Александр Снегирев - БеспринцЫпные чтения. Некоторые вещи нужно делать самому

Девочка уже расстегивала сапоги, мальчик тянул за рукав пальто.

Они уложили маму на кровать, по-взрослому подоткнув одеяло, и долго ждали, когда она перестанет плакать и уснет.

Утром, проснувшись, она увидела своих детей, которые спали, свернувшись калачиком, в ее ногах. Двух ангелов, ради которых стоит жить.

Встала. Аккуратно перенесла детей в свои кроватки, нашла сумку, достала фляжку с водкой и без сожаления вылила остатки в раковину.

В окно заглядывало осеннее солнце. Уже не теплое, но, тем не менее, яркое и очень даже живое.

Свадебное платье

Битком забит шифоньер! Откуда столько вещей? Ведь надо-то не больше десяти вещей для жизни, а тут какой-то уцененный магазин. Именно уцененный, потому что сегодня эта красота никому не нужна. Ей, если честно, тоже. Но выбросить жалко. Ведь она из поколения, когда тяжело жили, когда каждое платье-кофту по очереди донашивали, когда новым сапогам как подарку Деда Мороза радовались. Ох, если бы это богатство её бабушка видела. Вот бы удивилась!

Зачем она так часто заглядывает в свой шкаф? Особенно в начале весны? Смотрит на вещи, что-то трогает, даже нюхает. Хорошо, что ее никто не видит. Ведь это же странно – прижимать к груди старые платья и нюхать там, где подмышки, где лучше всего сохранился запах. Тот самый, когда она была счастливой.

Вот это платье с мелкими розочками из штапеля, как говорила бабушка. Вначале берегла его, не носила. А потом мало стало. Родить троих детей и сделать несколько абортов – это для тела та еще нагрузка.

И оно защищается, обрастая жиром и отгораживая женщину как панцирем от лишних взглядов, намеков, предложений. Потому что не хочет тело новых мучений.

Ой, что это она о плохом вспомнила? Плохое, оно потом будет. А в этом платье она была звездой. Как выходила на сцену, как запевала русскую песню, – весь зал замирал. А она плечиками, плечиками и глазками-глазками. И пошла по кругу. И пошла. Не женщина – огонь!

А после концерта мужчины с цветами. Нет, не с розами, что на ее платье, – с простыми. У кого ромашки, у кого васильки. Все, что было в провинциальных палисадниках. Легкий неуловимый запах ее молодости. Вот так бы стояла и вспоминала целый день. Ту себя.

Но, если честно, не ради этого платья она открыла в очередной раз шифоньер. Её взгляд просто притягивает самое крайнее платье, которое она аккуратно завернула в большой черный мусорный мешок. Его тень беспокоит ее, но она старательно отводит глаза.

Но сегодня можно. Сегодня день ее свадьбы. И это ее свадебное платье, которое она хранит, не обращая внимания на ухмылки детей и уже подрастающей внучки.

Аккуратно достает его из шкафа. Поднимает край мешка. Отстегивает булавку, которую рука находит автоматически и…

Тяжёлый атласный подклад с гипюром падает ей в руки. Да, уже не кипенно-белый, как было раньше, а желтоватый и уставший, как опять сказала бы бабушка.

Гипюр. Ажурная вязь ниток. Волшебство, которое было недоступным во времена ее молодости. Доставала по блату, знакомству, через «завсклад и товаровед», как когда-то шутил Райкин. Эти три метра ткани дались ей унижением и последними деньгами, которые они заняли с будущим мужем у родственника, который был богатый и с презрением относился к тем, кто таким богатством не обладает. Но он-то был директором рынка. И этим все сказано. Спасибо все равно. Выручил. И ткань купили, и атлас на подкладку. Про атлас тоже отдельная история. Но платье получилось чудо. На ее точеную фигурку, да-да, у нее была именно такая! Платье с отрезом под грудь, увеличивающим ее природную красоту, и годе, то есть юбка, обтягивающая бедра и спадающая воланами вниз. Красота по тем временам неописуемая.

Аккуратно достает платье из мешка. Отряхивает. Идет в прихожую. Вывешивает поверх пальто и куртки. Вздыхает. Смотрит. Красота.

Неужели она могла это надеть? Была ТАКОЙ?

Если бы не это платье и фотография, что стоит на серванте, она бы не поверила, что оно принадлежит ей.

Она очень хорошо помнит день свадьбы. Она была на следующий день после защиты диплома. Все нищие, но свободные и счастливые. Новая жизнь!

У нее так сразу и диплом, и свадьба. Задохнуться можно от счастья!

Подходит. Гладит и расправляет невидимые складки платья. Вздыхает. Распределение.

Её сверстники знают, что это такое.

«Хотишь не хотишь», – так папа говорил, а отправляйся туда, куда Родина посылает.

Понятно, что поехали и долг родине отдали.

Но не про это сегодня ей хочется думать. Она достала платье, чтобы вспомнить того, кого любила. Очень. И на все была готова, чтобы быть просто рядом. Потому распределение – это такая мелочь.

Ажурная вязь гипюра. Ведет пальцем по рисунку. Завиток упирается в лучи, уходящие вверх, к новому повороту нити.

Сколько было этих поворотов? Жизненных испытаний, передряг, перемен, перестроек? Рисунков на ткани не хватит.

«Где родился, там и пригодился» – это учителя в школе говорили. Сегодня, когда она старше своих учителей, она может с ними не согласиться. Вон ее одноклассники уехали кто в Германию, кто в Израиль, один даже до Аргентины добрался – они точно так не думают. Да и она, если честно, тоже жалеет, что однажды не уехала. Просто побоялась. Что там не пригодится. Страх, он ведь с детства в ее семье живет. Потому что отец был в концлагере.

А ведь могла бы.

Пожелтевший атлас. Был когда-то такой яркий, солнечный, блестящий. Даже он потускнел. Что уже говорить про ее жизнь, которая не такая долговечная, как ткань. Она гладит скользкую поверхность. Кажется, что она куда-то смотрит. Но это кажется. Она глядит в себя. И в свою жизнь. Сегодня ровно 20 лет, как она вдова. Пожелтело платье, тускнеют воспоминания. Лишь шифоньер и ворох вещей в нем всё помнят.

Утыкается в подол гипюровой красоты и шепчет: «Леня, любила и люблю. Помню. И это платье всегда будет со мной. Всегда. К тебе я приду в нем. Обещаю».

Закрывается шифоньер. Пожилая женщина, шаркая растоптанными тапочками, идет на кухню. Старый рассохшийся шифоньер, поскрипев, затихает. Но еще долго в нем будут шептаться платья, которым напомнили, какими они были. Ведь о счастье помнит даже одежда.

Вовка Покровский

Ура!

Мы едем на каникулы.

В Крым.

Вместе с Вовкой.

У нас с ним места на вторых полках. Ехать четыре дня. Можно за это время подружиться, поссориться, влюбиться и снова поссориться.

Не успев попрощаться с родителями, мы уже взобрались на наши места. Быстро расстелили простыни, взбили подушки и приготовились к путешествию.

– Ты что больше всего любишь?

– Танцевать.

– А я выступать на сцене. Когда смотришь в зал и ничего не видишь, а сердце прямо выпрыгивает из груди.

– Здорово, мы с тобой одинаковые.