Юлия Говорова - Лось на диване, верветка на печи

Как хорошо, что у нас есть Василиса! И банку сгущеночки (для себя!) открыл, и ложечкой самые сливки, саму сладость!

Винограда у нас, благодаря Василисе, завались! И привозного в ящиках деревянных, и домашнего. И заготовок различных.

Перебираем в коробках привезенный виноград, хурму, завалы всего самого вкусного. «А может, Василиса это не будет? Помните, в прошлый раз она не ела?»

Но это не значит, что Василиса у нас сидит голодная. Голодный сушками с маком не плюется!

Василиса очень любит у нас сырые яйца. И Вероника всегда прибережет для своей любимой медведицы яйцо. Василиса вылизывает белок, потом попьет желток. Скорлупки когтем перебирает.

Пока Василиса была маленькая, Вероника варила ей каши. Каждый день. В огромной-преогромной кастрюле. Столько уходило на эту кастрюлю геркулеса! Каша варилась на молоке. Время от времени туда добавлялись и сахар, и варенье. Попозже еще и мясо. Вероника наливала Василисе половником эту кашу. Ждала, пока Василиса доест и долижет тарелку.

Осоедам (а это хищные птицы), помимо мяса, мы даем для подкормки много фруктов. Сливы и сочные (и сладкие!) груши. И разваливающуюся из-за спелости хурму. Осоеды хурму из сердцевины из самой выедают. Творог замешиваем им с медом (осоеды очень часто в природе едят личинок ос).

Глаза у осоедов ярчайшие и желтые. Осоеды из природы весной над одуванчиковыми полями пролетают.

Зимой капусту шинкуем и натираем морковку для фазанов. Кабачки и огурцы разрезаем вдоль и кладем половинками для птиц.

Разрезаем тыквы для нутрий. Оранжевые зубы у нутрий, под стать оранжевой тыкве и морковке. Нутрии выйдут на улицу зимой и встанут, как правило, все в круг и едят дружно вместе и тыкву, и капусту. Морковку держат в руках (у них перепончатые лапы), и в это время у них высовываются изо рта два верхних оранжевых резца.

Осенью мы разносим вдобавок арбузы по павлинам. Разрежем арбуз на две половинки и несем. Одну половину обыкновенным павлинам отдаем (павлинам «раскрашенным», цветным), другую — павлинам белым. Арбузы и те и другие павлины выклевывают до дна. Мы им положим арбузы сахарные с черными косточками на красном, а заберем обратно только белые «блюдца» из корок, все исклеванные.

Иногда мы разносим и торты. На рынке вместе с некондиционными сладостями и фруктами для медведицы Василисы нам нередко отдают и торты. Ну с чуть помятой, допустим, упаковкой. И мы их разносим по зоопарку. Правда, это, как правило, зимой. (Мы летом торты не раздаем, они в жару очень быстро портятся.)

Мы раздаем животным смородину, груши, виноград. Половину урожая из нашего сада. Крыжовник, облепиху.

Под тяжестью черноплодной рябины, облепихи ветки склонились до земли.

Наши руки, впитавшие в себя столько ягод, столько разноцветного сока!

Руки в саже (когда чистим печки, дымоходы), руки, облепленные рыбьей чешуей (чешуя налипает на ладони).

Руки, привычные к ведрам. Руки в зеленке или перебинтованные после укусов. Руки в лосином жире.

Летом слой жира на шерсти защищает лося от комаров. Погладишь лося, и руки становятся жирные, блестящие.

Мы вытираем лосиную защитную смазку о штаны. И вытираем о штаны руки после сажи. И мокрые руки вытираем.

С кабачками носимся, как канониры у Льва Толстого возле пушек. Как снаряды, их постоянно разносим, раздаем.

Носуху погладишь — ладони тоже тут же окрасятся в оранжевый. Носухи сами оранжевые, охристые.

С поднятым антенной хвостом, с прижатыми к голове и очень короткими ушами. Когти длинные у носухи, лицо вытянутое и по ходу продвижения к носу все сужается, превращая нос в чуткий подвижный хоботок. В нос-фонендоскоп, которым носуха тебя обязательно истычет.

Нос на прогулке она засунет в песок, вдыхает с шумом землю. Нос погружает в пыльцу, когда весной пыльца. Обмакнет в лужу, пузырьки в луже с пыльцой пустит.

Когда у нас появилась носуха Августина, мы выносили ее (специально!) в сад.

Не отцвели тогда еще розы и рудбекии, и августейшая аристократка с аристократическим носом Августина погружала в самую-самую сердцевину цветка свой чуткий длинный нос. Свой подвижный и очень восприимчивый нос с шевелящимися от переизбытка волнующих запахов ноздрями.

Августина росла у нас дома, и засовывала в носик чайника свой нос, и дышала наваристым ароматом из чайника, пыхтела.

Вдыхала пыль, когда находилась на полу. Засосет носом пыль, потом чихнет, вся пыль, только что сейчас ею собранная, летит опять наружу.

На прогулках она бороздила носом листья. Раскопает дохлого крота, например, и тычется в кого-нибудь из нас назойливо и настырно своим носом. Ее нос как липучка на кончике у игрушечной стрелы.

На прогулках по высокой траве у носухи виден всегда хвост (а совсем даже не нос). Хвост у здоровой и в хорошем настроении носухи всегда поднят. Ее хвост как штык-нож, который примкнут всегда к ружью.

Тысячелистник на лужайке шевелится, «штык-нож» разрезает густой и сплошной тысячелистник. Мы с Августиной очень любим гулять в тысячелистнике (с небольшим заходом в бессмертники). И потом возвращаемся в чабрец.

У лис в траве виден маячок белого кончика хвоста, а у носухи полоски на хвосте. Будто бы нанизанные кольца.

Августина заберется на прогулке на дерево и прижмется телом и носом к сосновой или березовой коре. Обхватит когтями и лапами кору. Кора шелушится, опадает. Кору носуха вдыхает прямо в ноздри. И ветер сосны в это время качает.

А потом Августина оттолкнется и обязательно спрыгнет ко мне в руки. Между стволами разросшегося орешника перелетает, как в фильмах про кунг-фу.

Носуха Майка, когда жил у нас дома первое акклиматизационное время, стремительно бегал по гардинам (правда, к носу это прямого отношения не имеет).

Просто Май бегал по гардинам, а мы, задрав нос, неотрывно за ним следили. Мы водили за ним из стороны в сторону носами. И Май долго мог бегать по гардинам.

А спускался он вниз по батарее. Соскользнет вниз по трубе и опять наверх. Май спускался по батарее со свистом. Еще она скрежетала под когтями. И так же быстро, цепляясь за батарею, поднимался.

Как ртуть в разгоряченном температурою градуснике, метался. Спускаясь, поднимаясь. А когда оставался посередине, Андрей ему говорил: «37 и 7».

Носуха Чаба (его полное имя Чиабатта) очень старенький и отданный нам на заслуженную пенсию артист. Цирковой, разумеется, артист. До такой степени уже старенький, что мы даже толком не знаем, чем он занимался в своем цирке. Никаких номеров он в зоопарке не показывает. И от былой цирковой его славы осталось только имя. Данное ему, как мы полагаем, на гастролях (чиабатта — это название итальянского хлеба).