Даниэль Сальнав - Сибирь

Однако можно догадаться, что этой версии фактов противостоят другие версии, что для будущею России урегулирование мусульманского вопроса именно здесь, в Казани, играет важную политическую роль. С одной стороны, постоянно уверяя, что не хотят задеть правомерную чувствительность татар, историки утверждают важность роли Ивана в укреплении русского единства, предшествовавшего и подготовившего приход в 1613 году династии Романовых. С другой стороны, татары Казани, очень чувствительные к истории своего происхождения, вскрывают ошибки официальных русских историков. Королевство (ханство), уничтоженное в XVI веке царем Иваном Грозным, является на самом деле Волжской Булгарией, основанной в VI веке племенами булгар, пришедшими сюда с Азовского моря и принявшими ислам в 922 году.

Как бы там ни было, после падения ханства (татар или волжских булгар) начинается христианизация. Иван разрушает все мечети. И только при Екатерине Великой опять разрешается их строить.

Мы медленно продвигаемся вглубь кремля, прикованные взглядом к куполам и минаретам с яркой синевой огромной мечети Куль Шариф. Преемственность, разрушения. Перед нами брусчатка, покрывающая место древнего монастыря, колокольня которого была разрушена уже в советское время. (В моем дневнике записано: «Дверь, за которой Горькому не удалось покончить с собой, когда он был учеником пекаря».)

Один вопрос, который я сдерживалась задать с самого начала и который, когда я все-таки его задала, вызвал этот… дипломатический ответ нашего гида. Как сегодня сосуществуют мусульмане и православные? Отлично. Все. Точка. Я настаиваю. Но религиозное пробуждение? (становлюсь «адвокатом дьявола»). Ответ: в Татарстане это есть, но больше в России нигде. (Проверила, и правда: около 14 % верующих среди православных, не более того.) Все это на фоне всеобщего сожаления о советской эпохе. Итак, ничего общего с тем, что происходит в Чечне, где последствия жестокой войны дали толчок подъему радикального исламизма? Нет, ничего общего! Абсолютно нет! А светскость? Я уточняю: во Франции это жесткое разделение церкви и государства. Как у вас? Тут ответ затруднительный и уклончивый. Вы понимаете, мы сейчас выходим из периода атеистического государства. Здесь я хочу уточнить это утверждение, в ответ — молчание.

Из-за меня мы с гидом отстали от группы, которая понемногу рассеялась, и в конце концов все собрались перед большой мечетью. Она действительно большая. Правда, есть еще, что вновь обретать. В 1990 году во время перестройки в Казани оставалась единственная мечеть.

Сегодня их уже более пятидесяти, среди которых и эта, недавно возведенная в самом сердце русской победы, укрепленном кремле Казани. Она была закончена в 2005 году и названа в честь Куль Шарифа, имама, погибшего при защите города от войск Ивана Грозного. Мечеть больше, чем собор Благовещения, который был построен, чтобы увековечить победу Ивана Грозного над татарами. Я смотрю на нее, пытаюсь ее сфотографировать. Со своими восемью минаретами она с трудом помещается в кадр. Несмотря на белый мрамор из Челябинска, она на самом деле некрасивая. Очевидно, что ее минареты своей яркой синевой подавляют все остальное… Символ в символе — несколько утомительно: внешний купол, так же как и купол кафедры внутри, напоминают по форме ханскую шапку.

В самом конце кремля башня Соембике возвышается как Пизанская. По легенде Иван Грозный после своей победы попросил руки принцессы Соембике. Башня, построенная менее чем за семь дней, была ее условием, чтобы выйти замуж за Ивана, и она сбросилась с нее в пустоту… Я не уверена, что все хорошо поняла, но с меня достаточно легенд. Я направляюсь к сувенирной лавке, в которой покупаю красный пояс, украшенный золотыми монетами. Из него я делаю себе пионерский галстук, удачный русско-татарский компромисс, а также шапочку для К. R. Мы встречаем D. F. и F. F., которые смотрели выставку французских картин из Эрмитажа. Выходя, я бросаю последний взгляд на фреску соратников Джалиля с их красивыми лицами советских татар.

Вывод, сделанный из того, что нам сказал гид и что я прочла по возвращении: модель Татарстана может и другим служить примером: например, саратовским татарам или Республике Башкортостан (или Башкирии?). Населенная в равной степени и русскими, и нерусскими, это одна из самых оригинальных республик России. И русские явно гордятся представлять ее как модель удачного сосуществования русских и инородцев и указывать, что их ислам — это ислам умеренный. Официально пропагандируются также следующие факты. В правовом плане: совершенно исключительный случай в Российской Федерации, Республика Татарстан — субъект международного права, ассоциированная с Россией на основе межгосударственного договора. В языковом плане: право обучения и общения по принципу «лингвистического суверенитета», свободы народов и граждан «сохранять и развивать в полной мере свой родной язык».

Однако если верить Лезану Мухарямову из Казанского государственного медицинского университета, внедрение «лингвистического суверенитета» на деле очень сложно, и «официальный статус татарского языка остается формальным и декларативным»… У меня недостаточно необходимого материала, чтобы судить, но, как бы там ни было, совершенно очевидно, что в то время как Европа сталкивается с претензиями этнической, религиозной и языковой идентификации, Россия, по-видимому, сталкивается с такими же проблемами. Она при всем том никогда не бросается в исламофобию, что иногда искушает другие государства: представитель российской власти на Среднем Востоке — Евгений Примаков, известный востоковед, эксперт по антитерроризму, бывший высокопоставленный сотрудник КГБ.

Обед в татарской деревне (Туган авалым), в маленьком строении в гуще квартала искусственно воссозданных домиков. Зал радостно разукрашен цветными узорами, и я подмечаю меню: салат, куриный суп, несколько жирный, манты (узбекское блюдо, напоминающее большие пельмени с острым фаршем), национальная выпечка и испанское вино Jesus del Perdon.

В 14 часов 30 минут мы делимся на несколько групп, и я в числе самой маленькой группы отправляюсь на экскурсию в музей Габдуллы Тукая. Тем хуже для остальных, так как это один из тех необычайно теплых и душевных музеев, где собраны фотографии, картины и предметы в достаточном количестве для того, чтобы получить живое, почти трогательное представление о человеке, которому он посвящен. Это человек, родившийся в 1886 году и умерший в 27 лет от туберкулеза, поэт, выходец из татарского народа, страстно любивший его язык и культуру. Я ничего о нем не знала, но он мне невероятно близок сегодня, после того как H. М. подарил мне книгу, в которой две фотографии Тукая с разницей в несколько лет. На первой он подстрижен по-татарски, а на второй — в элегантной полосатой рубашке, стянутой под воротником модным «западным» галстуком. На стене музея еще одна фотография, от которой сжимается сердце: он сидит на своей кровати, подпертый подушками, коротко остриженный, вся его семья стоит за ним, мужчины в темных костюмах, с подавленным видом. На его лице уже отсутствующий вид. Но, несмотря ни на что, он остается для меня загадочным потому, что я ничего его не могу прочитать, кроме этих нескольких стихов, переведенных Ахматовой: «Сгинь, мороз белобородый» (начало «Поэмы о зиме»).