Джейми Макгвайр - Весь этот свет

Он перестал разговаривать со мной и принялся щелкать фотоаппаратом. Эллиотт быстро сделал снимок, проверил настройки, потом сделал еще несколько кадров. Понаблюдав за ним с час, я стала бродить вдоль берега сама по себе, ожидая, пока Эллиотт не удовлетворит свою страсть к фотографиям.

– Прекрасно, – сказал он наконец. – Идем.

– Куда?

– В парк.

Мы пошли в сторону Джунипер-стрит, по дороге завернули в кафе «У Браума» и купили холодной воды. Я прижала большой палец к плечу, сильно нажала и отняла руку. На коже осталось белое пятно, которое постепенно покраснело.

– Солнечный ожог? – спросил Эллиотт.

– Я вечно обгораю в июне. Один раз сгорю – и готова к лету.

– Я бы не был так уверен, – поддразнил меня Эллиотт.

Я с завистью поглядела на его бронзовую кожу. На вид она казалась мягкой, и мне захотелось к ней прикоснуться. От этих мыслей мне стало не по себе, потому что прежде я ни о чем подобном не думала.

– Нужно натереть тебя солнцезащитным кремом, а то ожоги будут болеть.

– Неа. Ничего со мной не случится, увидишь.

– Что я увижу?

– Я просто имела в виду, что со мной все будет хорошо, – буркнула я, сталкивая Эллиотта с тротуара.

Пряча улыбку, он толкнул меня в ответ. Я потеряла равновесие, наклонилась к забору, так что моя блузка зацепилась за торчащий кусок проволоки, и тонкая ткань порвалась. Я вскрикнула, а Эллиотт бросился ко мне, протягивая руки.

– Осторожно!

– Я застряла! – воскликнула я, сгибаясь пополам и одновременно цепляясь пальцами за сетку, чтобы не упасть и не порвать блузку еще больше.

– Есть, – сказал Эллиотт, отцепляя мою блузку от забора. – Почти получилось. Извини, это было очень глупо с моей стороны.

Отцепив край моей блузки от проволоки, Эллиотт помог мне выпрямиться. Я оглядела прореху на ткани и нервно рассмеялась.

– Все в порядке. Я такая неуклюжая.

Эллиотт поморщился.

– Это я болван, толкнул девушку.

– Мне не больно.

– Да, знаю. Просто… мой отец иногда выходит из себя и теряет над собой контроль. В такие моменты я думаю, всегда ли он был таким и, если нет, почему стал так себя вести. Не хочу быть похожим на него.

– Мамочка тоже постоянно устраивает сцены.

– Она бьет твоего папу?

Я покачала головой.

– Нет.

На скулах Эллиотта заходили желваки, затем он повернулся к парку и жестом предложил мне следовать за ним. Несколько кварталов мы прошли в молчании, пока не услышали вдали смех и веселый писк малышей.

Парк Битл пребывал не в лучшем состоянии, но все равно его наполняло множество маленьких представителей рода человеческого. Я гадала, как Эллиотт будет фотографировать, ведь в каждый кадр непременно попадет чумазый, сопливый карапуз, но мой спутник каким-то неведомым образом находил красоту в ржавых бочках и покосившихся качелях, на которых никого не было. Спустя час мамочки и няньки начали отлавливать детей и звать их к грузовичкам, чтобы накормить обедом. Через несколько минут мы остались одни.

Эллиотт предложил мне покачаться на качелях, и я присела на пластиковое сиденье. Он оттянул качели назад, потом сильно толкнул вперед и пробежал подо мной, когда конструкция взлетела вперед и вверх.

Он вскинул фотоаппарат, но я закрыла лицо рукой.

– Нет!

– Фото выйдет хуже, если будешь упрямиться.

– Мне просто это не нравится. Пожалуйста, перестань.

Эллиотт опустил камеру и покачал головой.

– Это странно.

– Ну, значит, я и сама странная.

– Нет, просто… Это если бы заходящее солнце пожалело о том, что оно так прекрасно.

Я качалась на качелях, плотно сжав губы, чтобы не улыбнуться. И вновь не понимала, то ли Эллиотт делает мне комплимент, то ли у него просто необычный взгляд на этот мир.

– Когда твой день рождения? – спросил он.

Я нахмурилась, застигнутая врасплох.

– В феврале… А что?

Он фыркнул.

– Какого числа?

– Второго. А когда у тебя день рождения?

– Шестнадцатого ноября. Я Скорпион. А ты… – он поднял глаза к небу, очевидно, подсчитывая в уме. – О, ты Водолей. Знак воздуха. Очень загадочный.

С моих губ сорвался нервный смешок.

– Понятия не имею, что бы это значило.

– Это значит, нам следует держаться далеко, очень далеко друг от друга, если верить моей маме. Она любит такую ерунду.

– Астрологию?

– Ага, – ответил Эллиотт.

Казалось, ему неловко делиться такими пикантными подробностями своей жизни.

– Разве чероки верят в астрологию? Прости, если задаю глупый вопрос.

– Нет, – он покачал головой. – Это просто для развлечения.

Эллиотт сел на соседние качели и, ловко перебирая ногами по земле, стал раскачиваться. Затем он потянул за цепь, на которой держалось сиденье моих качелей. Я тоже стала отталкиваться ногами и уже через несколько секунд взлетала так высоко, что конструкция подпрыгивала, когда я достигала высшей точки траектории. Я выпрямляла ноги, тянулась мысками к небу, и меня охватил тот же детский восторг, который я испытывала в раннем детстве.

Наконец мы стали раскачиваться медленнее, и я заметила, что Эллиотт за мной наблюдает. Он протянул руку, но я колебалась.

– Это ничего не значит, – сказал он. – Просто хватайся.

Я уцепилась за его ладонь. Наши руки были потными и скользкими – не слишком приятное ощущение, – но я впервые взяла за руку человека противоположного пола, если не считать моего папу. От этого в груди возник удивительный трепет, хоть я и отказывалась признаться в этом самой себе. Я не считала Эллиотта особенно привлекательным или забавным, но он был милым. Казалось, он все видит, и все же ему хотелось проводить со мной время.

– Тебе нравятся твои тетя и дядя? – спросила я. – Тебе нравится здесь?

Эллиотт посмотрел куда-то поверх моей головы, щурясь от яркого солнца.

– По большей части да. Тетя Ли… Ей пришлось многое перенести.

– Например?

– Со мной они об этом не говорят, но судя по тому, что мне удалось услышать за эти годы, поначалу Янгблады не особо жаловали ее. Дядя Джон просто любил мою тетю, несмотря ни на что, и в итоге его семья ее приняла.

– Это из-за того, что она… – начала я, запинаясь Эллиотт фыркнул.

– Все в порядке. Можешь произнести это вслух. Мои родители тоже через это проходили. Тетя Ли – белая.

Я плотно сжала губы, чтобы не рассмеяться.

– А что насчет тебя? Ты правда уедешь после окончания школы?

Я кивнула и мыском сандалии стала вычерчивать на песке круги.

– В Дубовом ручье хорошо, просто я не хочу оставаться тут навечно. И ни на секунду дольше, чем это необходимо.

– Я собираюсь путешествовать, взяв с собой камеру. Буду фотографировать землю, небо и все, что между ними. Ты могла бы отправиться со мной.

Я рассмеялась.

– И чем бы мы занимались?