компании дух перевести. Перевела, ага. Каждый его лайк в инсте отслеживаю, с телефона не слезаю. Я ведь лучше его жены, Чарли. Вот, посмотри на груди мои, это ж подарок судьбы. Дожила, собаке грудь показываю. Скоро праздники новогодние, и мы с тобой опять одни.

Она тихо заплакала. Ну всё, пиздец тебе, хмырь. Добегался, параллельный ты мой. Она меня обняла, а я рычал от ненависти.

На следующий день, когда он явился на очередной обед в костюме, костюма лишился тоже. Как только ушёл в её комнату, я приступил к работе. За каждую её слезу, сука, ответит. Скоро от костюма остались рожки да ножки. Повезло: нашёл на полу два телефона на зарядке – его и её. Сгрыз оба. Нехуй в эту штуку пялиться и плакать потом ночами.

Хмырь вышел из спальни в её халате, увидел, что, кроме халата, надеть теперь нечего и телефона нет, принялся меня хлестать поводком. Она закричала, хотела меня защитить. Хмырь её оттолкнул, сгрёб меня в охапку, спустился к машине и запихнул в багажник. Я думал, топить везут, прикидывал, как на него накинусь, когда из машины вылезет. Но хмырь притащил меня в какую-то клинику. В клетку посадили, вкололи что-то – тут мои силы и закончились. Когда проснулся, чужая тётка меня гладила прямо через прутья клетки и говорила в телефон:

– Что за люди, заведут собаку, наиграются – и всё, не нужна. Привезут, тысячу сунут – усыпляй, дорогая. Ладно, я тебе перезвоню.

Тётка подсела поближе. Одной рукой гладит, а второй шприцем в бок целит. Я не тупой, я всё понял. Только хозяйку жалко, как она без меня? Троекратное гав-гав-гав! Ну пока, мир.

Вдруг двери открылись – и она сама вбежала, вся зарёванная.

– Стойте! Нет, не надо! Я нашла тебя, нашла!

Тётка остановилась и заворчала, что всё равно не вернёт тысячу, но нам не до неё было. Хозяйка бросилась ко мне, а я – к ней.

– Чарли, я все клиники объездила! Прости меня, прости! Слышишь?

Говорят, что собаки не плачут. Пиздёж. Вот тогда я плакал, один раз. Только никому не рассказывайте. Мы вернулись домой и уснули.

Потом хозяйку уволили – это хмырь постарался. Из моего рациона пропало мясо, пришлось сидеть на кашах. Стал пассивным вегетарианцем. Но она не сдавалась. Мы с ней начали бегать по утрам. В основном, конечно, я бежал, а она всё больше берёзками любовалась. Немного отдышится – и до следующей берёзки. Пару месяцев прошло – и ничего, резвее побежала. Красную гадость почти перестала пить. Только с бабушкой, когда та приносила кукурузу и старые юбки.

Ещё хозяйка пошла учиться – туда, куда давно хотела. Цветочки в букеты собирать. Я ей намекал, чтобы то же самое, только с мясом. Мясной букет – это лучшее, что есть на земле. Но раз хозяйка предпочитает цветочки, значит, я тоже. Всю нашу хрущёвку завалила букетами и сказала:

– Если мне никто не дарит цветов, значит, сама буду составлять красивые букеты и дарить другим.

Я намёк понял и на следующей пробежке принёс выдранный с корнем лопух – большой и зелёный. Хозяйка презент оценила, обняла меня, поцеловала.

Сентиментальная. Вскоре её взяли на работу в цветочный магазин, чему она была рада, а я ещё больше. Во-первых, всё цветочное барахло переехало по месту службы. Наша хрущёвка снова на квартиру стала похожа, а не на стог сена. Во-вторых, в мой рацион вернулось мясо.