Э. Дж Пирс - Дорогая миссис Бёрд… [litres]

– Позови ее, – сказал он, когда я остановилась перед чьим-то обезображенным телом. Я не могла узнать в этом Банти. Оно было ни на что не похоже.

– Это не она, – еле слышно шепнул мой спутник, и я кивнула, так как это было просто замечательно. Я снова принялась звать Банти.

Мы пробирались между столиками, мимо сцены, где должен был играть ансамбль. Кто-то звал на помощь, стонал: «Больно… как больно!», но я не отвечала.

Я бросила их умирать, и это было омерзительно. В ту ночь я не думала об этом. Если Банти была жива, ей нужна была моя помощь. Я продолжала искать.

Люди были завалены обломками, засыпаны пылью, и стекло, повсюду было столько стекла, и мы склонялись к каждому из лежащих, чтобы посмотреть, может быть, это Банти или Билл? Но пока мы не могли их найти среди мертвых, и нам могло повезти. Не все здесь, внизу, были мертвы или умирали.

Какая извращенная логика! Спустя многие месяцы я буду лежать в кровати без сна, вспоминая ту ночь и то, какой бездушной я была тогда.

Я продолжала искать, бродя среди тел, разорванных на куски, среди тех, кто погиб, но все еще сидел за столом. Опаленные, обожженные, мертвые. Словно пьяный, мертвец уронил голову на стол. Я не видела его лица, и у него не было рук.

Отвернувшись, я звала ее снова и снова. Мистер Коллинз все время был рядом со мной, и я знала, что он не бросит меня, не отступится. До конца своей жизни буду любить его за это, хоть он и мой начальник.

Внизу были и другие люди. Они помогали раненым, кто-то тащил носилки. Здесь были настоящие медсестры, хлопотавшие над кем-то и сыпавшие медицинскими терминами. Где-то неподалеку от сцены я слышала, как Рой зовет Билла и Банти.

Вот две танцовщицы склонились над кем-то. Одна рвала скатерть на полосы, вторая зажимала рану. Обе были в костюмах с блестками, совсем нетронутых.

– Господи, Анни, еще каких-то пять минут, и нас бы тут уже не было, – вздохнула одна. – Бедная девочка.

Сдержавшись, чтобы не закричать, я направила луч фонаря на девушку. Она была в одном белье, ее платье сорвало взрывной волной. Лица не было видно, но ее волосы были светлыми. Это была не Банти.

Должно быть, танцовщицы были за сценой на перерыве, когда это случилось. Я посветила в сторону сцены за их спинами. Там лежали огромные куски обвалившейся стены и штукатурки.

И я увидела, что под одним из них мелькнуло длинное платье. Цвета было не разобрать, но на подоле были оборки.

– БАНТИ! – закричала я не своим голосом. Это она! Это должна быть она!

Я бросилась к ней, упала рядом на колени, прямо на стекло. Ее нога была зажата грудой обломков, и вся она была засыпана мусором, но я видела ее лицо – лицо моей Банти.

Приоткрыв рот, она попыталась что-то сказать. Тихий стон сорвался с ее губ, и я не понимала, что она пытается сказать, но она была жива. Жива!

– Банти, милая, все хорошо, – я коснулась ее щеки. – Все будет хорошо.

Я начала разгребать кирпичи и штукатурку. Мистер Коллинз, стоя на коленях, делал то же самое.

– Ты не умрешь, мы приведем помощь, ты обязательно поправишься, – твердила я без устали.

Банти моргнула раз. Другой. Пыль попала ей в глаза, и она готова была вот-вот надсадно закашляться. Но она посмотрела прямо мне в глаза и страшным, хриплым голосом произнесла лишь одно слово:

– Билл.

Когда приехали машины неотложной помощи и Банти увезли, мистеру Коллинзу пришлось подкупить таксиста, так как тот не хотел везти нас – так жутко мы выглядели. Кэб плелся за длинной серой вереницей машин, следовавших в больницу Черинг-Кросс, и остаток ночи превратился в продолжение кошмара: снова найти Банти и узнать, нашелся ли Уильям. Мистер Коллинз дал мне немного мелочи, и я звонила родителям из больницы, снова и снова повторяя: «Банти серьезно пострадала, папа, Билла мы не нашли, да, Банти ранена!».

Мама и папа сразу выехали к нам домой, и бабушка Банти тоже, только она отправилась прямиком в госпиталь. Доктора отправили нас с мистером Коллинзом домой, предварительно перевязав мои изрезанные колени, но ни словом не обмолвившиеся о судьбе моих друзей. Я знала только, что, когда носилки грузили в машину, Банти была жива.

В это воскресенье мы с ней должны были сидеть дома, вспоминая чудесную, пленительную ночь в модном клубе, и дожидаться Билла, чтобы еще раз поговорить обо всем, что там было.

Вместо этого Мама бесконечно заваривала чай, Папа настоял на том, чтобы сменить безупречно наложенные медсестрой повязки, а я пыталась не вспоминать ничего из увиденного.

Без десяти одиннадцать зазвонил телефон – бабушка Банти навестила внучку. Отец снял трубку и выслушал ее, изредка отвечая «Ясно» и «Это очень хорошо, миссис Тэвисток» в своей докторской манере. Затем спросил, есть ли новости об Уильяме, и после недолгой паузы оживился: «Что ж, уверен, вам сообщат, когда все прояснится».

Отец попрощался с ней, сел рядом и взял меня за руки.

– Ей здорово досталось, девочка моя, – тихо сказал он. – Потребуется много времени. Я услышал достаточно, и обещаю, что она скоро пойдет на поправку, правда. Хотя мы и не знаем, где сейчас Уильям, миссис Тэвисток уверена, что он найдется. Пострадавших развезли по разным больницам, и это тоже займет время.

После таких новостей казалось, что все и вправду наладится.

Почти в двенадцать у входа кто-то позвонил. Окрыленная словами отца о том, что Банти поправится, я спустилась вниз, чтобы открыть дверь. Не с радостью – с надеждой. С Банти все будет хорошо, и ее бабушка скоро сообщит нам, где сейчас Билл.

Но едва открыв дверь, я увидела Роя, и все поняла.

Он все еще был в парадной форме, весь перепачканный грязью и сажей, потерял свою фуражку и шинель, но страшнее всего было его лицо.

– Эмми, малышка, можно войти? – тихо спросил он, стоя на пороге.

Я не могла сделать ни шагу.

– Ты его нашел? – прошептала я.

Рой кивнул, и тень печальной улыбки пробежала по его губам, но взгляд застыл. Он смотрел в холл.

– Давай присядем.

Стало трудно дышать.

– Рой?

Рой все еще стоял у двери.

– Нет его больше, малышка, – тихо проговорил он. – Билл умер.

Когда о таком слышат герои фильмов, они ахают, театрально падают в обмороки, зажимают рот рукой. Но это была настоящая жизнь. Я хотела сказать Рою, что это неправда. Что он ошибается. Я хотела вернуть время вспять, хоть на десять секунд назад, чтобы не знать об этом.

Я просто стояла, не двигаясь, словно кто-то украл весь воздух, которым я дышала.

Мои губы задрожали, как в детстве, и нельзя было остановиться, нельзя не дрожать вслед за ними, уже всем телом, и все вокруг рушилось на глазах.

Но я старалась. Я до крови закусила губу, пытаясь дышать глубоко, пытаясь быть настоящей бравой англичанкой. Не вышло. Я заплакала. Хлынул целый ливень из слез. Откуда их столько? Может быть, они просто выжидали все это время, таились внутри, пока не случилось что-то ужасное? Как же им должно быть тяжело.