Элена Ферранте - Лживая взрослая жизнь [litres с оптимизированной обложкой]

– Немножко, но потом я вспоминаю, сколько лет мы счастливо прожили вместе, и забываю, что должна его ненавидеть.

Мне показалось, что в этих словах – «забываю, что должна его ненавидеть» – была правда, было что-то живое, и я решила пойти той же дорогой, думая об отце. Теперь я видела его очень редко: к ним домой в Позиллипо я больше не ездила и выбросила из своей жизни Анджелу и Иду. Но сколько бы я ни пыталась понять, почему он оставил нас с мамой и переехал к Костанце и ее дочерям, у меня ничего не выходило. Раньше я считала, что отец намного превосходит маму, но теперь я видела, что он не способен на широкие жесты, даже когда ему плохо. Редкие разы, когда он заезжал за мной в лицей, я внимательно выслушивала его жалобы, но только чтобы убедить себя, что все это ложь. Он пытался мне внушить, что несчастлив или не так счастлив, как когда он жил на виа Сан-Джакомо-деи-Капри. Естественно, я ему не верила, однако тем временем я изучала его и думала: надо забыть о том, что я сейчас чувствую, надо думать о том, что в детстве я его обожала; если мама, несмотря ни на что, им дорожит, если она забывает о том, что должна его ненавидеть, наверное, он казался мне выдающимся человеком не только потому, что я тогда была маленькой. В общем, я прилагала большие усилия, чтобы вновь обнаружить у отца редкие качества. Не потому, что я его любила: теперь мне казалось, что я к нему ничего не чувствую – я только пыталась убедить себя, что мама любила неординарного человека, поэтому, видясь с отцом, я старалась вести себя любезно. Я рассказывала ему про учебу, про глупости, которые делали преподаватели, я даже хвалила его за то, как он объяснял мне трудное место у какого-нибудь латинского автора, или за новую стрижку.

– Слава богу, на этот раз подстригли не очень коротко. Ты сменил мастера?

– Нет, парикмахерская рядом с домом, зачем идти куда-то еще. Да и какая разница, голова уже седая, это у тебя молодые красивые волосы.

Я сделала вид, что пропустила мимо ушей комплимент моим волосам, он показался мне неуместным. Потом сказала:

– Они не седые, разве что чуть-чуть, на висках.

– Я старею.

– Когда я была маленькая, ты был намного старше, а теперь помолодел.

– От горя не молодеют.

– Значит, горе не очень сильное. Я знаю, что ты стал видеться с Мариано.

– Кто тебе рассказал?

– Мама.

– Неправда, просто иногда, когда он приезжает навестить дочерей, мы общаемся.

– И ссоритесь?

– Нет.

– Так в чем же дело?

Дело было ни в чем – отец просто пытался продемонстрировать, будто скучает по мне и будто ему больно меня не видеть. Порой он так ловко разыгрывал спектакль, что я забывала о том, что верить ему нельзя. Он был по-прежнему красив, он не исхудал, как мама, даже кожа осталась прежней: поддаться очарованию его ласкового голоса, снова вернуться в детство, довериться отцу было очень легко. Однажды, когда мы по традиции закусывали панцаротти и пастакрешута, я вдруг заявила, что хочу прочитать Евангелие.

– С чего это вдруг?

– Это плохо?

– Это очень хорошо.

– А если я стану христианкой?

– Не вижу в этом ничего дурного.

– А если я крещусь?

– Главное чтобы это не было капризом. Если у тебя есть вера, то все в порядке.

Итак, он ничуть не возражал; но я сразу пожалела о том, что поделилась с ним своим намерением. Теперь, после Роберто, воспринимать отца как авторитет, как человека, достойного любви, было невыносимо. Какое он имел отношение к моей жизни? Я ни в коем случае не собиралась опять уважать его и любить. Если я когда-нибудь прочитаю Евангелие, я сделаю это ради молодого человека, которого слышала в церкви.

Попытка сблизиться с отцом, заранее обреченная на провал, лишь усилила желание увидеть Роберто. Я не выдержала и решилась опять позвонить Виттории. Она ответила грустным голосом, хриплым от курения. На этот раз она на меня не накинулась, не стала оскорблять, но и нежности не проявляла.

– Что тебе нужно?

– Хотела узнать, как ты.

– Нормально.

– Можно заехать к тебе в воскресенье?

– Зачем?

– Повидаемся. К тому же мне было приятно познакомиться с женихом Джулианы: если он снова приедет, я с удовольствием с ним встречусь.

– В церкви больше ничего не устраивают. Нашего священника собираются выгонять.

Она не дала мне времени рассказать, что я встретила дона Джакомо и обо всем знала. Виттория перешла на диалект: она была зла на всех – на прихожан, епископов, кардиналов, папу, а еще на дона Джакомо и даже на Роберто.

– Священник зашел слишком далеко, – сказала она, – это как таблетки: сначала они лечат, потом проявляется побочное действие. Так что теперь нам еще хуже, чем раньше.

– А Роберто?

– Роберто не думает о последствиях. Приезжает, устраивает невесть что, потом уезжает, мы его месяцами не видим. То он в Милане, то здесь, Джулиане от этого тоже не очень здорово.

– Но от любви-то ей хорошо, – сказала я, – разве любовь может причинить вред?

– Что ты в этом понимаешь.

– Любовь добра, ей не страшно долгое расставание, она все выдержит.

– Ничего ты не знаешь, Джанни, складно болтаешь по-итальянски, а сама ничегошеньки не знаешь. Любовь не очень-то прозрачная штука, она как окно в сортире.

Этот образ произвел на меня впечатление, я сразу подумала, что он противоречит ее рассказу об их с Энцо любви. Я похвалила Витторию, сказала, что мне хотелось бы чаще с ней разговаривать, попросила:

– Когда вы все вместе соберетесь на обед – ты, Маргерита, Джулиана, Коррадо, Тонино, Роберто, – можно мне тоже прийти?

Она рассердилась, голос зазвучал агрессивно.

– Сиди-ка ты лучше дома: твоя мать считает, что здесь тебе не место.

– Но я буду рада вас повидать. А Джулиана с тобой? Хочу с ней поговорить.

– Джулиана у себя дома.

– А Тонино?

– По-твоему, Тонино ест, спит и срет у меня?

Она резко оборвала наш разговор – грубо и, как всегда, вульгарно. Мне хотелось получить приглашение, узнать точную дату, быть уверенной, что через полгода или через год я снова увижу Роберто. Этого не произошло, но я все равно чувствовала приятное возбуждение. Виттория толком ничего не сказала про отношения Джулианы и Роберто, но я поняла: что-то пошло не так. Конечно, мнению тети нельзя было доверять, скорее всего, ее раздражало как раз то, что нравилось Джулиане и Роберто. Но я принялась фантазировать, что – проявив упорство, терпение и ради их же блага! – я стану посредником между ними и тетей, ведь я говорила так, что все меня понимали. Я решила найти Евангелие.

Дома Евангелия не оказалось, но я не учла, что как только я упоминала о какой-нибудь книге, отец сразу же ее доставал. Спустя несколько дней после нашего разговора он появился у лицея с комментированным изданием Евангелия.