Алексей Иванов - Географ глобус пропил

– Что-то вот не заробели…

– Видимо, Виктор Сергеевич, вы сами в этом виноваты. Дисциплина на уроке всегда зависит от педагога. А педагог – это человек, который не только знает свой предмет, но умеет и других заставить его знать. Это умение приобретается лишь в специальном высшем учебном заведении – педагогическом институте. Если вам не довелось обучаться там, то не стоит браться за дело, которое вы заведомо не сможете сделать.

– У меня создалось впечатление, что девятый «вэ» просто невозможно удержать, – заявил Служкин. – Это какая-то зондер-команда…

– Это ваше сугубо личное впечатление. У других педагогов вопросов с дисциплиной в девятом «вэ» не возникает. Дети как дети.

– Я старался… – начал оправдываться Служкин. – Сперва увещевал, потом орал… Не хотелось ставить двойки в первый же урок…

– Двойки надо ставить за отсутствие знания у ученика, а не за отсутствие педподготовки у учителя. А орать, как вы выразились, нельзя ни в коем случае. Дети и дома испытывают достаточно стрессов. Школа должна корректировать недочеты родительского воспитания, а не повторять их и тем более не усугублять.

– Школа не воспитательный дом, я учитель, а не нянька, – возразил Служкин. – Когда в классе тридцать человек и все стоят на ушах, то нельзя скорректировать чье-то воспитание. Проще этих нескорректированных изгнать, чтобы остальных не перекорректировали.

– Вы сказали, что здесь не воспитательный дом, а школа? – разозлилась Угроза. – И вы, Виктор Сергеевич, считаете, что лучший способ обучения ребенка в школе – это выгнать его из класса? Странные у вас взгляды. Дети приходят в школу учиться, как вы заметили, а ваша задача – научить их. Как вам их учить – это дело вашего опыта и профессиональной подготовки, и ребенок не виноват, если вы таковых не имеете. В конце концов, вам за ваше умение государство платит деньги, а вы, если говорить объективно, просто прикарманиваете их, когда выгоняете ребенка за дверь. Я как завуч запрещаю вам подобные методы работы.

– Я понял, Роза Борисовна, – покорился Служкин. – А что, другие девятые классы такие же, как этот?

– Абсолютно.

– Что ж… – попробовал пойти на мировую Служкин. – Как говорится, первый блин комом…

– Нет, Виктор Сергеевич, – с ледяным торжеством осадила его Угроза. – Для школы такая установка неприемлема. Мы не можем себе позволить ни одного блина комом, тем более – первого.

После работы Служкин пошел не домой, а в Старые Речники. Район был застроен двухэтажными бревенчатыми бараками, похожими на фрегаты, вытащенные на берег. Прощально зеленели палисадники. Ряды потемневших сараев стояли по пояс в гигантских осенних лопухах. Служкин вышел на крутой обрывистый берег Камы и поверху направился к судоремонтному заводу. Высокая облачная архитектура просвечивала сквозь тихую воду реки. Алые бакены издалека казались рябиновыми листьями. Узкая дамба подковой охватывала затон. Под ветвями старых, высоких тополей на дамбе, отражаясь в коричневой, стоячей воде затона, застыли белые теплоходы.

Краснокирпичное, дореволюционное здание заводоуправления грозно вздымалось над крутояром, похожее то ли на Брестскую крепость, то ли на обвитое жилами могучее сердце древнего мамонта. У входа в гуще акаций заблудился обшарпанный Ленин.

В конструкторском бюро, увидев Служкина, приоткрывшего дверь, какая-то женщина крикнула в глубину помещения:

– Рунева, к тебе жених!

Служкин дожидался Сашу на лестничной площадке у открытого окна. Тихо улыбаясь, Саша прикурила от его сигареты. В ее красоте было что-то грустное, словно отцветающее, как будто красивой Саша была последний день.

– Чего ты так долго не заходил, Витя? – укоризненно спросила она. – Я по тебе так соскучилась…

– Закрутился, – виновато пояснил Служкин. – И школа эта еще…

– Школа, география… – мечтательно сказала Саша. – Ты, Витя, всегда был романтиком… Амазонка, Антарктида, Индийский океан… Вот уехать бы туда от всей здешней фигни – осточертело все…

Из затона донесся гудок корабля.

– Что у тебя новенького? – спросил Служкин.

– А что у меня может быть? Ничего. – Саша пожала плечами и вздохнула. – С соседями по малосемейке ругаюсь да картошку чищу…

– Как ухажеры? Рыщут?

– Какие тут ухажеры? – усмехнулась она. – Один какой-то в последнее время клеится, да что толку?

– Нету толка, когда в заду иголка, – подтвердил Служкин. – А кто он, твой счастливый избранник?

– Мент, – убито созналась Саша.

– Какой позор! – с досадой сказал Служкин. – А как же я?

Женщина, смеясь, уткнулась головой в плечо Служкину.

– Хорошо с тобой, Витя. – Она поправила ему воротник рубашки. – Рядом с тобой так легко… Расскажи, как там наши?

– Наши или ваши? – ехидно спросил Служкин.

Саша потерлась виском о его подбородок.

– Ваши хорошо поживают, – сообщил Служкин. – Развлекаются, обольщают, деньги делают. Вчера зашел к вашим и увидел у них под кроватью целый мешок пустых банок из-под пива – выбежал в слезах. Я тут недавно подсчет произвел: если мне не пить и не есть, а всю зарплату на машину откладывать, то я накоплю на «запор» через сто пятьдесят два года. А Наде, несмотря на весь ее меркантилизм, Будкин все равно не понравился даже со своим автопарком. Надя сказала, что он – хам.

– Твоя Надя – умная женщина, – согласилась Саша.

– А она говорит, что дура, потому что за меня замуж вышла.

– Ну и что, что Будкин хам. Я это знаю. Но сердцу не прикажешь.

– Все сохнешь? – серьезно, с сочувствием спросил Служкин. – Зря, Сашенька. Если для тебя на Будкине свет клином сошелся – так ведь клин-то клином и вышибают… Это большой намек.

– А я ему письмо написала…

– Угу. И я определен в почтовые голуби, – догадался Служкин.

– И это тоже… – смутилась Саша и достала из кармана сложенный вчетверо тетрадный листок. – Прочитай, пожалуйста, Витя… Мне очень важно знать твое мнение… Прочитай вслух.

Служкин хмыкнул, взял листочек из ее пальцев и развернул.

– «Я очень устала без тебя. Мне кажется, что наша ссора – недоразумение, случайность. Она возникла из пустяка. Если ты считаешь, что я виновата, то я согласна и прошу прощения. Ты мне очень дорог и нужен. Я тебя жду всегда. Приходи», – прочел Служкин.

Саша внимательно вслушивалась в звучание собственных слов.

– Лаконично и поэтично, – сказал Служкин, складывая листок и убирая в карман. – Дракула бы прослезился. Но не Будкин.

– Считаешь, это бесполезно? – вздохнув, печально спросила Саша и задумчиво добавила: – Но ведь надо же что-то делать… Хоть бы ты, Витя, запретил мне это… Я бы тебя послушалась, честное слово. Ты же мой лучший друг.

– Дружбы между мужчиной и женщиной не бывает, – назидательно изрек Служкин.