Вадим Сикорский - Капля в океане

— Загс никогда не мешал изменам и не помогал любви. А жен ревнуют еще больше. Впрочем, я в загсе еще не бывала, мне любопытно, что испытывают официальные невесты и жены.

— Тебе совершенно безразлично, станешь ты или нет женой, полностью моей?

— А я и так твоя. Впрочем, я ничем не рискую, штамп в паспорте теперь легко зачеркивается.

— Ты издеваешься надо мной? Ты меня любишь?

— Даже очень. Вулканически. За твой общий идиотизм.

В загсе сотрудница сразу узнала Симу по кинофильму и записала на конец мая.

— А разведете по знакомству? — спросила Сима.

— Для вас — всё! — улыбнулась сотрудница.

Юлиан немедленно послал телеграмму в колхоз Льву Евгеньевичу, позвонил Д. Д. и вечером впервые вместе с Симой пришел к матери и объявил ей о будущей свадьбе. До этого Сима избегала семейных знакомств, а Юлиану было все равно.

— У Киры сегодня архитектор с капитаном, айда к ним! — сразу предложила Елена Викентьевна.

— И Д. Д.? — спросила Сима.

— Вы знаете его?

— Во-первых, Сима работала в том же институте и он еще там за ней ухаживал, во-вторых, мы все вместе были в Крыму, — объяснил Юлиан.

— У нас с Д. Д. завязался было роман, вернее, новелла, кульминация страсти выразилась в том, что он переехал меня на автомобиле, — исповедалась Сима, очень серьезно глядя на Елену Викентьевну.

— Истинная правда, мама, — подтвердил Юлиан.

— Я сама виновата, — сказала Сима.

— Не удивляйся, мама, Сима экстравагантна. И еще, мама, это ей принадлежит, Симе, патент на переименование Мити из Д. Д. в Швейцарца.

Елена Викентьевна, оправившись от удивления, заявила:

— Как мать я за сына рада, как честный человек обязана вас предупредить: не зря наша няня звала Юлиана неслухом, так что пеняйте на себя. Но если бы вам удалось его вернуть из слесарей в интеллигенцию, я бы вас…

— Мама! Почему, когда бегут из крестьянства, из пролетариата в интеллигенцию, это почетно, ставится даже в заслугу! А из интеллигенции в пролетариат — позор! И даже запрещается. А если все станут интеллигенцией, кто будет отливать мясорубки? А кто будет чинить краны, канализацию, а? Кто, Щедрины? Гоголи? Пушкины? Циолковские? Вавиловы?

— Не родился человек, который бы тебя переспорил, — Елена Викентьевна махнула рукой.

— Родился, мама, и я на ней женюсь!

— Нашла коса на камень?

— Да! И еще коса, то есть я, считает этот камень драгоценным, дороже алмаза!

Юлиан крепко прижал к себе Симу.

— Я рада, — очень серьезно сказала Елена Викентьевна. — Он хороший, Сима, только слегка… чрезвычайный…

— Чокнутый, — подсказала Сима. — Но я и люблю его именно за то, что он слесарь-художник, токарь-композитор, золотарь-поэт. И за общий вулканизм.

— Как там Митя насчет дома для престарелых? — спросил Юлиан. — Я закрутился этой зимой, не до Мити.

Елена Викентьевна помрачнела.

— Вспомнил! Да разве его поймешь. Без Клавы им очень плохо. Кира не очень-то по хозяйству, я иногда прихожу, помогаю, а в будущем это, конечно, огромная проблема. С Митей трудно спорить. Но для Киры… Будь бы Кира другой, а так, с ее характером, гордостью, самолюбием… Она так любит свой дом, общество, нас. А Митьку больше всех и всего!

Сима внимательно слушала и вдруг, все поняв, вспыхнула, глаза ее сверкнули, и она сказала тихо:

— Замечательная женщина Кира Александровна, и как мог от такой огненной России и от такого отца произойти такой безукоризненный Швейцарец?

— Вы и сестру мою знаете?

— Я шагреневый дневник дал Симе. Мама, я возьму тетю Киру к себе, она такая… Она еще вовсю жует этот мир, как выразился один профессор. Сима не будет возражать, я уверен.

Лицо Симы посветлело, лоб разгладился.

— А вы спрашивали, не ошиблась ли я в выборе, — обратилась она к Елене Викентьевне. — Я и люблю его именно за то, что он… Антимитя… Антидэдэ!

— Вот и мое новое прозвище: Антимитя! Антимитя, Антимитя, Антимитя, пойди ко мне! — смеясь затараторил Юлиан.

— Ну, пошли. Там вы, Симочка, познакомитесь почти со всеми героями дневника: с архитектором, с капитаном. Кира знает, что Митя читал дневник и что Юлиан переписал часть, так что можно ничего не скрывать.

Вдруг она схватилась за сердце, Юлиан бросился за каплями, выпаливая на ходу скороговоркой:

— Никуда не надо идти, никуда, никуда, посидим здесь, выпей капель, я принес два торта…

— И этот недостаток его знаете, Сима? — спросила, отдышавшись, Елена Викентьевна. — За один присест уничтожает почти весь торт, но честно приносит всегда два, один для гостей, другой лично себе.

— Мама, не разбивай нашу любовь!

В день свадьбы позвонил Лев Евгеньевич, сообщив, что уже в Москве и к торжеству будет. Свадьба запомнилась всем, Юлиан же наизусть мог повторить дословно многие фразы и даже целиком все застольные речи. Вот первое, что сказала Сима, выйдя из загса:

— Разве ты не видел, как тебя любили без бумажки? А вот у моего отчима тоже есть бумажка, но мать он не любит, а только терзает.

— Если бумажка ничего не значит, чего о ней столько говорить? — ответил Юлиан.

— Она вроде к чему-то обязывает, словно, если я не хочу тебя, ты мне можешь предъявить бумажку — и я обязана.

— Ты сегодня какая-то взвинченная.

— Дай я тебя поцелую, и ради бога забудем, что мы муж и жена. Мы влюбленные! Мы родились, шли по земле, встретились… и началась любовь. Да?

— Да.

— А упускать такое просто бесхозяйственно, да?

— Да.

Первое слово за столом произнес Д. Д., и конечно, о себе.

— Прошу внимания! — громко сказал он, когда все расселись. — Всех приглашаю ко мне на дачу, на мой день рождения третьего июня. Лева обещал задержаться с отъездом до этого дня.

— Прибудем, — за всех гаркнул Юлиан. — А сейчас все-таки моя свадьба!

Неожиданно появился тот самый неудачливый школьный жених Симы, к которому Юлиан приревновал на первомайской демонстрации. Юлиан, не подав руки, сразу попросил его уйти, тот ответил резкостью, и чуть не случилась драка. Сима объяснила Юлиану, что это ее месть ему за первомайскую ревность, и добавила:

— И еще сегодня расквитаемся кое за что и тогда будем совсем, совсем, совсем безоблачно счастливы.

— Да за что же еще-то? — изумился Юлиан.

— Ну, например, за то, что осенью было больше оснований для любовного праздника. Однако тогда ты мне даже одного цветка не подарил, даже лепестка, а только проводил бывшую невинность до ближайшей остановки и привет! И это наутро после нашей первой ночи! И еще заявил, что у тебя дела, и неизвестно, встретимся ли завтра.

— Ты мне еще не простила?

— И никогда не прощу! Первую в жизни ночь с первым в жизни мужчиной женщины не забывают, а сегодня мы справляем новоселье, и только. Вот сегодня тебе отомщу и тогда выну все камни из-за пазухи и все занозы из сердца.