Паскаль Роз - Охотник Зеро

Однажды он получил из Милана письмо от Ноно, который приглашал его на три месяца поработать в своей студии электронной музыки. Это было гораздо больше, чем он смел позволить себе в своих мечтаниях. Он с трудом сдерживал радость, глядя на мое ставшее вмиг унылым лицо. В последние дни перед отъездом мы занимались любовью, как дикари, неистово набрасываясь друг на друга, мы сгорали в пламени всепоглощающей страсти, он — от безумной радости путешествия, я — из-за тоски ужасного расставания.

Буквально за пару дней до его отъезда, когда уже почти все было собрано, он получил повестку о прохождении военной службы. Его отсрочка, оказывается, закончилась, а он совсем об этом позабыл. Это просто убило его. А я, хотя и понимала, что все равно скоро расстанусь с ним, и даже на более продолжительный срок, все равно почувствовала огромное облегчение на душе оттого, что сорвалась его поездка в Милан. Его учебная часть находилась возле Мезон-Лаффита. Длинные кудри Брюно были безжалостно сострижены полковым парикмахером, и он предстал предо мной словно обнаженный, до невозможности жалкий. Я гладила рукой по незнакомой мне стриженой голове и переживала в душе, не будет ли ему холодно с таким коротким ежиком. К счастью, ему разрешалось каждый вечер уходить на ночевку домой. Но вскоре его послали служить в Бретань в составе пехотного полка, который стоял в Шатолене, и ему пришлось ждать целых полтора месяца, чтобы получить первую увольнительную. Полтора месяца одиночества. Полтора месяца жить одним ожиданием, когда он вернется. Я без конца включала Revox, он будто сидел рядом со мной и слушал музыку, поджав рукой подбородок. Я покупала белое сансерское и потягивала его из бокала, развалившись в кровати. Я слегка наклоняла бокал, вино тонкой струйкой лилось по ложбинке, разделяющей мою прекрасную грудь, и медленно стекало по моему животу. Это Брюно окроплял меня любовным зельем и сам слизывал его с моей бархатистой кожи. Я погружалась в свою дипломную по Пифагору только потому, что знала, что доставлю удовольствие своему любимому.

В начале июня он получил увольнительную на двое суток. Было решено, что я сама приеду к нему, чтобы не терять времени на дорогу.

Вечером я, слегка уставшая от поездки, прибыла на маленький вокзал Шателена и вышла на перрон. Брюно не бросился навстречу, а медленным шагом направлялся ко мне. В форме солдата второго класса, он шел, улыбаясь, с неизменным ежиком на голове. И вдруг… мне стало немного не по себе. Униформа совсем ему не шла. И потом он очень похудел. Осунувшееся лицо. Я не могла даже представить, что у него может быть такая угловатая форма черепа. Но вот он обнимает меня, и все дурные мысли улетают прочь. Мы выпиваем по чашке кофе в вокзальном буфете. Он жалуется на солдатскую жизнь. В казарме он не высыпается. Во время марш-бросков он натирает себе и плечи, и ноги, приходя обычно самым последним. Короче, армия доконала его. Я, как могла, утешала его, стараясь развеять в своей душе то стеснение, которое я испытывала, глядя на измученное чужое лицо. Мы отправились на автобусе в Дуарненез, где он забронировал номер в гостинице. Огромное, на всю стену окно открывало чудесный вид на море, переливающееся в нежно-алом зареве заката. Мы открыли его нараспашку, чтобы ощутить прохладную морскую свежесть. «Музыка и ты — это все, что было в моей жизни, — тихо произнес он, — а теперь у меня нет ни того, ни другого». Я знала, Брюно любит меня, но никогда не слышала от него признаний в любви. Я до того растерялась, что не могла ни поблагодарить его, ни ощутить радости от услышанных слов. «Но я же с тобой, — только и пробормотала я, — смотри, я здесь». «Да, ты права, — прошептал он, — прости, я полный идиот». И он расхохотался. Я тоже захохотала, как сумасшедшая. Мы спустились в ресторан, чтобы съесть лангуста и выпить по бокалу белого вина. За столом он наконец расслабился и принялся рассказывать мне о Ноно. Тот прислал ему свою последнюю партитуру, с которой собирался выступить на биеннале в Венеции, куда Брюно, к сожалению, не попадет в этом году. Однако, как только он закончит службу в армии, он тотчас же отправится в Милан. Ты тоже должна разобраться со своими делами, сказал, он, и мы поедем вместе. Ты была уже в Италии? Там нас ждет настоящая счастливая жизнь. Брюно возрождался у меня на глазах, а я ощущала себя на седьмом небе от счастья. Ну разумеется, я тоже отправлюсь в Италию. Он также просил меня выслать ему другую партитуру Ноно, ту, что он забыл дома, он хотел поработать над ней. Он нацарапал название на салфетке и положил ее рядом с моей тарелкой. Я прочитала: Canti di vita е d’amore: sulponte di Hiroshima. Меня прошиб холодный пот. Даже волосы покрылись капельками сковавшего меня ужаса.

