Э. Дж Пирс - Дорогая миссис Бёрд… [litres]

Когда мы наконец попали внутрь, в зале уже вовсю кружились парочки. На сцене играл ансамбль, и, закрыв глаза на то, что почти все мужчины были в военной форме, а девушки не в вечерних платьях, а в обычных, можно было представить, что мы в мире, где нет ужасов войны.

Уильям сразу пригласил на танец Банти, а мы с Чарльзом немного понаблюдали за ними. Счастливая Банти танцевала фокстрот с Биллом, и шифон порхал за ней, как божья коровка, летящая на небо. Я помахала им, смеясь.

– Кажется, теперь мы сами по себе, – Чарльз попытался перекричать музыку и гомон в баре. – Потанцуем или сперва выпьем чего-нибудь, отметим вечер?

– Выпить совсем не повредит, – крикнула я в ответ. – А что будем праздновать? Скорее, вон свободный столик.

Пара влюбленных освободила столик, отправившись танцевать, и я рывком потащила Чарльза к столику, боясь не успеть. Мы довольно грубо оттеснили коротышку, говорившего с какой-то высокой барышней, и плюхнулись в обитую бархатом кабинку.

Коротышка признал поражение, и у нас одновременно вырвалось «Ура!», и мы победоносно расхохотались.

– Ловко мы их, – улыбнулся Чарльз, подзывая искусно лавировавшего между людьми официанта. – Готов поспорить, в танце ты дьявольски хороша. Шампанского?

Он чуть помедлил, нахмурившись.

– Я же не похож на хлыща, правда?

– Нет, что ты, – заверила его я так горячо, словно каждый четверг только и делала, что ходила в дансинг и пила шампанское.

– Отлично, – просиял он, делая заказ, затем посмотрел на меня с улыбкой.

– Ты же прекрасно понимаешь, что я делаю вид, будто ко всему этому привык, не так ли? Скажи, у меня получается хоть чуть-чуть?

Вообще-то пока все шло довольно неплохо.

– О да, – поддержала его я, – еще как получается.

– Слава богу. Не знаю, что на меня нашло, честно. Пижон из меня никудышный. Завтра буду себя крыть последними словами, если продолжу в том же духе.

– У нас же праздник, так отчего же не повеселиться? – я поспешила на выручку.

– Уговорила, – усмехнулся Чарльз.

– Правда, нужен повод, но какой? – размышляла я, хотя это было совершенно неважно.

Чарльз наклонился ближе, чтобы заглушить шум в зале. Появился официант с бутылкой и двумя бокалами.

– Думаю, стоит отпраздновать то, что я возвращаюсь на фронт, столь чудесным образом проведя время с тобой.

Я густо покраснела.

– Да я же ничего особенного не делала. Мы же просто были в кино и говорили по телефону. Ну и вот это вот.

Официант разлил по бокалам шампанское с молчаливого одобрения Чарльза.

Он передал мне бокал, на миг лицо его стало жестким, взгляд синих глаз посуровел.

– Невеселый выдался год, порой бывало очень тяжело.

Сейчас Чарльз меньше всего походил на франтоватого ферта. Он прокашлялся.

– Эмми, хочу сказать тебе, если, конечно, не против, что все это время ты была единственной моей радостью.

Я вцепилась в ножку бокала, заставляя себя посмотреть ему прямо в глаза.

– Мне с тобой тоже очень хорошо. Спасибо тебе, – ответила я так тихо, что он вряд ли что-то услышал. О таком не кричат.

Какими красивыми были его глаза! Может, все дело было в шерри? У меня перехватило дыхание.

Он поднял бокал.

– За нас, Эмми Лейк.

Бокалы зазвенели, а мы все смотрели друг на друга.

– За нас, – повторила я, и чуть слышно прошептала: «За нас, о Господи».

Потом мы помолчали немного, и Чарльз, отставив бокал в сторону, сделал самый естественный жест на свете – взял меня за руку.

Но тут появились Билл и Банти, и я поспешно отдернула руку, о чем немедленно пожалела. Если даже он и подумал, что это вышло нелепо и грубо, то ничего не сказал, лишь повел бровью и улыбнулся мне.

Но как оказалось, вниманием Банти всецело завладел Билл. Разговор, несмотря на все наши ухищрения, не очень-то клеился – приходилось перекрикивать музыкантов и толпу, а Билл все не находил себе места. Он нервничал еще сильнее прежнего и с радостью остался за столиком с Банти, когда Чарльз пригласил меня на танец.

Квинтет старался что есть мочи, на танцплощадке было довольно людно, но нам быстро нашлось место, и мы оказались в самом центре кружащихся пар. В танце Чарльз вел уверенно и был искусен, с ним я совершенно не чувствовала себя мешком угля на плоту в потоке, как иногда бывает с плохими партнерами. С ним было по-настоящему здорово, и я хотела, чтобы это продолжалось всю ночь. Эдмунд никогда не любил танцы, и с ним я никогда так не веселилась.

Мы танцевали фокстрот, затем кружились, вальсируя, и не было ни мысли о звонках, бомбежках и заботах. Просто танцы и смех, и красивый мужчина, с которым было хорошо рядом. От всего этого голова шла кругом.

Со сцены объявили перерыв, и мы вернулись к столику, чтобы перевести дух. Все волнения Билла как рукой сняло, он улыбался шире, чем Чеширский кот, а Банти всхлипывала, и такой счастливой я еще никогда ее не видела.

Сама не своя от счастья, она почти что плакала, подняв свою левую руку.

– Эмми, смотри! Смотри же!

Билл только что сделал моей лучшей подруге предложение.

Не время было думать о ссоре с ним или о споре с Банти из-за этих дурацких писем. Сбылась ее самая сокровенная мечта.

Миг – и за столиком закипел самый настоящий водоворот объятий, поздравлений, восторженных визгов, слез радости и восклицаний, и Чарльз крепко жал руку Билла, повторяя «Молодец, старина», и все было так, будто мы знали друг друга всю жизнь. Затем Банти обняла меня, и я наконец разглядела прекрасное кольцо, когда-то принадлежавшее матери Билла, и снова захотелось плакать. Я знала, как сильно он ее любит и как сильно она хотела стать его женой.

Уильям заказал еще шампанского, и мы подняли тост за счастливых возлюбленных, за мир и бедную старую Францию, хоть та и сдалась первой. Банти прошептала мне на ухо, что им нужно уйти, чтобы позвонить бабушке, на что я сказала, что Конечно Же, Я Не Против, и они с Биллом растворились в ночи, а мы с Чарльзом остались вдвоем.

Как заразительно бывает счастье! Мы танцевали, казалось, целую вечность, а потом жаловались друг другу, что стоптали все ноги, но шли домой рука об руку по темным улицам под дождем. На севере рвались бомбы, но нам это не мешало. До Денби-стрит мы дошли уже далеко за полночь и теперь шептались у порога. Чарльза ждал поезд в пять утра, и неизвестно было, как долго продлится эта разлука. Горько было думать об этом, но мы старались не унывать, говоря друг другу всякие глупости и договорившись писать друг другу.

– Я не буду грустить, – пообещал мне Чарльз. – Буду ждать твоих писем. Да и неизвестно, вдруг следующий отпуск дадут скорее, чем я думаю.

Ложь эта прозвучала сладко, и я тоже пообещала писать ему наискучнейшие письма, чтобы он был рад быть от меня как можно дальше. Затем я замолчала, и мы просто смотрели друг на друга – таким печальным было это расставание двух едва сблизившихся людей. Да, Чарльз мне очень нравился.