Мэрибет Мэйхью Уален - А вдруг это правда? [litres]

Что в тот день изменилось? Я не знаю. Я оказалась в нужном месте в нужное время или в неправильном месте в неправильное время? Сначала было по-одному, потом – по-другому. Все поменялось, как если бы вот сейчас в небе солнце, а потом вдруг – луна, и не понимаешь, как это произошло. Почему она решила обратить на меня внимание и почему я должна была ей ответить? Если бы я проигнорировала ее, все могло бы пойти иначе. Но я ответила. Она спросила, как меня зовут. Я назвалась. Она сказала, как ее зовут (я знала: уже сто раз слышала, как ее сестра выкрикивала имя), и мы начали играть в «переплыви бассейн». Все, что произошло после, оказалось необратимым. Оно просто случилось.

Однажды, когда у мамы не было ни работы, ни бойфренда, она отправила нас к своей тете Руби, которая жила на ферме за городом. Мы пробыли там долго, хотя мама заверяла нас, что это было не так уж долго. Сомневаюсь, что это правда, да и неважно. А важно то, что, пока мы были там, я увидела две вещи, которые никогда не забуду: рождение теленка, а затем, через несколько дней, этот теленок умер. Я до сих пор помню, как мы нашли его, холодного и застывшего, в углу стойла. Тетя Руби не знала, что случилось с теленком. Она сказала, что иногда существа просто недостаточно сильны, чтобы выжить в этом мире.

Стоя у бассейна в окружении чужих людей, которые пристально на меня смотрели, я думала об этом теленке и о том, как Каттер в отчаянии плещется – как бывало каждый раз, когда он заходил в воду. Он тоже недостаточно силен. Но я должна была быть сильной за него. Я думала, сколько раз проявляла жестокость по отношению к нему, игнорировала его, говорила ему ужасные вещи. Я надеялась, что он знает, что я ничего такого не имела в виду. Я почувствовала, как слезы катятся по моему лицу, и даже не потрудилась их вытереть. Мне было все равно, что чужие люди увидят, как я плачу.

Взрослые устроили небольшое собрание и решили, что я должна поехать в дом к пожилой женщине, которая всегда приводила в бассейн Алека и Лайлу. А еще она всегда привозила с собой вкусные снеки, поэтому я решила, что не так уж ужасно к ней поехать, даже если она была незнакомкой, а мама сказала мне никогда не ходить с чужими людьми. Мама также велела мне все время присматривать за Каттером, но я этого не сделала, так что, возможно, я заслужила то, что может случиться со мной в чужом доме.

Но когда мы туда добрались, ничего страшного не произошло. Пожилая женщина, которая велела мне называть ее Зелл, налила мне в ярко-бирюзовую металлическую кружку кока-колы, ставшей такой же холодной, как лед, который она туда положила. У меня так сдавило горло, что я не смогла проглотить кока-колу, поэтому просто держала чашку в руке, пока у меня рука не замерзла, затем поставила ее на кофейный столик и стала смотреть, как конденсат собирается каплями и стекает по стенке кружки; после этого пожилая женщина – Зелл – пошла искать подставку.

У нее был хороший дом. Уютный. Такие дома показывают по телевизору. И Зелл тоже была словно из телевизора, из какой-нибудь мыльной оперы, где играла толстую соседку – добрую, но малость надоедливую, такую, которую просто приходится любить, потому что намерения у нее добрые. Она пристально смотрела на меня, пока я вежливо сделала глоток кока-колы, и я про себя сказала: «Она хочет как лучше, намерения у нее добрые». Она ведь привезла меня в свой дом, так? Она взяла меня к себе, когда никто ее об этом не просил. Все они могли бы оставить меня там вопить и рыдать, могли бы понадеяться, что рано или поздно я возьму себя в руки и доберусь домой.

Но они сгрудились вокруг меня, как футболисты на поле, и приняли решение. Может быть, они тянули соломинку, и Зелл досталась короткая. Но как бы ни проходили выборы, выбрали ее. Она сказала мне, что я еду к ней домой, как будто это была лучшая новость, которую она когда-либо слышала. И когда мы уходили, другие тоже пошли с нами, и каждый обещал, что проведает меня позже, будто им взаправду не все равно.

– Тебе станет немного лучше, – сказал папа Алека и Лайлы.

И вид у него был очень-очень грустный, и я пожалела, что у меня нет такого отца, как он. Я знала, что у них нет мамы, но иногда я думала, что папа в любом случае был бы лучше. То есть если бы пришлось выбирать только кого-то одного из родителей.

Засыпая на кушетке Зелл под пледом, который она накинула на меня, когда я не могла унять дрожь, я подумала о вывеске у входа в бассейн, она гласила:

Может быть, это действительно так?

Дженси Сейбот сидела за столом на его кухне и выглядела так, будто ей здесь самое место. Словно заходила не ранее как на прошлой неделе, чтобы оставить немного черники, которую собрала, и вернулась, чтобы съесть маффины, которые испекла с этой черникой Брайт, или чем там еще заняты женщины, пока он на работе. Он старался не пожирать ее взглядом, впитывая перемены, произошедшие с тех пор, как он видел ее в последний раз, а было это вовсе не так давно, как считала Брайт. Об этом он не мог проговориться. Пока Дженси прекрасно делала вид, будто ничего не случилось. Неужели она забыла?

Его взгляд снова скользнул по ней. Черт возьми, она все еще была красива! Неважно, остались ли ее волосы того же светлого золота, что и в старших классах, или она их подкрашивала. Если не считать едва заметных морщинок вокруг глаз и чуть больше мудрости во взгляде, она выглядела точно так же, как девушка, в которую он впервые влюбился. Он заставил себя отвести взгляд и улыбнуться Брайт, которая была перевозбуждена от произошедшего в бассейне. Она практически ни о чем другом не могла говорить.

– И что же случилось потом? – спросил он, изображая заинтересованность, когда больше всего на свете ему хотелось расспросить Дженси, почему она вернулась, и узнать, не злится ли она на него. Она имела на это право.

– Его увезли в машине «Скорой помощи». Но самое печальное… – Брайт и Дженси обменялись скорбными взглядами. – Самое печальное – это его старшая сестра. Ее санитары с собой не взяли, и это просто разбило ей сердце. У нее начался нервный срыв, а мы все просто стояли и пытались сообразить, что делать.

Брайт снова взглянула на Дженси, и Ивретт увидел в ее глазах чуть заметный проблеск былого обожания.

– Дженси просто потрясающе справилась.

Дженси пожала плечами.

– Она почти ровесница моих дочерей. Я просто разговаривала с ней так, как разговариваю с ними, когда возникает кризис.

У тебя в жизни было много кризисов? Он воздержался от вопроса вслух. Ему нравилось думать, что ее жизнь в Коннектикуте была хорошей, лучше той, которую она оставила позади. Той, в которой когда-то был он.

– Ну, ты ее успокоила. – Встав, Брайт начала убирать тарелки после ужина, знаком предложив Дженси остаться сидеть, когда она попыталась встать. – От меня никакого толку не было.