Я выпила вина, потом еще и еще. Всё в тумане. По-моему, Брюно сделал мне предложение, но я понятия не имею, что сказала ему в ответ. Он лишь подтрунивал над моим захмелевшим видом и повел меня, чтобы проветриться, к маяку, что стоял неподалеку. Я порядком набралась и шагала, слегка пошатываясь из стороны в сторону, но очень скоро прохладный ветер выветрил весь алкоголь. У меня зуб на зуб не попадал, так меня заколотило от холода.

В номере он зажигает свечу и раздевает меня. Пока все идет нормально. Я даю сделать все, что он хочет. Я люблю, когда что-то делают за меня. Но почему он сам не раздевается? Отблески пламени колышутся по стенам. Он смотрит на меня каким-то странным, блуждающим взглядом. В нем уже нет той внимательности и предусмотрительности, которую я знаю. Я шепчу пересохшими от волнения губами: «Сними свою форму, мне страшно». Но стоит ему это сделать, стоит ему сбросить с ног свои тяжелые солдатские башмаки, стоит ему расстегнуть ремень, открывая полоску бледной кожи, на фоне которой уже взлетело вверх его затвердевшее желание, как на меня накатывает ужас. Мои ноги парализованы. Я не ощущаю его ласк. Его руки скользят по моей бесчувственной, как отполированное дерево, коже. Я лежу на кровати и с трепетом наблюдаю, как он склоняется надо мной. Это не мой Брюно. Это незнакомец, который впал в полное безумие. Это чужой человек, который с ожесточением набрасывается на меня. Прижимается к моему бедному телу, пытаясь вбить в него свой набухший член. Еще немного, и ему удастся это. Я изворачиваюсь, как могу. И вдруг у меня в ушах раздается пронзительный рев, который резким ветром входит в меня, влетает в мое обессиленное борьбой тело, оно вдруг резко выгибается из-за того, что внизу моего живота все сокращается с такой силой, которую не видел ни один самый сладострастный оргазм. Этот взрыв волной переходит на мое лицо, по которому тоже проходят страшные судороги, я чувствую, я вижу это без всякого зеркала. И я замираю на кровати с приподнятой грудью, руки разбросаны так, будто меня только что распяли. Я не вижу Брюно, где он? Наверное, от моего толчка он отлетел в самый дальний угол. Только об этом я еще успеваю подумать перед тем, как упасть, распластанной, на кровать, словно рассыпавшийся прах. Я впадаю в полный ступор. Мне ничего не хочется, я ни за что на свете не сдвинусь с места. Лицо Брюно, словно в тумане, всплывает надо мной. Я не хочу его видеть и закрываю глаза. И тут же засыпаю как убитая.