Джон Гарднер - Искусство жить

Но старик слишком устал, и ему не хватило терпения, чтобы подбирать аргументы:

— У нас с ним уговор.

Мы стояли и ждали. Странный, таинственный запах наполнял кухню. Тони Петрилло взял в баре бутылку вина, принес ее на кухню, открыл. Неловко, проливая вино, он налил стакан и протянул его Арнольду — тот стоял, облокотись на стойку, скрестив ноги, под глазами огромные мешки. Арнольд машинально принял стакан, хотя в другой руке он держал виски. Тони налил другой стакан и протянул его Анджелине, затем мне, Бенни, Ленни, каждой из девочек. Когда он подошел со стаканом к старому Фрэнку, старик с отвращением его оттолкнул. Джо Тони вина не предложил.

Три девочки тихонько пробрались к мойке, где Эллис мыл кастрюли и сковородки, и глядели на него так, как будто мытье посуды — необыкновенно увлекательное зрелище, а Эллис виртуоз своего дела. До сих пор они не проронили ни слова, даже не спросили, что же здесь происходит. Поставив стаканы с вином, они принялись вынимать посуду из сушки. По тому, как они работали — споро, молчаливо, — можно было подумать, что они здесь уже много часов. Все три были очень милы, осенило меня вдруг. Даже странно, что никто из нас никогда не замечал их. Может быть, о том же подумала и Анджелина. Она подошла к ним и начала помогать. Точно такая же, как у нас в гараже. Маленькая и усталая. Наблюдая за ней, я вспомнил, что собирался есть эту собаку.

— Эй, Арнольд, — сказал я. — Сколько думаешь брать за собаку?

Он глянул на Джо, потом на меня:

— По два пятьдесят за порцию, годится?

— Э-э-э, — протянул Ленни Тень, — я только что ужинал. — Он приложил руку к животу. Старшая из дочек Арнольда улыбнулась, потом на ее лице появилось недоумение.

— Я тоже, — сказал Бенни Мясник и усмехнулся.

Чокнутый Тони спросил:

— А сколько за детскую порцию, Арнольд?

Анджелина искоса взглянула на меня.

— Детская порция! Это меняет дело, — сказал Ленни. Он взялся за подбородок, раздумывая.

— Доллара полтора? — спросил Арнольд.

Итак, свершилось.

Мы ели при свечах в зале ресторана, старик Деллапикалло сидел с нами во главе стола, опираясь на него локтями, тарелки перед ним не было. Джо ушел домой. Когда он выходил, то показался нам еще меньше, чем Анджелина. Мне было жаль его. Он, единственный среди нас, с самого начала был прав, благоразумен, цивилизован. Но даже и он двигался как-то странно, механически и, когда обернулся от двери, дернул головой так, точно в ней сидела пружина.

Анджелина села рядом со мной, остальные — вокруг нас, теснясь поближе друг к другу, чтобы быть рядом на случай — в этом странном мире все может случиться, — если собака оживет.

Здесь, за этим столом, не было и следа тех тысяч и тысяч умерших азиатов, и Райнхарта тоже не было, но было такое чувство, будто они здесь, среди нас, и это чувство, быть может, было еще сильнее, потому что мы знали: нет в мире ни духов, ни загробной жизни и нет здесь, за этим столом, при горящих свечах никого, кроме нас, никого, кто мог бы отбрасывать тени на стену. Живыми были еще свечи, и они горели и горели, освещая эту бессмертную ритуальную трапезу — «Императорская собака».

В тот миг мы были необычными посланцами тех, кто с нами не мог быть в эту ночь — давным-давно ушедших и еще не рожденных. Но мы чувствовали величие миссии, возложенной на нас, хотя то, что мы делали, было не так уж и важно. Можно было бы, например, сажать дерево. Блюдо, кстати, было потрясное, если уговорить свой желудок забыть обо всем. И вино было тоже потрясное. И Анджелина как бы случайно положила свою руку на мою.

— За будущее древнего Китая! — сказал Бенни Мясник, поднимая стакан.

— За королей дорог, — сказал Арнольд, поднимая свой.

— Правильно, правильно, — подхватили три девочки, улыбаясь и краснея, словно они что-то поняли.

Тони Петрилло задумчиво и так тихо, что едва ли кто-нибудь мог расслышать, сказал:

— За мышей и кузнечиков.

— За Анджелину! — сверкнув глазами, воскликнула Анджелина.

Мы все, даже Арнольд, немного оторопели, но в темноте, там, куда не добирался свет свечей, Райнхарт согласно кивнул, и тысячи тысяч азиатов сделали глубокий поклон.

Гэсс, Уильям X. (род. в 1924 г.) — американский профессор философии, друг Гарднера, которому в книге «О нравственной литературе» Гарднер выражает благодарность за плодотворные и стимулирующие споры. — ( Здесь и далее — примечания переводчиков ).

«Я пришел от бога и хочу к нему вернуться» (нем.).

Брентвуд — пригород Вашингтона

Мохаве — пустыня недалеко от Лос-Анджелеса, в районе Большого каньона.

Очевидно, речь идет об упоминающихся в «Послезаконии»— сочинении, приписывавшемся Платону, — живых существах, обитающих в воздухе (воздушных гениях).

Так проходит земная слава (лат.).

Вордсворт Уильям (1770–1850) — крупнейший английский поэт-романтик.

Хуф — копыто (англ.), жаргонное «нога», хуфер— исполнитель чечетки.

В этом рассказе использованы слегка измененные отрывки из новеллы Томаса Манна «Разочарования». ( Примечание автора.)

Зерматт — деревня в Альпах в кантоне Вале, в Центральной Швейцарии, из которой открывается вид на пик Маттерхорн.

«Псевдодоксия эпидемика, или Распространенные заблуждения» (1646) — трактат Т. Брауна, анализирующий причины ошибочности народных верований или связывающий их с общей для всех людей нестойкостью человеческой природы, а также склонностью человечества к заблуждениям, ложным умозаключениям, легковерию, приверженностью к авторитетам, что в конечном счете объясняется в трактате происками сатаны.

Ахав — царь израильский; подверг преследованию пророков.

Босуэлл (1740–1795) — английский писатель, автор мемуаров о Сэмюэле Джонсоне (1709–1784) — знаменитом писателе, лексикографе и критике.

Скрудж — герой «Рождественской песни» Ч. Диккенса.

Джон Беньян (1628–1688) — английский писатель, автор аллегорического романа «Путь Паломника». Религиозное морализаторство в романе Беньяна сочетается с изобличением паразитизма аристократии и торгашества буржуазии, которым противопоставлены суровые и простые добродетели народа.

В оригинале Win — «побеждать»— выделено курсивом.

Горгулья — рыльце водосточной трубы в виде фантастической фигуры (в готической архитектуре).

сближение (.франц.).

последним криком моды (франц.).