Джон Ирвинг - Мир глазами Гарпа

Кении Тракенмиллер сразу обвинил женское движение в том, что его жена занялась самообразованием. Между прочим, миссис Тракенмиллер всегда и сама работала, имея профессию «парикмахер-стилист»; трудилась она в городе Норт-Маунтен, штат Нью-Гэмпшир. И она как раз занималась с очередной клиенткой, когда Кении по суду вынудили убраться из ее дома. Но теперь, когда Кении уже не водил свой грузовик и не платил алиментов, миссис Тракенмиллер приходилось содержать все семейство в одиночку, только за счет своего парикмахерского искусства. В своей практически неудобочитаемой заявке она написала, что была вынуждена скомпрометировать себя, «чтобы как-то свести концы с концами», но ни за что не собирается повторять это в будущем.

Миссис Тракенмиллер, которая ни разу не назвала себя по имени (казалось, его у нее вообще нет), сознавала, что ненависть к ее бывшему мужу среди членов правления, вероятно, столь велика, что ей вполне могут отказать. И была заранее готова принять их отказ.

Джон Вулф, который (против собственной воли) состоял почетным членом правления — причем его особенно ценили за четкость решений и цепкую финансовую хватку, — тут же заявил, что ничто не создаст Филдз-фонду лучшей и более широкой рекламы, чем выделение «этой несчастной, бывшей жене человека, убившего Дженни», той суммы, какую она просит. О таком решении мгновенно заговорят, оно явится отличной демонстрацией абсолютно неполитической природы фонда. В общем, это себя окупит сторицей, заявил Джон Вулф, прежде всего тем, что в фонд безусловно начнут поступать несчетные суммы в качестве добровольных пожертвований.

— Мы уже и так получаем немало пожертвований, — попытался обороняться Гарп.

— А что, если она просто шлюха? — поддержала его Роберта. Все так и уставились на нее. Подобное предположение относительно несчастной миссис Тракенмиллер со счетов не сбросишь. Тем более Роберта имела определенные преимущества: она была способна мыслить одновременно и как женщина, и как мужчина, бывший игрок «Филадельфия Иглз». — Вы только на минутку задумайтесь, — продолжала Роберта. — Предположим, она обыкновенная проститутка, кто-то ее все время шантажирует и все время что-то от нее получает — вот уж этот кто-то вдоволь посмеется над нами!

— Значит, нужны дополнительные рекомендации, — жестко сказала Марсиа Фокс.

— Да нет, кому-то попросту надо повидать эту женщину, поговорить с ней, — миролюбиво предложил Гарп. — Выяснить, достойная ли это особа, и вправду ли она пытается жить независимо.

Теперь все уставились уже на него. — Ладно, — сказала Роберта. — Но я, по крайней мере, не собираюсь выяснять, шлюха она или нет!

— Ну и я тоже никуда не поеду, — быстро сказал Гарп. — Нет, только не я!

— А где это в Нью-Гэмпшире город Норт-Маунтен? — спросила Марсиа Фокс.

— И на меня тоже не рассчитывайте, — сказал Джон Вулф. — Я и так слишком редко бываю дома, в Нью-Йорке.

— О господи! — сказал Гарп. — А что, если она меня узнает? В таких случаях, знаете ли, всего можно ожидать…

— Сомневаюсь, что она на это способна, — сказала Хильма Блох, психиатр и социальный работник, которую Гарп терпеть не мог. — Людей, которые читают главным образом автобиографии, например автобиографию твоей матери, редко привлекает художественная литература, а если и привлекает, то лишь косвенно. Стало быть, если эта особа и прочитала «Мир глазами Бензенхавера», то исключительно потому, что знала, кто ты такой. Да и тогда вряд ли дочитала до конца, а, учитывая, что она всего лишь парикмахер, наверняка увязла, не добравшись и до середины. Так что едва ли запомнила твое лицо по фотографии на обложке. Правда, твое лицо мелькало в новостных передачах, но только в самые первые дни после убийства Дженни. И ей, конечно, запомнилось именно лицо Дженни. Такие женщины, как она, много времени проводят у телевизора; это вам не какой-нибудь книжный червь. И я сильно сомневаюсь, чтобы она вообще могла сохранить в памяти твое лицо, хоть ты и сын Дженни Филдз.

Джон Вулф отвел завороженный взгляд от Хильмы Блох. Даже у Роберты вид был обалделый.

— Спасибо, Хильма, — спокойно сказал Гарп.

В итоге было решено, что Гарп отправится к миссис Тракенмиллер, «чтобы поконкретнее определить, что это за личность».

— По крайней мере, выясни, как ее имя, — сказала Марсиа Фокс.

— Спорим, что Чарли! — поддразнила Гарпа Роберта.

Затем он перешли к другим делам: нужно было уточнить, кто в настоящее время проживает в Догз-Хэд-Харбор; чей срок истекает; кто должен приехать на смену и каковы связанные со всем этим проблемы, если таковые имеются.

В доме жили две художницы — одна в южной мансарде, другая в северной. И обитательница южной считала, что в северной больше света; в течение двух недель художницы никак не могли поладить: ни слова друг с другом за завтраком, постоянные взаимные обвинения по поводу пропавшей почты и т. п. Затем вдруг выяснилось, что они стали любовниками. Теперь картины писала вообще только та, что жила в северной мансарде; она целыми днями рисовала в южной мансарде живущую там художницу, которая позировала ей в голом виде и при отличном освещении. Эта «обнаженная натура» на верхнем этаже изрядно действовала на нервы одной из писательниц, драматургине из Кливленда, автору пьес, где сурово порицалась лесбийская любовь; у этой дамы уже начались трудности со сном — как она говорила, «из-за плеска волн». Скорее всего, ей не давали покоя любовные утехи художниц, но обе тотчас заявили, что она «слишком много хочет». Впрочем, выход нашелся, и очень быстро: другая писательница, тоже жившая в доме, предложила, чтобы все гости Догз-Хэд-Харбор читали вслух по ролям новую пьесу драматургини, что и было сделано, к полному счастью верхних этажей.

Так вот, «другая писательница», писавшая очень неплохие рассказы — Гарп сам с большим энтузиазмом рекомендовал ее год назад, — теперь вот-вот собиралась съезжать; срок ее пребывания в доме истекал. Кто же поселится в ее комнате?

Неужели та женщина, у которой свекровь только что отсудила детей, после того как муж несчастной совершил самоубийство?

— Я же говорил, чтобы ты ее не принимала! — сказал Гарп Роберте.

Или те две джеймсианки, которые вдруг однажды «взяли да и явились»?

— Так, погоди-ка минутку, — сказал Гарп. — Что это такое? Опять джеймсианки? Просто «взяли и явились»? Нет, это не разрешено нашим уставом.

— Дженни всегда их принимала! — сказала Роберта.

— Теперь другие времена, Роберта, — сурово возразил Гарп.

Остальные члены правления были с ним более или менее согласны; джеймсианок здесь не очень-то любили и никогда особенно не привечали, а их радикализм ныне казался всем устаревшим и чересчур патетическим.